Здравствуй Москва — тебя вызывает Питер. Знаю, что башни приёма давно погашены. Что интересного? Как там в столице жители? Лавочки сквера все так же в ветра окрашены?
Москва всегда была деловой, властолюбивой женщиной, не терпящей отказов и пререканий. Питер — романтиком до мозга костей, любящим гулять по набережной и наблюдать за уходящим солнцем. Она была темноволосой красавицей с удлиненным каре, носящей деловые костюмы и вечно поглядывающей на часы. Но Россия говорил, что это не всегда было так. Во времена Руси у Москвы были длинные густые волосы, заплетённые в косу, расшитый драгоценными каменьями сарафан, а ещё она любила петь народные песни. Но Петербург, конечно, этого никогда не видел.У меня все старó. Дожди продолжают литься. Аврора по прежнему дремлет под тучным небом Ты знаешь, Москва, до сих пор я не мог влюбиться, Словно тот Принц любовался закатами и рассветом,
Москва обожала бремя столицы — побесить по телефону чопорный Лондон, посплетничать с очаровательной Париж, пофлиртовать с Берлином, который в силу своей правильности и некой закрытости никогда не отвечал взаимностью. Санкт-Петербург смотрел на это с усмешкой. — Ты ещё под стол пешком ходил, когда я училась всё это делать, — не забывала упрекнуть его столица.Правда как принц! У меня ведь своя планета Есть баобабы, и роза, и даже лис. Стереотипы, что в Питере мало света, В Питере, знаешь ли, лучшая в мире жизнь.
Когда Пётр I перенес столицу в Санкт-Петербург, Москва обозлилась. — Да что он себе… — Маша, успокойся. Россия знал, что Москва своенравная, на неё не действуют мягкие слова, а ругань побудит новую ругань. — Да кто этот Петербург такой?! Ребёнок! — Замечательный мальчишка, — вступился Иван. — темноволосый как ты, кудрявый. Красавцем вырастет. Москва на это лишь недовольно фыркнула.В мой Эрмитаж постоянно приходят люди, Были хорошие, а были черней, чем смоль Да, моя милая, знаю — людей не судят. Но я не люблю их — с людьми всегда ходит боль.
Когда наступила война и комом покатилась по русским дорогам, они оба были не готовы. Москва впервые встретилась с военными песнями и женскими слезами лютой зимой, обжигающей кожу. Ленинград (в силу своей романтичности, наверное) встретил войну стихами. Теми самыми, пробирающими до глубины души. Его паспортом смерти, как ни странно, стало стихотворение «Жди меня», свернутое в несколько раз и бережно хранившееся у сердца. Петю война свела с дорожной тоской и диким, нечеловеческим голодом. — Господи, Петенька, как ты исхудал, — только и смогла проговорить Москва, встретив Ленинград страшной зимой 44-го года, когда коронованное чудовище было отброшено и кольцо блокады разомкнулось. Ленинград в ответ на это не смог выговорить даже слова, а просто рухнул навзничь, пугая столицу и позволяя лихорадке захватить сознание.От них всегда беды — и дождь, и мой мерзкий воздух [Они, эти черти, всё сладким его зовут!] И все, что им кажется лёгким — совсем не просто. Я задыхаюсь! В своей же Неве тону!
— Ты видела мои каналы? — А ты моё метро?! — Да что твоё метро, если самая глубокая станция у меня? — Да нужна мне твоя станция как на бане флаги! Зато у меня всемирно известная Красная Площадь! — А у меня всяких площадей… Столицы сидели на кухне в небольшом, но уютном домике России. Иван скучающего перебирал пальцами струны гитары, даже не пытаясь остановить спор Москвы и Питера. Казань мыла посуду, а где-то неподалеку маячила Сибирь. — Они уже 2 часа орут как ненормальные, — проговорил Калининград, закуривая сигарету, сидя рядом с Брагинским. — Ты же знаешь, Гил, что их бесполезно останавливать, — ответил Иван, не отвлекаясь от инструмента, наигрывая что-то из русских народных мотивов. — Грызутся как кошка с собакой. — Хуже, Гилберт, хуже. — покачал головой Россия. — Они не могут друг без друга.Знаешь, Москва, мы разные, очень-очень,
— Ты позвал меня сюда, чтобы молчать? — Нет, я заказал нам вина.Заботы-погоды [про ритм я вообще молчу]
— Давай быстро, у меня скоро встреча с Пекином и… — Подождёт твой азиат.Про нас пишут сотни И тысячи грязных строчек,
— Петя, ты пьян? — Я выпил пол бутылки водки для храбрости. — Зачем? — Я просто хотел сказать…И все же, Москва — я дико Тебя Люблю.