***
Они начинают! Совершенствуя форму, Цветок отдает своих лепестков многоцветье щедро солнцу, Но пчела пролетает мимо, И они утопают с плачем в перегное. Можно назвать это плачем, Что дрожа проплывает над ними, А они увядают и гибнут.
Надвигался гром, чьи малые вспышки на горизонте высвечивали контуры темнее любой водосточной ямы громоздящихся туч, что медленно плыли навстречу. Цвета морской волны покидали верховые своды, сменяясь закрученными белыми спиралями, превращающимися со временем в разветвляющуюся дугу по наточенным кроям небосклона. С воем ветер пересекал чертоги замка, врезаясь колючими столбами пыли в главные ворота, что неистово подрагивали, раздаваясь скользким скрипом покачивающихся железных цепей. Удары грома яростно сотрясали землю, словно желая выбить живительную силу из плодородных почв, а дождь колыхал её, даруя свирепые удары, которые просачивались в низовья рек. Молнии свирепо пронзали черную далеко несетчатую поверхность, будто делая ножевые порезы на береговой линии, что виднелась в нескольких километрах. Грохот не стихал, и сердце замирало, когда очередная волна пылким зверством качала люстру, а дерево с едким дымом приземлялось около них, как подстреленное из мощного ружья. Летний вечер сменялся ночью, давая той властвовать над лугами, которые превращались в водянистую пену, где не было видно грязного зеленого цвета, над замочными скважинами, что наполнялись смертельной влагой, создававшей слой ржавчины, над людьми, что скрывали свои лица под масками, чьи тяжёлые корпуса оставляли потные вмятины на коже и покраснения, над желаниями, которые отсвечивали в приглушенном свете свечей яркими бликами и приводили в действие остановившиеся когда-то давно механизмы светских бесед. Они праздновали заслуженную победу человечества над титанами, что отравляли их существование на Парадизе столетиями. Лёгкие наливаются сладостным упоением, когда рука берется за бокал вина и встречается в победном звоне с бокалами неизвестных, чьи овальные лица растянуты в улыбке, а глаза, скорее всего, наполнены блеском, подобным начищенным столовым приборам после тщательной сушки. Банкетный стол, покрытый белой скатертью, простирался длинным прямоугольником, уходящим в полукруговую фигуру, и ширился ближе к концу, вмещая нарезки мяса, сырные изделия, что недурно отдавали острыми специями и кислым запахом в радиусе трёх-четырех метрах. Спокойная музыка лилась от скрипок вперемешку с громовыми раскатами, у которых получалось заглушить практически любые звуки, издаваемые инструментами. Роскошные картины венчали серые каменные стены золотыми рамками, где были изображены великие личности в роскошных, расшитых драгоценными камнями нарядах на грязно-коричневых фонах. Люди в чёрных одеждах подносили закуски на подносах, куда могли поместиться около сорока угощений, предназначенных для утоления голода перед горячими основными блюдами. Маскарад был определенно одной из самых безумных идей Ханджи за последнее время. Она словно желала вдохнуть жизнь в тех, кто задолго до этого распрощался с ней, но сейчас находился здесь, пробуя напитки на вкус, заинтересованно рассматривая дам, что грациозной походкой в дорогих и не очень платьях расхаживали по залу. «Однако не всё так просто», — подметил Аккерман, скрестив руки. Он понимал, что четырехглазая не уймется так просто, пока не сведёт хотя бы половину корпуса и в том числе его с ума — хотел бы сказать Леви, закатив глаза, но нет….