«Глубокое заблуждение полагать, будто умный человек умен во всем. Он умен в материях, требующих ума, а в делах, касающихся сердца, бывает очень и очень глуп.» Борис Акунин
Вместо предисловия
После ещё одной утомительной и (снова) провальной игры команды Аскерова в Азербайджанском клубе ЧГК знатоки спешно покидают зал. Ровшан поставил на кон всё и проиграл, такой опрометчивый ход не вызвал сочувствия практически ни у кого. Эльман Талыбов только улыбнулся, почти грустно, как бы давая понять «я знал, что так будет, жаль, Ровшан, что ты не учишься на своих ошибках…да, некоторые люди не меняются». Расстроенные девушки почти сразу разъезжаются по домам. Все, кроме Инны. Семёнова винит себя в том, что команда пропустит сезон: не уследила, не усмирила горячую голову капитана, не убедила его сделать меньшую ставку. А ведь они столько лет играют вместе и она знает Аскерова лучше, чем саму себя, видит его насквозь. Инна тихонько шепчет, анализируя свое поведение, пытаясь разобраться. И почему это всегда так трудно…то ли дело Ровшан, его мысли и мотивы я могу угадывать по едва уловимому движению губ или пальцев. — Признай, если бы хотела, смогла бы его отговорить. Но не стала. Почему? — Потому что ты тоже любишь играть. Аскеров внезапно оказывается прямо позади нее, этот голос Инна ни с чем не спутает. Наверняка, он без бабочки, которую так любит отшвыривать в сторону в моменты бешенства, стоит, перекинув пиджак через руку, и нагло ухмыляется. Она знает, что он смотрит. Но не оборачивается, специально. В этой игре, вне зеркального стола, Инна предпочитает диктовать свои правила. — Я люблю играть, но осторожно. А ты готов наплевать на правила и, очертя голову, отдаваться на волю азарта. — Хочешь сказать, что ты не азартна? Я знаю тебя не первый год и не первый год убеждаюсь, что, не будь в тебе напускной холодности, ты вела бы себя точно так же. Мы похожи больше, чем ты думаешь. Голос как будто звучит ближе. — Мы не похожи, Ровшан, я думаю и взвешиваю всё прежде, чем принимать решения. Я не делаю того, что может плохо закончиться. — Правда? И кто из нас проигравший? Я, сделавший всё, что мог, поставивший на кон многое ради победы, или ты, которая струсила и даже не попыталась? Инне все больше кажется, что они говорят уже не о том, что происходило в последний час за игровым столом, но она отбрасывает эту мысль. — Ты рассуждаешь как подросток. Думай как угодно, но ты поступил безответственно, забыл, что твое решение влияет на всех. Ты может и справишься, а вот для девочек каждая игра — шанс. Ты меняешь игроков как перчатки и не задумываешься о том, каково им, Ровшан. Что-то постепенно рушилось в голове у Семёновой, как будто с каждым словом увеличивалась брешь в плотине, которую Инна построила для того, чтобы контролировать собственные эмоции. — Тебя я никогда не заменю, ты же знаешь. Лучше я не найду. Голос Аскерова из насмешливого резко становится серьезным. И, конечно, он пропускает мимо ушей то, что она хотела до него донести. В этом весь Ровшан. Как же Инна устала от всего этого. Домой, ей нужно домой, к Мише. — Ты никогда не думала, что будет, если ты перестанешь цепляться за свою безупречную репутацию, за маниакальное желание всегда контролировать ситуацию? Что будет, если ты рискнёшь? Тебе ведь хочется, так что останавливает? — Здравый смысл, Ровшан, я говорила тебе это сотни раз, но ты, видимо, не слушал. — Чушь! Не пытайся выдать себя за каменную статую. Признай, что ты просто боишься рисковать! Из нас двоих, Инна, я умнее и не потому, что знаю больше, а потому, что знаю чего хочу и действую! Яростные восклицания Ровшана прорезали ночь совсем рядом, и от этого, последнего, удара плотина рухнула. Инна резко разворачивается на каблуках и тут же оказывается в крепких объятьях Аскерова. Мужчина стремительно привлекает ее к себе и целует. А Инна отвечает, горячо, надрывно, сдаваясь… На краю сознания маячит мысль о том, что это неправильно, но она теряется в потоке эмоций. Ровшан действительно хорошо изучил Инну и знал, что единственное, что может заставить ее решиться — это вызов, перчатка, брошенная в лицо, потому что гордая Семёнова могла стерпеть от своего капитана все, кроме неуважения. И они целуются неистово, причиняя боль, доказывая собственную правоту, диктуя правила игры. Азарт растекается по венам расплавленным металлом. Ровшан прокусывает губу девушки и кровь смешивается с помадой. Инна невольно издает стон, который тут же оглушает, как удар гонга. Доля секунды, огонь сменяется на холод, толчок в грудь. Это все, что успевает осознать Аскеров до того, как кожу лица обжигает звонкая пощёчина. Мгновенье, и оглушающее, доводящее едва ли не до исступления удовольствие сменяется не менее оглушающей тишиной. Ровшан смотрит на девушку перед собой. В глазах Инны страсть сменяется испугом, тот осознанием, а после проступает колючая, смешанная с болью обида. Он никогда не видел ее такой, такой опасной и…сломленной, как будто маска снежной королевы слетела, а под ней оказалась заблудившаяся в ледяной пустыне Герда. Ровшана прошибает холодный пот. Инна стоит, чуть ссутулившись, и смотрит на него. Если сейчас он сдвинется хоть на сантиметр, если рванётся в ее сторону, она снова потеряет контроль. Нет. Семёнова молча отворачивается от мужчины, разрывая зрительный контакт и уходит, оставив Аскерова с красной от удара щекой и её помадой на губах. Каблуки стучат по брусчатке, Инна ускоряет шаг, предательские слезы застилают глаза. Почему-то сейчас поражение ощущается куда сильнее, чем после игры. Домой, ей нужно домой, к Мише.