plaisir vicieux

Сыну всегда умел нравиться женщинам. Мать, старшие сестры, всевозможные соседки и ачжуммы на рынках – все они только и делали, что говорили, какой он славный ребенок, не преминув, разумеется, ущипнуть за щеку. Отец был куда сдержаннее, но даже он относился к нему по-особенному, и немудрено – долгожданный сын. Впрочем, несмотря на всю ту огромную любовь, что получал мальчик, он вырос довольно стеснительным: бойкие, острые на язык сестры вовсю пользовались привилегиями, что давала им возрастная иерархия, а потому то, что хотели они, должен был хотеть и младший брат. Сыну не противился подобной властности. В конце концов, именно сестры устроили взбучку ильджинам, вздумавшим его третировать в младшей школе, так что свои плюсы от ведомого положения, определенно, имелись. Взрослея, Сыну становился только краше. Он быстро вытянулся, превратившись из милого ребенка в статного юношу. Прибавьте сюда обходительность и мягкий нрав и вы получите идеального бойфренда. Кстати, он был все так же одарен женским вниманием, только уже иного плана. Стоит ли говорить, что после службы в армии оно только возросло. Возможно, судьба справедлива, и за его привлекательность ему не попадается ни одной стоящей девушки. Первый этап, когда те сами проявляют симпатию и настойчивость, проходит довольно легко, но все то, что следует после, для Сыну из разряда непостижимого. Всем им почему-то хочется рыцарства, широких жестов, они будто складывают с себя полномочия главенствующего и негласно передают их ему, мол, твоя очередь. Теперь уже он, Сыну, должен быть настойчив в своих ухаживаниях, и на деле это оказывалось крайне неловким. Вероятно, поэтому, когда он устраивается на работу и знакомится с женщиной старше него, то вздыхает с некоторым облегчением. Она тотчас берет инициативу, совсем скоро переводя их отношения в нерабочее русло, а Сыну и не против. Кто вообще, будучи в здравом уме, отказал бы своей начальнице? Эта Женщина или Она, как ее про себя называет Сыну, не таит от новоиспеченного любовника своей жизни. Помимо приятных бонусов в виде весьма солидной прибавки к зарплате, совместных поездок заграницу и подарков, он становится вхож в ее дом, что значило гораздо больше вышеперечисленного. Она слишком явно давала понять, что настроена серьезно, и потому решила представить своего сына. Так Сыну знакомится с Донпе. Мальчишка очень красив и очень похож на мать, хотя последняя все же ему проигрывает, и дело не только в возрасте. Он смотрит на нового знакомого расслабленно и даже чуть насмешливо, не утруждаясь высунуть руки из карманов шорт, и жует жвачку. Сыну ничуть не сердится на такую небрежность, находя ее забавной и по-своему очаровательной. Донпе маленький, словно птенчик, худенький, у него узкие плечи и пухлые губы. Вспоминая их первую встречу некоторым временем позже, он не может выделить что-то одно, привлекшее его наиболее сильно. Он также не может вспомнить момент, с каких пор в его штанах начало становиться тесно при мыслях о младшем. Сыну ищет любой повод, чтобы вновь увидеться с Донпе. Его мать, кажется, видела в том исключительно невинные мотивы, и потому была благосклонна. Для нее это лишь признак того, что молодой избранник не намерен сбегать, ведь он так хочет сблизиться с будущим (¿) пасынком. Сама она все больше уходит с головой в работу, что, несомненно, Сыну весьма на руку. Милое дитя совсем скоро обнажает не самые располагающие свои черты. Донпе капризный, упрямый и своенравный. Порой он мог быть просто невыносим, особенно, когда был не в настроении, Сыну это быстро уяснил. Мать, хотя и не держала сына в ежовых рукавицах, совершенно точно не занималась его воспитанием, и он закономерно считал, что ему позволено если не все, то точно бóльшая его часть. Но когда тот оттаивал, то становился как шелковый, приходил мириться, ластился, даже мурчал, устроив взъерошенную головку на груди старшего. Он вообще довольно быстро сошелся с ним тактильно, будто не замечая на себе жадных рук и столь же развязно прижимаясь в ответ. Он знал (Сыну готов был биться об заклад!), насколько порочные чувства он зарождает, знал и продолжал это делать. Отталкивал и притягивал вновь, бесстыдно топтался по самолюбию и остаткам гордости, подавив которые Сыну молил о снисхождении и о том, чтобы все это не прекращалось. О, Сыну обожал его. Сыну обожал его крохотные ножки, которыми он, играясь, сминал его естество через спортивные хлопковые штаны. Кроме них на мужчине не было ни-че-го, и он был на седьмом небе. Он целовал его лодыжки, каждую поочередно, его пальчики, а Донпе смеялся и говорил прекратить. Прекращал ли Сыну? Да, но только для того, чтобы продолжить вновь, а после обсыпать поцелуями молочно-нежную внутреннюю сторону бедра, каждую поочередно. Сыну получает какое-то мазохистское наслаждение, приставая к Донпе, уламывая его каждый раз на нечто большее, буквально упрашивая. Он слышит нахальное «нет, ты не заслужил» и внутренне умирает от охватившего восторга, потому что да, именно так, он не заслужил. Он должен был просить своего малыша получше, ласкать его до изнеможения, так, чтобы тот смилостивился и позволил Сыну овладеть собой. Заходя дальше, он считает это своей маленькой победой. Когда Донпе ложится под него в их первый раз, Сыну вдруг отчетливо осознает, что нуждался именно в этом всю свою жизнь. Все то, что было до, было фарсом, самообманом, пустой тратой денег и времени, если угодно. Все те девушки, которых он имел, были ошибками, потому что на деле он жаждал этого мальчика, темноглазого сорванца, навсегда завладевшего его сердцем и разумом. Пальцы Сыну поддевают одну пуговицу за другой на белом топе, тянут к низу ширинку на концептуально рваных джинсовых шортах, сам же он исходит дрожью от нетерпения, настолько сильно было его вожделение. Ту Женщину он трахал лишь по нужде, из одного только прагматичного желания ни за что не расставаться со своим маленьким божком, судорожно думая в минуты близости только о нем. Стоило быть осторожнее: однажды, кончая, он едва не назвал Ее именем собственного сына. Он готов пойти на многое, лишь бы только слышать его стоны, такие же, как сейчас, когда он входит в его восхитительное, узкое, трепещущее тело. Донпе плачет, инстинктивно пытаясь вырваться, но Сыну долго, слишком долго пытался справиться со своими постыдными влечениями, ставшими, впрочем, для него истинным Раем. Донпе его Рай, его Ад, его порочное, мучительное наслаждение, открывшее бесчисленное количество граней его самого. Донпе словно бы вдохнул в него новую жизнь, и Сыну был готов боготворить его за это целую вечность, в которой будут только он, его мальчик и их счастливая сладкая жизнь. Он теряет голову, и это стоило ему счастья. Ведь утопая в стонах и страсти, ни один, ни другой не услышал, как щелкнул дверной замок.