со вторыми половинками. Так она смогла бы добиться эффекта излишней смелости, одевая людей не в свои прямые оболочки и тем самым, давая шанс раскрепоститься. Повсюду множество пёстрых струящихся шлейфов, практически парящих юбок, иссиня-чёрных перьев, серебреных украшений, костюмов, а, главное, лживых пустозвонов на одну ночь и девиц достойных их. Единственное, что он сделал, чтобы сменить свой выходной наряд на более загадочную атмосферу праздника, это снял жабо и надел чёрного цвета перчатки (по причине необходимости в случае того, если предаться дотрагиваться до присутствующих на вечере). Маска, которую он приобрел на рынке, выложив не малую сумму монет торговцу, была бурого цвета с оливковым отливом и напоминала благородное животное — льва. Смиряя других взглядом, Аккерман злостно выдохнул, когда одежда начала прилипать к телу, а чистого воздуха начинало не хватать, хотя тугие ремешки не давили на грудную клетку и не стягивали его. Конечно, это всё отговорки достойные маленьких детей, но он не желал принимать участие, а тем более активное в «кружках по интересам». Глупая затея глупых людей, чтобы обсудить проблемы насущные бытия, политики, бестолковости военных и прочих аспектов, что за последний год неудачно вылились в не урожай или же неправильно подобранные туфли. Аккерман пригубил несколькими бокалами уже более крепкого спиртного, но, кажется, это никак не подействовало на него. Он не стал веселее, а, наоборот, какое-то увиливающее нехорошее чувство промчалось вдоль позвоночника, из-за чего он не спеша, направился ближе к выходу. Музыка приобрела плавный характер, перерождаясь со времен в более тактичный давно забытый им вальс. Не сразу, однако, были и те смельчаки, что решились взять под руку своих дам или кавалеров, направившись танцевать. И Леви остановился, вспоминая, как Смит около трех лет назад заставлял учить его изящные полные обороты в два такта с тремя шагами в каждом этого «чертовски адского», по его мнению, танца. Он всё ещё не понимает, для какой цели, но, видимо, Эрвин обладал пророческими способностями и предвещал это событие — иначе объяснить нельзя. Боковым зрение Аккерман улавливает незнакомку, что одета в бордовый — его любимый цвет. Он подметил, что она явно скучала не хуже его, разделяя сидение за столом совершенно одна. К ней красноречиво подходит высокий мужчина, и она тут же кидает резкий отказ, абсолютно не заинтересованно всматриваясь в кружащиеся пары. И тем самым он подтвердил свою догадку, что большинство мужчин пускают на неё слюни. Она определенно притягивала внимание своим, словно точеным вырезом на пышной юбке до пола, которую обрамляли алые цветы, откуда виднелась аккуратная, будто кукольная белая ножка, девственно оголенная до бедра. Корсет стягивал только грудь, давая возможность насладиться открытыми ключицами, худыми плечами и нежной молочной кожей, переливающейся в свете и тени. Красная маска с золотыми вставками и заколка в виде розы отлично гармонировали друг с другом, делая образ более привлекательным. Чёрной проволокой короткие прямые пряди спадали ниже щек при каждом вдохе. На секунду она заполнила его воображение своим статным образом, но как жаль, что там не было лица. Однако, даже если так, Леви знал, что обладательница такой шикарной фигуры не может быть хоть чуток страшна собой. Спустя минуту он уверенно двинулся навстречу ей, желая раскрасить свою душу в этой безумной палитре, слиться с ней. Аккерман ощущает, как лёгкие забиваются сладким, но не навязчивым ароматом её духов, которые разливаются горечью на кончике языка, когда он касается мимолётно губами её руки. — Не желаете разделить со мной танец, милая леди? — интересуется он. Микаса вздрогнула, когда сухие горячие губы притронулись к тыльной стороне её ладони, чего не позволял себе ни один мужчина или юноша, которые подходили к ней с предложением провести вечер в одной компании. Девушка не ожидала, что вызовет такой ажиотаж, уже в двадцатый раз за два часа отказывая всем тем, кто пытался привлечь её внимание. Ей буквально не давали спокойно дышать, и голова заполнялась всё новыми и новыми образами, очертаниями масок и глаз, что были видны между отверстиями. В платье было неудобно. До ужаса. Хотелось сорвать его, а потом сжечь, облачившись в привычную форму разведкорпуса — так она, по крайней