Часть 1
29 июля 2019 г. в 01:37
Мадаре снова снился этот сон. За многие годы он привык к нему также, как к потрёпанным страницам любимой книги. Этот сон был ярче любого настоящего воспоминания. Сон с бурлящей в жилах кровью и всепоглощающей силой — не как от простого сражения, но как от ужасающей битвы, отзвуки которой можно было бы встретить через десятилетия.
Мадаре снова снилась его смерть.
Он проснулся в холодном поту, пряди седых волос окутали паутиной взмокшие лицо и шею. Смахнув их, Мадара нелепо прижал руку к груди, прекрасно понимая, что не почувствует ничего, кроме собственного сердцебиения и изношенной плоти под слоями хлопкового немаки.
Вздохнув, он повернул голову ко второму обитателю кровати. Если его самого старость просто не щадила, то над Хаширамой она искусно посмеивалась. Лицо, смотревшее на всех с горы Хокаге, выветрилось, но не потеряло молодости. Лицо, уткнувшееся одной стороной в подушку, было искривлено морщинами, и его кожа слегка обвисла. Тем не менее, если с головы Мадары давно исчезли чёрные пряди, то волосы его возлюбленного хоть и приняли железный оттенок, но среди него легко можно было найти исходный чёрный.
Хаширама спал, слишком привыкший делить кровать с Мадарой, чтобы просыпаться от каждого движения. Его не пробудило и осторожное объятие: он продолжал тихо посапывать.
Он всё ещё здесь. Они оба здесь. Мадара искренне радовался этому, хоть и считал старость менее достойной, чем смерть в бою. Он никогда и не планировал состариться. Да и проводить последние пятьдесят шесть лет, живя вместе с человеком, которого когда-то пытался убить, в общем-то, тоже. Жизнь — забавная штука.
Мадара валялся на кровати, пока его внутренние часы не начали твердить, что пора вставать. С ленцой, он прижался к своему дремлющему партнёру и, прислонившись лицом к изгибу его шеи, прошептал:
— Хаширама.
Ответ пришёл через несколько долгих секунд:
— Нгх… нет. Снаружи ещё темно.
Мадара даже не стал утруждать себя, закатывая глаза на этот слабый протест:
— Ты обещал детям, что покажешь Мокутон, — напомнил он.
Хаширама приобнял его за плечи, прижимая ещё ближе:
— Дети могут увидеть его в более адекватное время. А сон для красоты полезен.
— Боюсь, о красоте тебе уже лет тридцать как поздно заботиться, — сказал Мадара. (На самом деле Хашираму он считал красивым и сейчас, но никогда бы в этом не признался.) Он легонько подул на его шею, заставив возлюбленного задрожать от своеобразной щекотки.
— Если я встану с кровати, ты заваришь мне чай?
— Ты себе и сам можешь заварить. Но я согласен сделать себе чашку и разделить её с тобой. Давай, — настаивал он, целуя Хашираму в уголки губ:
— Вставай, ленивый старикашка.
— Сказал грубый старикашка, который даже чай мне налить отказывается, — пробормотал, но совсем не тихо, Хаширама и, расцепив объятия, медленно сел, потягиваясь.
Пара убрала футоны во встроенный в стену шкаф и переместилась в другую комнату. Их дом был маленьким, в традиционном стиле и не менялся с того самого момента, как Хаширама вырастил его десятки лет назад. Многие дома в Конохе подверглись модернизации, но не их. Мадаре это нравилось — так проще. Хотя душ имеет множество преимуществ и не всё телевидение — чушь, мысленно признал он, снимая чайник с огня. Он налил две чашки чая, полностью позабыв о том, что не собирался этого делать.
Дети, которые ждали их в академии, только закончили утренние ката, их круглые щёчки покраснели от напряжения после пробежки и попыток принять правильные стойки, несмотря на свои пока плохо скоординированные тела. Всем им было по четыре года. Он с Хаширамой пытался — столько раз за эти годы — повысить возраст для поступления в академию. Безрезультатно. Тем не менее, оставшегося у них влияния всё-таки хватило, чтобы пресечь на корню нелепую идею о преждевременном выпуске из академии сына Хатаке Сакумо. Беловолосая голова мальчика выделялась из толпы.
— Он ребёнок! — практически рычал Хаширама. Каждый предмет в кабинете Хирузена, не прибитый гвоздями к полу, дрожал от силы его гнева. АНБУ, сторожившие снаружи, напряглись и сам Хокаге явно нервничал, несмотря на преклонный возраст стоящего перед ним. Губ Мадары коснулась улыбка.
— Меня не волнует напряжённость между странами и необходимость наращивания боевой мощи Конохи. Будь дипломатичнее! Не заставляй детей страдать. Не для этого мы строили деревню.
— Выпускать таких коротышек бессмысленно, — согласился Мадара, наслаждаясь дискомфортом, охватившем Хирузена. Он не одобрял ни его кандидатуру, ни то, что он дал Шимуре Данзо слишком много свободы.
— Оставьте ребёнка в покое.
На площадку вышли и старшие ученики. Пожилая пара стояла в отдалении, и Мадара различал в толпе учеников детей и внуков (и даже правнуков) людей, которых знал. Разумеется, там были и дети из его клана. Одного из них, который бежал к ним, сияя от восторга, не заметить было невозможно:
— Оджи-чан!
Он подскочил к Мадаре, который пресёк попытку заключить себя в объятия, поставив между ними трость. Он больше не повторит этой ошибки — Обито мог на радостях и с ног сбить.
— Здравствуй, негодник, — сказал он, потрепав его по голове:
— Хаширама скоро построит вам новый дом на дереве.
Хаширама менял домик каждую декаду — из-за дождей они постепенно прогнивали.
— Я попытался взобраться на дерево при помощи чакры, как ты показывал, но упал, — признался Обито, надувшись:
— Рин накричала на меня. И назвала меня глупым!
— Это потому, что ей не всё равно, — сказал ему Мадара, из-за чего Обито, обернувшись, посмотрел на девочку с полными изумления глазами. У него было мало друзей.
— Иди уже, — сказал он, подтолкнув в сторону одноклассников.
— Он такой милый, — сказал Хаширама, когда мальчик уже не мог их услышать:
— Похоже, ты снова стал дедушкой.
По очевидным причинам, у них никогда не было своих детей. Однако Цунаде это никогда не волновало.
Мадара не стал отрицать. Когда-то Хаширама предложил ему считать всю деревню своей семьёй. Та речь казалась ему несвоевременной, но спустя годы, пусть и косвенно, она воплотилась в жизнь. Пока Хаширама медленно опускался на колени и складывал печати, позволяя вишнёвому дереву, ветви которого принимали очертания дома, прорасти на пустом месте, Мадара размышлял. Да, он научился любить это место. Но домом оно стало для него, только когда Хаширама сделал деревню его домом.