If I Ever Cease To Love You

— А если так? Элтон высовывает нос из ванной комнаты застенчиво — совсем не под стать своему кричащему наряду. Он одет в блестящий фиолетовый пиджак, на ногах — брюки в красные ромбы, а в руках у него — огромный веер из белых страусиных перьев, какому позавидовала бы любая певичка провинциального кабаре. Рид придирчиво оглядывает его — и остаётся доволен.  — Сойдешь за местного в таком виде.  — Правда? — Элтон смеётся, чуть не хлопает в ладоши. Спустя почти два часа поисков он соорудил свой карнавальный костюм.  — Откуда веер?  — Утащил с даллаского турне.  — Тереза тебя убьет.  — Знаю-знаю, — вздыхает Элтон, но тут же забывает о костюмерше, — А что наденешь ты?  — Я уже нарядился.  — А так разве интересно? — недоверчиво смотрит он на простой белый костюм Джона.  — Иначе не пойду, — усмехается Рид. Элтон замыкает рот на невидимый замочек и выкидывает ключик в окно. Он чуть не слезно уговаривал Джона сходить с ним на карнавал последние два дня. Рид великолепно знает Новый Орлеан, осведомлен об его увеселительных возможностях, а в особенности — о превосходных ресторанах города. На этих гастролях он кормит Элтона от пуза, поит сазераком до зелени в глазах, но как только речь зашла о Марди Гра — Рид тотчас дает заднюю.  — Это же традиционный парад. Его нигде больше не будет, мы чудом на эти даты остаёмся в городе. Ну как мы его пропустим? — ноет Элтон настойчиво и с раздражающим постоянством.  — Ничего интересного там не будет — просто пьяная шумная толпа пройдется по улице. Есть желание — сходи один, понаблюдай местные колориты. Я уже видел все это, и мне было скучно.  — Нет желания идти одному, — дуется Элтон. На минут десять в номере наступает тишина — лишь вентилятор хрипло свистит, разгоняя сухой воздух по комнате.  — Джон.  — Да?  — Пойдем сходим, ну пожалуйста!  — Мой ты бог.  — Мы будем в масках, нас никто не узнает. Как давно ты выходил куда-нибудь, чтобы к тебе не приставали люди?  — Час назад спускался вниз, заказывал нам ужин, — Джон с интересом смотрит на Элтона — тот размахивает руками так, что того и гляди взлетит, — Почему ты не можешь сходить один? Элтон молчит — он и без того слишком много куда в своей жизни ходил в одиночку, но Джону об этом знать не обязательно. Он ведь почти согласен — осталось лишь немного надавить. В конце концов, Рид уступает — упрямство Элтона его явно забавляет. Он помогает Элтону подобрать костюм, заказывает пару масок («Господи, эти линзы — такая дрянь! — Иначе ты ее не наденешь. — Да знаю я»). Они смотрят в зеркало, уже нарядившись, и остаются друг от друга в полном довольстве. На Элтоне — белая маска, на Риде — маска черная.  — На Бурбон-стрит, — важно командует Элтон водителю. В кои то веки в чужом городе он знает, куда ему нужно. Автомобиль петляет узкими улочками, и с каждым новым метром становится понятно, что они приближаются к празднику. Дома украшены флажками, по обочинам дорог выставлены замысловатые фигурки местных святых, люди делятся друг с другом пёстрыми бусами, автомобили протяжно гудят. Водитель попался без радио — сам насвистывает какие-то свои мелодии.  — Первый раз в городе? — дружелюбно спрашивает он у масок.  — Нет, — отвечает черная.  — Да, — подтверждает белая.  — И как вам? Нравится? Волшебный городишко. Черная маска учтиво соглашается, белая взахлёб рассыпается в комплиментах. Они приезжают вровень к началу парада. Людей здесь уже больше, чем улица может вместить.Элтон подмечает, что некоторым постоянно отсыпают какие-то безделушки — люди при этом чуть не танцуют от восторга.  — Смотри, тому мужику накидали полный карман безделиц.  — А ты помахай веером — накидают и тебе. Элтон послушно размахивает веером над головой. Когда это замечают, в толпе начинается вой. Элтона тут же закидывают мелкими подарками — успевай только с земли поднимать. Но когда он подбирает вещицы, толпа вопит разочарованно, букает.  — Чего они хотят? — беспокоится Элтон.  — Чтобы ты приподнял рубашку. Здесь так принято — нужно оголяться, если получил какой-то дар.  — Не думаю, что им понравится… Рид быстро тянет руки к его костюму, задирает рубашку, обнажая его живот и грудь. Толпа одобрительно ревёт. К Элтону роем прилетают новые дары — четки из синего камня ударяются о маску, со стрекотом падают под ноги.  — Видишь. Им нравится. Элтон быстренько заправляет рубашку в брюки. Он оглядывается — нашел! — поднимает с земли длинные разноцветные бусы — и в секунду накидывает на шею Джону.  — Теперь твоя очередь. Рид чуть медлит, после расслабленно приподнимает край белой рубахи — люди вопят, гудят, радостно гогочут. В их сторону снова летят всякие цацки.  — Пойдем, бога ради. Иначе вскоре откроем свою сувенирную лавку. Рид хватает Элтона под локоть, тянет по улице — тот только успевает переставлять ноги. Вокруг творится чудеснейший, волшебнейший бедлам, и Элтон не знает, куда кинуть взгляд — так всего много, и так хочется ничего не упускать! На обочинах улиц торговцы предлагают диковинные сладости («Что такое бенье? — Тот же пончик, но треугольный. Неужели хочешь такое? — Да!»); темнокожие гадалки с тяжёлыми взглядами вертят в сухих пальцах деревянные амулеты, джазисты старательно выдувают из своих потускневших саксофонов всю суть Нового Орлеана — разноголосицу звуков, спаянную воедино в виртуознейший из шумов. Люди все как один вычурны, пёстры, бесвкусны и откровенны до лёгкой дрожи в груди.  — Ты посмотри, Джон, вон туда, левее — на нем же нет брюк! Это просто…  — Голая задница, Элтон, она самая. Не поверю, что видишь ее впервые. Элтон долго ещё провожает взглядом паренька в затейливых штанах, демонстрирующих в широком вырезе бледный незагорелый зад.  — Как думаешь, а если я…?  — Не на сцене, дорогой. Можем подумать что-то похожее для дома, если будет желание, но я бы не советовал. Они растворяются в разноцветии толпы, и темп их прогулки замедляется — теперь они стали частью парада. Элтон мерно топает, вертит головой, разглядывая проезжающие мимо платформы с танцующими на них людьми. Одна из них — с огромной головой индейца из папье-маше — ему особенно приглянулась.  — Джон, ты посмотри, сколько же они это делали? — он беззастенчиво тыкает пальцем в сторону гигантского венца из перьев, но на его вопрос никто не отвечает. Повертевшись немного, Элтон понимает — Джона нигде нет. Толпа ему тотчас кажется куда менее дружелюбной, а шумы тарелок и барабанов уже не отдаются в сердце, а ударяют по вискам. Он кисло прикидывает, как будет возвращаться в отель в одиночестве — найти в этом ласкутном море белый костюм и спрятавшегося в нем человека ему представляется невозможным. Люди все плотнее и плотнее собираются вокруг; он и сам наступает другим на пятки, и раз за разом чувствует чужие подошвы на своих пятках. Кто-то кладет руки Элтону на плечи.  — Кого-то потеряли, мосье?  — Джон, черт, я уже думал, что ты утонул в этих телах!  — Мог бы. Но зачем? — Рид идёт сзади него как ни в чем не бывало. Элтон то и дело оборачивается. Губы Рида под маской складываются в хитрую улыбку.  — Прошу прощения. Увидел кое-что и решил немного закупиться, чтобы повеселить нас на этом скучном шествии. Элтону парад вовсе не кажется скучным, но любопытство вспыхивает в нем сухим порохом.  — Интересно, что ты такое купил? Вместо ответа Джон осторожно проскальзывает мимо него, поворачивается лицом, берет из рук Элтона белый веер и укрывает их обоих от любопытных глаз. Белая маска встречается с черной — они на мгновение соединяются в поцелуе. Элтон чувствует на своем языке…что-то.  — Не глотай, дай подержаться. Она слабенькая. Тебе, думаю, понравится.  — Это ЛШД? — шепелявит Элтон — он пытается расчувствовать свои впечатления, но тщетно, — Мне не ошень нравятша марки, помнишь, пшошлый раз…  — То был мой недочёт, — Рид отдает ему веер, вновь оказывается позади, громко говорит на ухо, стараясь перекричать сотню сотен звуков, — Лошадиная доза, все мы были не в себе. А эти штучки я хорошо знаю. Ничего дурного не будет.  — Ну так нишего и не происходит.  — Будь терпеливее. Пойдем-ка вон туда, чуть отдохнем от людских плясок. Они не без труда сворачивают за угол — в маленьком переулке, отделенном аркой от главной улицы, скрывается ведьмовской магазинчик. Они таращатся на безделушки, от нечего делать спрашивают цену каждой ерундовины, пылью покрывшейся на прилавке. Седобородый дедуля-торговец надолго крадёт их внимание, рассказывая о том, что лично видел самого Барона Самеди.  — Он шел рядом со мной, вот так, как вы сейчас стоите. Вместо головы — череп, а в зубах — трубка. И сквернословил — черт дери, как же он сквернословил, я и слов-то таких не знаю, какие он говаривал.  — Джон, — мирно отзывается Элтон, — Давай вернёмся назад. Я хочу…хочу посмотреть как ты все красиво сделал.  — Я? Что именно?  — Теперь все так красиво. Ты все так красиво сделал. Пурпурное и зелёное — это не ты сделал, но золотое — это ты сделал… Элтон чувствует необычную лёгкость в теле, а краски…боже, какие краски, не бывало в его жизни таких ярких и сочных красок. Укусить бы их, чтобы распробовать как следует…  — Дорогой, не клацай зубами, люди смотрят.  — На меня?  — На тебя.  — Я же рок-звезда, Джон, — назидательно объясняет Элтон, будто маленькому, — это моя работа, чтобы они смотрели.  — Не поспоришь. Ему хочется петь. Чертовски хочется петь. Он знает неплохую песню. Чертовски неплохую песню.  — Пойдем-пойдем-пойдем, я знаю как сделать так, чтобы всем понравилось! Элтон за руку тянет Джона назад, на главную улицу — их выносит из арки, будто пробку от бутылки шампанского. В глаза ему ударяются разом все оттенки синего, алого и оранжевого. Как красиво! Элтон примечает одного из трубачей, топчущегося у обочины — кривоносого темнокожего паренька в высоком цветастом тюрбане.  — Знаешь как сыграть «Загляни на Марди Гра?»  — Сам-то как думаешь, чудик? — щерится паренёк.  — Джон, заплати ему, пожалуйста — я очень-очень хочу спеть. Пока Рид достает бумажник, немая сделка между худосочным трубачом и полноватым «чудиком» в белой маске уже состоялась. Элтон распевает во все горло — без малейшей помарочки.  — Если будешь в Новом Орлеане, то повстречаешься с королем зулусов! Люди кричат ему, танцуют, хлопают, смеются. Какая-то дородная женщина с огромными грудями устраивается подпевать, заменяя целый хор ангелов. Невероятный город! Невероятный праздник! Невероятный… Джон.  — Могу я тебя поцеловать?  — На людях все же не стоит.  — А где можно?  — Пойдем, поищем местечко.  — Только не в отель, — внезапно пугается Элтон, — В отеле обычно.  — Не в отель, — соглашается Рид. Они вновь летят по улочкам, улепетывая все дальше и дальше от шумной толпы. Дома кажутся Элтону вышитыми из кружев, а их резные балкончики напоминают жилки на листьях липы. Он говорит без остановки, и Джон понимает все, что бы тот не сказал. Наконец Рид останавливается — он предлагает нырнуть в какой-то подвальчик. Элтон отрицательно машет головой.  — Мы оттуда не выберемся.  — Почему?  — Там глубоко. Рид смеётся.  — Элтон, клянусь, ты самый забавный человек под марками из всех, кого я когда-либо встречал. Меня уже час назад опустило, а ты все держишься.  — Глубоко же, Джон, очень глубоко. Как ты сам не видишь?  — Я буду держать тебя за руку, идёт? Они спускаются по витой лесенке держась за руки. За тяжелыми дверями Элтон видит свет, видит огни, и до каждого он просто обязан дотронуться. Людей в ресторанчике немного, но все они сидят здесь так, будто местечко принадлежит именно ему. На маленькой сцене роскошная телом дама с покатыми плечами размахивает белым страусовым веером и песней рассказывает о своей нелегкой судьбе.  — У нее мой веер, Джон! — волнуется Элтон.  — Это не твой, дорогой.  — А где же мой? Элтон растерянно смотрит на свои ладони, думая, что огромный веер затерялся где-то между пальцев.  — Я потерял его?  — Похоже на то.  — Тереза будет в ярости, это ведь костюм, деталь костюма — расстроенно енчит он, — Что делать теперь?  — Мы купим новый. Ты хотел меня поцеловать, помнишь? Элтон смотрит на Джона, и ему кажется, будто под маской больше нет лица — там роится целая вселенная.  — И сейчас хочу.  — Посиди здесь пару минут. Только, умоляю, никуда не ходи, ни с кем не говори, маску не снимай. Возьму нам номер.  — Только не отель! В отеле…  — Обычно, это я уяснил. Мы не в отеле. Это хорошее место, я бывал тут раньше, знаю его. Снимем комнату с большой кроватью. Ты меня поцелуешь.  — Да. Будет здорово. Пока Рида нет, Элтон смотрит на женщину с веером, на шаманские танцы, на причудливые изгибы и складки ее большого тела. Он думает о том, что не мог выпустить веер из рук, и, разумеется, она его украла. Джон просто очень добр — он покрывает ее, чтобы Элтон не сердился. Добрее Джона сложно представить человека. И он тут бывал раньше. С кем? Элтон кривит рот. Пара минут — и он сможет показать Джону, как сильно его любит. Сильнее, чем тот, с кем…  — Пойдем? Они уходят от огней и света, крадутся по узенькому коридору со множеством дверей. Там нет ни люстры, ни фонаря — только тусклое бра у дальней стенки рожает на свет угловатые тени. Элтону не терпится дотронуться до Джона — он решительно хватает его за плечи. Черная маска недоуменно оборачивается.  — Потерпи же секунду. Вон наша комната.  — Тшшш, — Элтон вжимает Рида в одну из дверей и напористо целует. Джон пару секунд пытается высвободиться из непрошенных объятий, но не ответить на поцелуй не может. Элтон вдавливает его так сильно, что дверь истошно стонет.  — Элтон, прошу. Нам просто надо попасть в нашу комнату.  — Я тебя хочу здесь, а в той комнате — кто-то другой, — задыхается Элтон. Глаза у белой маски совершенно безумные — с расплывшимися по всей радужке чернющими зрачками.  — Да как же тебя так развезло, — Рид пытается подхватить его за руку. Элтон не идет следом, упирается.  — Я сказал это не потому что сожрал марку. Джон, почему ты думаешь, что я сказал это, потому что сожрал марку? Я хочу тебя здесь! Последнюю фразу он кричит нараспев, во все горло. Комнаты за закрытыми дверями начинают шуршать любопытством.  — Мать твою, что ты творишь! Рид бросается к нему, закрывает рукой рот. Элтон отчаянно машет головой, пытается его оттолкнуть. Вялая борьба укладывает обоих на пол — Рид обнимает его сзади, все ещё держа ладонь у него на губах.  — Тише. Тише. Спокойно. Элтон постепенно приходит в чувство. Он легонько кусает Джона за ладонь. Ещё и ещё. Соленая.  — Давай пойдем в нашу комнату, Элтон. Пойдем? Рид с опаской отнимает слегка покрасневшую ладонь. Светлые глаза смотрят из-под белой маски чуть более осознанно, но в них все ещё плескается чертовщина.  — Сначала поцелуй меня.  — Поцелую в комнате.  — Я не встану, — упрямо говорит Элтон, — И ты не встанешь, я сижу на твоих ногах. Я тяжелый, — хихикает он.  — Тяжелый, — соглашается Рид. Он с лаской проводит пальцем по маске. Осторожно целует Элтона, чуть приподняв его голову. Черная маска встречается с белой. Элтон тяжело выдыхает. Его растекшееся сознание потихоньку собирается в одно целое.  — Не верю, что ты не хочешь лечь в постель.  — Давай немного посидим здесь. Пять минут.  — Давай. Они сидят, обнявшись, на затоптаном полу мотеля добрых полчаса. Элтону приходят в память все цветные пятна дня, все его звуки, все его запахи. Он испугался бы этого вихря, но Джон крепко держит его за локоть. Глаза Рида полузакрыты, спиной он прислонился к стене. Элтону становится совестно — Джон хочет спать, а сидит на холодном полу в белом костюме только ради его прихотей. Элтон делает над собой усилие — встаёт и, чуть шатаясь, подаёт Риду руку.  — Пойдем в комнату, Джон. ***  — Что это они играют, как думаешь? Так шумно, черт бы их побрал. Элтон не может толком проснуться — стоит лучу солнца скользнуть по подушке, как он тут же зарывает голову в одеяло. Рид уже почти одет: сидит в кресле у окна, листает газету, пьет кофе. По улочке топочет креольский оркестр, разводит послепраздничный, унылый шум и гам, отбивая в тарелки незатейливые ритмы.  — «Если я когда-нибудь перестану любить тебя», — не поднимая головы от газеты отвечает Джон, — Гимн Марди Гра. — Идиотское название. Глупость какая, — едва слышно бормочет Элтон себе под нос, пряча лицо в ладонях. Как хорошо, что можно поспать ещё пару часиков!