мере, не чувствовала себя воздушным печеньем. Она не хотела танцевать, даже пить не особо хотелось — она осушила чуть больше бокала вина, чувствуя себя вполне адекватно. И когда новый претендент начал приближаться к ней, она уже была готова дать отрицательный ответ на любое его предложение, но помедлила, останавливая на нём взгляд больше обычного и прислушиваясь к низкому приятному голосу, чем выдержала неловкую паузу. Возможно, свою роль сыграл выпитый алкоголь, возможно, излишняя скукота так повлияла на неё, однако захотелось безрассудно делать то, на что не решилась бы, будучи собой настоящая Микаса. Идея принять предложение таинственного незнакомца закопошилась где-то внутри черепной коробки и не казалась уже до такой степени дикой, а, наоборот, перескочила в заманчивую. Она не могла не отметить по свой женской сущности, что он совершенно не плох собой, но единственное, что подводило — это рост. Аккерман взглянула в его глаза и встретилась с холодными серыми омутами. Она легко улыбнулась, не забирая своей руки из его пальцев. Кожа ладони чувствовала приятную шероховатость перчатки. — Почему бы и нет. Аккерман встрепенулся, когда девушка поднялась, являясь ненамного выше его, а он любил девушек такого роста. Лицо Леви исказила победная улыбка, когда множество завидующих и удивлённых глаз с некой дикостью прильнуло к их паре. Они, держась за руки, медленно двинулись к центру зала, где молодые пташки кружились в полете, разгоняя длинными подолами воздушной ткани пыль, под гнетом выбранных партнёров. Он чувствовал тепло, проливающееся расплавленным металлом сквозь перчатку, практически жар. Её голос разошелся с приятным дрожанием около лопаток, но Аккерман пытался скрыть это. Неожиданно в голову посетила мысль, что где-то он уже его слышал, этот мягкий девичий тембр, и тут же другая мысль наслоилась поверх той с тем, что это, возможно, его подчиненная или, по крайней мере, солдат из другого отдела. Он нахмурился, вспоминая, где мог встретить её, кроме как разведкорпуса. Аккерман никогда не встречал настолько пропорциональных глазу форм, настолько грациозной, как у кошки, походки и прямой осанки. Это была идеальная женщина, нет, девушка в отличие от тех наглых хамок, что приходилось лицезреть ему каждый божий день. А теперь и волосы цвета вороньего пера не давали покоя, заполняя каким — то новоиспеченным дежавю его сознание. Когда они дошли, то он попытался выкинуть эти рассуждения и окунуться в атмосферу танца, несмотря на риск. Леви подхватил её, напористо притягивая к себе опасно близко, практически обжигая её шею дыханием, а та в свою очередь сразу же кладёт ему руку на плечо. Их пальцы переплетаются, и он не сомневается в том, что незнакомка не хуже его знает движения. Он был готов поспорить, что глаза у неё цвета лазурного неба или же медового оттенка, отдающие весельем, а не грязно-серые, как у него, в этом освещении. Леви желал бы сейчас уткнуться в её волосы, но пока было слишком рано. Он с лёгкостью мог отпугнуть свою находку. Они наконец-таки закружились в танце, отличаясь излишней контрастностью, которую можно причислить к греховной страсти, от присутствующих. Это было прекрасно, но резко прошлое яростной волной промелькнуло перед ним, где он именно с Микасой учился танцевать вальс, и тут что-то надломилось. Он скривился Нет. Нет. Нет. Ещё раз нет. Та просто хабалка, тряпка и любительница Йегера. — Вы просто божественны в танце. Никогда не встречал таких красивых…женщин, — на последнем предложении он прикусил язык, чтобы не сказать «как ты, Аккерман». Она, как бы сильно не зачаровал бы её таинственный незнакомец, чувствовала некое странное ощущение. Мужчина был значительно ниже её, и это наталкивало мысли на одного человека, но… Нет, не могло такого быть. В мыслях нет места коротышкам. Прищурившись, она повела головой в сторону, после чего расслабилась, давая возможность