Совершенно неправильная суббота

У Ванечки Светло неправильная суббота. Ванечка Светло должен был провести утро выходного в кровати вместе с котом Гришей, лениво листая ленту, или проснуться в чужой хате после отличной тусовки. Но Ванечка Светло совершенно не должен сейчас жарить гренки из зачерствевшего хлеба на собственной кухне. В тишине, разбавляемой шумом с улицы из открытого окна. И Ванечка Светло совершенно точно не должен ощущать ебучий сандал, которым пропахла кожа. У Ванечки Светло, на самом-то деле, на эти выходные были планы. Встретиться с парой друзей, выпить, может съебать из города до самого понедельника. Но планы теперь полетели в пизду. Потому что Ванечка Светло не представляет, сколько времени нужно отмокать в ванной, чтобы вывести с кожи ебучий сандал. Не представляет, как объяснять в июле водолазку или как замазывать тоналкой засосы. И укусы. И синяки. Ванечка Светло, на самом-то деле, мог бы съебать из квартиры с самого утра, сразу избавившись от ряда проблем, неловкостей и объяснений. Мог бы просто собраться, пошататься по улице до обеда и вернуться в уже пустую квартиру. Ванечка Светло уверен – все бы осталось на своих местах. Только бы все так же пахло ебучим сандалом. И у Ванечки Светло была такая мысль. Появилась, как только он открыл глаза и выбрался из-под чужой тяжелой руки. Появилась вновь, когда в зеркале в ванной он рассмотрел всю ту роспись засосов, укусов и синяков, против которых не возражал ночью – сам выгибался, сам провоцировал, сам оставлял следы в ответ. Но вместо этого Ванечка Светло готовит гренки на собственной кухне, стоя в футболке и шортах, мужественно игнорируя все не скрытые следы. Мужественно игнорируя тот факт, что собственных запах жженого сахара почти совсем сейчас не ощущается из-за сандала. Мужественно игнорируя возможность все-таки съебать из квартиры на пару часов. Ванечка Светло хотел бы думать сейчас о высоком, но в голове – лишь жаркие обрывки ночи. – Доброе утро, – хриплым, довольным голосом раздается над ухом, на бедра аккуратно опускаются чужие руки, а Ванечка Светло, кажется, переживает инфаркт. – Блять, – вежливо отвечает Ванечка, опираясь руками о столешницу по обеим сторонам от плиты и давая себе пару секунд прийти в себя. Запах сандала бьет в нос. Нотка жженого сахара в нем – тоже. – Ты можешь, блять, не подкрадываться? Ванечке совершенно не нравится, как звучит собственный голос. Хрипло. Сорвано. С вереницей свежих воспоминаний. – Извини, – Рудбой хмыкает, целует за ухом, и Ванечка чувствует, как чужие руки мягко обвивают за пояс. Это ужасно, думает Ванечка Светло. Это ужасно, потому что теперь он, кажется, знает об этих руках все. Знает об этих длинных сильных пальцах. Знает о том, как напрягаются мышцы предплечий под рисунком татуировок. Знает о том, какими эти руки могут быть аккуратными и нежными. И о том, какой крепкой может быть хватка и как сильно в кожу вдавливаются эти самые пальцы. – Божественно пахнет, – говорит Рудбой, устраивая подбородок у него на плече, прижимая спиной к собственной обнаженной груди, к горячему после сна телу. И это, как бы, тоже ужасно, потому что у Ванечки Светло не так уж хорошо с силой воли, а ему уже и хриплого голоса хватает для того, чтобы по спине пошли мурашки. – Ты никогда не нюхал хлеб с яйцами? – язвительно-ласково тянет в ответ Ванечка, чуть задирая подбородок. Тело в чужих объятьях его предает – расслабляется само по себе, позволяет прижимать плотнее. – Я не про гренки, – практически мурчит Рудбой и ведет носом от основания шеи и вверх, втягивает воздух за ухом. Что ж, тело официально записано в предатели родины, потому что коленки у Ванечки Светло дрожат самым натуральным образом, а воздух застревает поперек горла. Но возмущаться по-настоящему Ванечке не хочется. Может потому, что собственный запах на чужом теле ощущается тоже достаточно явно. Может – из-за буквально окутывающего тело чужого тепла и запаха. – Как самовлюбленно, – для галочки отвечает Ванечка Светло, стараясь оставить свое внимание гренкам, а вовсе не Рудбою, который зарывается носом в волосы на виске. Не его пальцам, осторожно поддевающим край футболки и касающимся голой кожи. – На тебе запах ощущается иначе, – тихо делится Рудбой, – слаще. Вкуснее. Ванечка Светло чувствует короткие ногти, вырисовывающие какие-то узоры на животе, и прикусывает губу, пытаясь вернуть себя в реальность. Гренки. У него тут гренки. – Завтрак сгорит, – ровно делится в ответ он. Рудбой вынимает одну руку из-под его футболки и выключает плиту. Ванечка Светло бы возмутился, но Ванечке Светло сейчас очень похуй на это. – Не сгорит, – шепчет Рудбой, а затем прикусывает кончик уха, и Ванечка, зажмурившись, тихо стонет и чувствует, как чужие пальцы скользят за резинку шорт. У Ванечки Светло совершенно неправильная суббота. И Ванечка Светло очень надеется, что все дни дальше будут тоже совершенно неправильными.