приятному аромату парфюма и порошка, исходящего от него, заполнить её существо, как чашу, и расплыться гуляющим движением по крови. Аккерман удивилась тому, насколько сильными оказались его руки. «Точно солдат», — вздумалось ей. Он не причинял боли, мягко касаясь её, но в тот же момент крепко прижимал к себе, ведя в танце. Некогда она училась танцевать вальс. Воспоминания того времени хочется поскорее выветрить из головы, как неудачное опьянение. Она всё ещё видит тот момент перед глазами, как оттоптала специально капитану пальцы за излишние колкости, что он пускал в её адрес. «Отвратительный человек», — подумала девушка, проводя параллель человеку, что сейчас вальсировал с ней. Взгляд зацепился за волосы незнакомца — в сознании с дробью вновь выстрелил знакомый до боли образ. «Он ни за что он не повёл бы себя настолько приятно. Он груб и невежественен в силу своего выше занимаемого статуса. Чурбан одним словом». — Осмелюсь сказать, что если бы не вели меня в танце так искусно, вряд ли бы что-то толковое вышло. Девушка незатейливо хихикнула, высвобождая свою женскую натуру, что хотела быть рядом с ним игривой и безрассудной кокеткой, сбросив все замки. Слова мужчины о её красоте вызывали смущение и будоражили, разлетаясь мурашками от того, насколько особенно он произнёс, казалось бы, обычную фразу. Она не знала, как правильно реагировать на комплименты — до сегодняшнего вечера не приходилось получать, поэтому губы тронула робкая улыбка, а лицо приобретало пунцовый оттенок с каждой минутой. — Благодарю. «Она прекрасна», — пронеслось в голове у Леви в этот момент. Незнакомка податливо начала скользить за ним, что не могло ни нравится. Он видел, что она пыталась кокетничать с ним, и это придавало ей шарму. «Это точно не Аккерман». Он не отказался бы от бурного продолжения с ней после этого вечера, но сомневался, что такие, как она, занимаются подобным непотребством с мужчинами, с которыми знакомы около получасу. Ещё несколько щедрых мыслей посетило его голову, и это уже касалось положения в обществе этой девицы. Такие роскошные платья может позволить себе опять-таки только солдат или же содержанка какого-нибудь скупердяя и, упаси боже, если это её муж. Леви недовольно поморщился. Для него было низко пользоваться чужой женщиной. Это то же самое, что забрать у кого-то носовой платок и высморкаться в него — также отвратительно. Он напрягся. Внутри всё натянулось. — Не побоюсь этого вопроса: у такой красивой дамы имеется мужчина? Да, это звучало странно. Да отчасти холодно, но если бы она правдиво ответила на этот вопрос, то всё встало бы на свои законные места. Он ещё сильнее прижал девушку к себе, словно пытаясь отнять воздух, а вместе с тем и вытиснуть из неё ответ. Микаса едва ли не сбилась с ритма от подобного вопроса. Крайне неожиданного. И крайне неприятного. Сразу вспомнилось, с какой целью она сейчас тут танцует. Отвлечься. Забыть. Перестать вспоминать. Не думать. Выкинуть лишнее. Она не совсем точно понимала, почему незнакомец интересуется подобными вещами, но, возможно, всё дело состояло в том, что он не хотел бы иметь дело с чужой женщиной. Это весьма благородно и похвально на взгляд Микасы. Ещё один плюс в сторону того, что он не может быть знакомый ей коротышка. И всё же почему-то заданный вопрос неприятно саданул по душе. Веселость ненадолго испарилась, а вместе с ней и игривость. Если бы он не прижимал её к себе так крепко, что она могла ощутить через корсет неспокойное биение сердца и сильное тело, то она бы, может, и вовсе попыталась уйти, но Микаса взяла себя в руки, решив не портить никому вечер. Теперь её так же одолевало любопытство и заинтересовало обратное: а не занят ли незнакомец? Он явно был не беден, по телосложению можно было ещё раз уверенно подтвердить, что он солдат. «Наверняка, он не страдает недостатком женского внимания». — Нет, не имеется. От былых сожалений и сомнений осталась лишь кривая улыбка, возможно, с несколько болезненным оттенком. Но вскоре Микаса вновь позволила себе раскрыться, как девушке. Хитренько улыбнувшись, она не упустила шанс задать собеседнику в противовес вопрос с таким же контекстом. — А что на счет вас, прекрасный незнакомец? Не ожидает ли вас где-нибудь ваша женщина? Ей не стоит показывать себя с такой стороны. Скорее всего, нужно остановиться, пока эта манерность не перешла грань разумного, освобождая клыки. Но почему-то этот мужчина будоражил кровь. Аккерман хотел попросить прощения за столь неуместный вопрос, когда её лицо перестало сиять в свете свечей, а улыбка слетела, канув в небытие. Он признаёт, что был слишком груб в этом деле, но когда услышал заветное «нет», тот тут же почувствовал, что стало легче дышать. Будь на её месте другая, то уже давно красный след ладони красовался бы на его щеке, или же просто незнакомка покинула его. Но она не ушла. Это ещё раз говорило о пользе данного выбора. Однако сомнения насчёт её персоны увеличились, когда он заметил скованность в движениях. Знакомое. Очень знакомое. Ему пора прекращать приводить параллели, нужно наслаждаться. И сейчас, когда она задала ему похожий вопрос, что-то весело зашевелилось, пронзая его лицо еле заметной довольной ухмылкой. Она стала вновь такой, какой была: веселой и заводной. Как же быстро меняется её выражение лица, что он никогда бы не смог разглядеть в Микасе. Это значило, что он ей всё-таки небезразличен, и их чувства хоть немного, но взаимны, что вся эта история имеет продолжение. Интересно, а если бы он ответил «да», как бы она отреагировала? Злилась бы или же просто молча ушла? Мужчина не стал проверять этого. — Прекрасного незнакомца сегодня ожидает одна очень обворожительная женщина, и я силюсь предположить, что это вы. У него перехватило дыхание от собственных слов. Он может упустить её своей напористостью, но танец предательски продолжался, как и музыка, что, не переставая, играла на заднем фоне. Леви намекал, и, наверное, это было слишком заметно. Можно подумать, что он держит какой-нибудь ушленький бордель на краю города. — Может, расскажите о себе? Микаса встрепенулась. А не слишком ли он… спешит? Его слова заставили вновь залиться румянцем, но Аккерман и не думала отстраняться. Хотела бы она продолжение? Она не была уверенна в этом, но ей было абсолютно ясно другое: убегать от незнакомца она точно не желала. В нем что-то влекло, притягивало, заставляло терять голову и прерывисто дышать. Что-то похожее она ощущала и рядом с капитаном, которого слишком часто начала вспоминать. Только вот рядом с ним её тянуло лишь на жестокость, хладнокровные убийства. Сейчас же хотелось показать себя с лучшей стороны, с той, с которой ещё никто её и не видел. Она была не воином, не защитником в данный момент времени, а просто красавицей в маске и танцевала с просто красавцем в маске. На его вопрос отвечать не хотелось. Не хотелось вновь возвращаться в свой образ Микасы Аккерман. Рядом с ним она может быть просто загадочной девушкой и этого совершенно не хочется терять. Девушка желала узнать о самом незнакомце, однако вряд ли она вытянет из него хоть что-то, не предоставив при этом информации о себе — этот мужчина явно не из тех, кто будет налево и направо раскидываться информацией о себе. Возможно, он сейчас тоже просто прячется под маской и наслаждается вечером. Но, тем не менее, Микаса решила попытаться использовать свои женские чары, если такие все же вложены в её давным-давно черствую солдатскую натуру, и тем самым, получить ответы на вопросы, не отвечая на них самой. Она чуть ближе прильнула к партнеру, хотя казалось, что между ними и так минимальное расстояние. Она несколько томно вздохнула и легко повела плечом, открывая более обширный вид на шею и декольте. Она очень надеялась, что не выглядит при этом как полная идиотка. Всё ещё улыбаясь, она тихонько протянула: — Ох, а так ли важно вам знать обо мне? Возможно, лучше вы мне немного поведаете о себе? Микасе казалось, что она выходит за рамки. Ей было немного страшно осознавать, что могло таится за всем этим. Она заигралась и уже стала другой версией себя. Слишком маняще прижалась к нему, что он с легкостью мог рассмотреть декольте стоит отпустить взгляд. Если это не намек, то что? Он нервно сглотнул, одурманенный этими духами намного сильнее, чем от выпитого алкоголя. Её шея, словно лебединая вытянулась. Аккерман слишком медлил. Он долго взвешивал все за и против, но всё-таки прильнул сначала носом, отчего она выгнулась, а потом губами к открытой области кожи, оставляя мокрый поцелуй. Она не сопротивляется, не отдаляется, и от этого сердце застучало в сотни раз быстрее. Он был готов выкинуть эту маску к чертям и уже увидеть эти горящие глаза, приоткрытые губы, из которых вырывается первый выдох похожий на стон. Жар прошёлся по всему нему, останавливаясь ниже пояса. Чертовка пытается с ним играть и не желает рассказывать о себе, отчего он получил дозу недовольства. Леви прикасается к её бедру, подхватывая практически рывком, и оставляет в области талии. Она выдохнула слишком громко, и это будоражило его ещё сильнее. Аккерман не мог оторвать от неё взгляд. И сейчас всё больше хотелось уединиться с ней в какой-нибудь комнате на верхнем этаже, и тогда он узнает, кто же эта незнакомка, что практически сворачивает ему шею, заставляя смотреть на себя. Их танец уже совершенно отличался от вальса, напоминая упоительные развлечения двух любовников. Боже, у неё получалось соблазнить его очень даже неплохо. Это наталкивало его на рассуждения о том, что, не в первой ли проворачивать этой особе подобное. Но она не была какой-то помойной шлюхой в его глазах — точно нет, она была, как ангел и горела тем же красивым ярким свечением, что и святые, изображённые на стеклянных гравюрах в церкви. — Мне важны вы, определенно и, я всё забываю, когда нахожусь так близко рядом с таким прелестным созданием. Его прикосновения дарили ранее неизвестные ощущения. Каждое из них разжигало дикое желание внутри. Микаса едва сдержала полный наслаждения стон. Этот мужчина пробуждал её похотливую, несдержанную сторону, которая ранее была скрыта от всех, даже от неё самой. Девушка всё больше и больше понимала, что простого танца ей мало — хотелось стянуть с незнакомца маску и увидеть его лицо, она была уверена, что оно не менее красиво, чем его голос. Не терпелось прикоснуться к чёрным с виду грубым волосам, зарыться в них пальчиками, притянуть ближе к себе. От прикосновения его горячей ладони, которая источала жар даже сквозь ткань перчатки, Аккерман сдавленно выдыхает. Она думает, что это уже переходит рамки приличия и силится отстраниться, но добровольно отдается в сладостный плен. Микаса не хотела прекращать. Ни за что. Слова, которые он произносит, слегка касаясь губами кожи шеи, доводят, чуть ли не до исступления — настолько ей приятно их слышать. — Вполне вас понимаю. Мои мысли также заполнены только вами. Уловка Аккерман вытекла в несколько другие последствия — она явно не смогла отвлечь внимание мужчины от своей персоны, а также и не смогла сама ничего о нем узнать. Но результат все равно оставляет приятное послевкусие. Она словно узнает себя с новой стороны, ласково запуская пальцы в густые волосы партнера, игриво оттягивая их — совсем легко, словно дразня. Они действительно грубоватые. Приятное чувство окутало его ещё с большей силой, когда незнакомка, как кошка, трется об него и чуть ли не мурчит. Он всё больше возбуждался, практически теряя счет времени. Они действительно слишком долго находились в центре зала. Он был одурманен, и она тоже, возможно, даже больше, чем он. Это жутко льстило его мужской натуре. Аккерман упивался ей, этому олицетворению человеческой свободы и души. Она перешла к более решительным действиям, и Леви не оставил этого без внимания, готовый в любой момент стянуть корсет, что сейчас был крайне лишним. Мужчина неистово замер, когда её пальчики запутались в его волосах. Ещё ни одной девушке он не позволял подобного, ещё ни одна девушка не была настолько строптива с ним. — Божий ангел, если вы не расскажите мне о себе хоть чуток, то я определенно умру от нетерпения стать с вами ближе хотя бы душевно. Назовите своё имя, и я готов воспевать его хоть здесь и сейчас перед всеми. — Если уж я божий ангел, то вас мне следует величать не менее, чем богом. Микаса на секунду прикрыла глаза. Он так настойчив. Ей определённо это до безумия нравится — ей-то уж точно ранее не доставало настойчивости со стороны мужчин. Но имя всё же называть не хотела. Мало ли, он знает кто она. Чёрт. Микаса разрывалась между двумя решениями. Согласно одному, она может сейчас назвать своё имя, в ответ узнать имя незнакомца и продолжить вечер в более неформальной обстановке, в более безлюдном помещении, в большей близости. Но этот план мог обратиться крахом, если бы её имя оттолкнуло бы его. Тогда она бы точно потеряла всю магию вечера. Второе же было куда более привлекательным. Микаса могла бы вновь отвести его от темы разговора и просто перейти к действиям. Аккерман не была уверена, что сейчас может контролировать свои действия. Она чуть склонила голову, наклоняясь ближе к уху мужчины, при этом, чувствуя, что его дыхание вновь коснулось шеи. — Может, нам стоит покинуть это место? Боюсь, мы с вами начинаем привлекать внимание. И тогда мы сможем обсудить все вопросы. Поверьте, ваше имя я знать хочу не меньше. По началу он видел глубокие сомнения в глазах очаровательной незнакомки, однако она была далеко не из робкого десятка, когда решила так просто прошептать ему на уху предложение, от которого он был не в силах отказаться в данный момент, даже если бы сильно захотел — всё равно не смог бы. Аккерман будто испил приворотного зелья, охотно соглашаясь, и они оба медленно двинулись наверх. Он окатил пренебрежительным взглядом толпу, что внимательно следила за ними сейчас. И вот. Первая попавшаяся пустая комната, куда они планируют попасть. Дверь со скрипом отворяется, прорезая тишину. В комнате всё было чисто, но слишком темно, однако он сразу разглядел силуэт кровати, куда просто игриво швырнул незнакомку и навис над ней. Свет луны, выглянувший из-под туч, приятно расходился по её коже. Аккерман еле как удержался, чтобы не оставить на ней огромные укусы и следы. — А теперь, прекрасное создание, вы скажете, какой птицей являетесь в этом обществе? Микаса пребывала эйфории. Чертовски приятно было сейчас находиться рядом с ним, зная, что они только одни, что она может спокойно прикасаться к нему, как ей хочется. Девушка вдруг поняла, что она полностью осознает каждое свое действие, совершенно не ощущая страха, когда он оказался сверху. Она испытывала восхищение, протягивая дрожащую руку к его лицу и легко касаясь контура губ — это было настолько легко и невозможно, когда множество посторонних глаз пронзали их. Аккерман поерзала и приняла более удобное положение для себя. Её ладонь ползла выше, наткнувшись на преграду в виде маски, и она поморщилась. В голове созрел план. Чуть ли не шепча, иногда срываясь, она заговорила, надеясь, что незнакомец не оттолкнет её предложения. — Я сниму маску и назову свое имя. Но только, если то же самое сделаете и вы. Вы согласны с моим предложением? Пальцы вновь провели линию от подбородка к краю маски, а вторая рука шаловливо прикоснулась к груди мужчины. Микасе казалось, что с каждой секундой атмосфера между ними все больше искрится. Она была раскрепощена, совершенно не ощущала никакой опасности, даже не представляла, что её ждёт, если она решит разделить эту сладостную на удивление ночь вместе с ним. Он сдерживал себя. Слишком долго. А она всё также нежна и ласкова, словно прикасалась к своему чаду. Совершенно не ангел, сущая дьяволица. «Грещница», — мягкая улыбка озарила его от этих мыслей. Её приятный птичий голосок то надрывался, то шептал, словно она была одним сплошным противоречием или даже хуже — импульсом, бьющим током там, где они соприкасаются. — Прежде, чем я сорву свою маску, я хотел бы сделать это. Аккерман дотрагивается губами до её губ, и вкусный до смерти поцелуй длится около десяти секунд. Он практически потерял контроль, дымка соблазна окутала его. Он не думал, что пожалеет о своём поступке, когда маска с грохотом слетит, но сердце так и норовило выпрыгнуть из груди от предвкушения чего-то одновременно красивого и омерзительно страшного. — Я согласен, — и чёрт его дернул сделать это, но у него не оставалось выбора. Поцелуй был горячим, приятным, таким нереальным — Микаса была готова поклясться, что перед ней сам дьявол, ведь обычные люди не способны дарить такое наслаждение, и она ничего не имела против этого. Радовало, что одновременно с тем, как он увидит её, она сможет лицезреть его — и по эмоциям сразу поймет, какова реакция. Она поддела ноготком край маски, чувствуя, что и пальцы мужчины прикоснулись к последней преграде их близости. Она готова. Будь, что будет. — Тогда, на счет три? — Да, — отвечает Леви и первым начинает отчет. Один. Два. Три. Маска не летит, а остается в его руках с дрожащим замиранием. Все ожидания будто провалились с тем, как смазливое лицо подчиненной предстало перед ним, как предательски раскрылись её глаза, которые сейчас рассматривали его под горящим звездным небом. Полнейшее удивление. Абсолютное недопонимание. Его парадировало — настолько быстро произошла метаморфоза, что изменила прекрасную леди, оставляя перед ним солдата. Слишком досадно. Он сам виноват: сам потянулся к ней за поцелуем, сам предложил станцевать чёртов вальс и сам подкидывал первые намеки. Вины Аккерман он не видел, кроме красоты. И да, это чувство никуда не испарилось. Она отдавала всё тем же цветочным ароматом и не превратилась в какое-то чудовище, но ему показалось это крайне забавно, что судьба свела их именно такими, какими они смогли понравиться друг другу. Аккерман собирается с мыслями, осознавая, что она нравится ему, несмотря на то, что загадка раскрыта. В его взгляде застыло её смущение. Боже. Губы её манили и до сих пор. Она была мила, как никогда. — Вот так встреча, — хриплым голосом выдает он. Микаса ошиблась. Ошиблась так, как никогда не ошибалась. Лицо капитана было прекрасным в свете луны. И все же, это было лицо Леви, но она не чувствовала отвращения, гнева, ненависти, и больно кольнуло, когда она что-то грустное уловила в нём. «Неужели не приятна ему?». Она смутилась от собственного поведения, от того, как слезы неприятно шипят, как руки не хотят отталкивать его. — Доброй ночи, сэр, — пытаясь встать, проговаривает она. Её голос звучит жалко. — Не говори так, будто ты уже уходишь, Аккерман, — выдает он, аккуратно касаясь её запястья, тем самым останавливая. Микаса определенно расстроена сейчас, и Леви видел это, не желая отпускать её. Да, эта, скорее всего, будет их единственная и последняя ночь, но принимал её любой. Леви смягчился, утыкаясь носом в её щеку, а она вздрагивает, выгибаясь навстречу ему. Он тянется к корсету, медленно расслабляя лямки. И она действительно казалась или же мерещилась ему очаровательной в этой немногословной темноте. Девушка не пыталась выбраться, не ожидая, что он капитан продолжит начатое. Она думала, что он будет долго читать нотации, а потом развернется на носках и покинет её, оставив растрепанной и неудовлетворенной посреди комнаты. Она смелеет, обнимая его руками за шею, в надежде получить новый поцелуй. Платье всё слабее держится на ней. — Не буду, — шепчет она, задыхаясь от переполняющих её чувств. А звёзды неистово падают где-то за окном, оставляя их наедине.