Порыв

Взгляд янтарных глаз блуждает по мирному, звездному небу и ночному Лилиасу. Снеговые тучи угрожающе плывут вдали, пока свежий ветер скользит сквозь пряди тёмных волос. Ночь обдувает своей прохладой. Со всей аккуратностью и грациозностью кошки спрыгнув с окна в помещение, парень прислоняется к холодной стене и скрывается в тени, настороженно прислушиваясь. Оби всегда был осмотрителен. Внимание переключается на посапывающих уставших лекарей, весь запас сил которых уходит на изучение злосчастного цветка. Парню кажется неестественным тот интерес и страсть, что они отдают этому делу, то непостижимое стремление, что она вкладывает в это дело. Вот и сейчас, оставив все свои силы в многочисленных отчётах и расположившись на письменном столе, красноволосая наконец оставляет исследование на пару часов. «Оби, а почему тебе нравится Шираюки?» Слова Господина, столь резко пронесшиеся в мыслях бывшего наемника, заставляют напрячься всё его существо. Он рассеянно всматривается в девушку. Умиротворенная и расслабления, она кажется еще более хрупкой нежели днем. Лекарь напоминает ему алый цветок. Решительная, упрямая, смелая, как алый цвет. Хрупкая, нежная, ласковая, как цветок. Цветок, посвятивший себя цветам. Его мысли прервал колючий порыв ветра, что заставил безмятежное лицо Госпожи нахмуриться. Зрачки нервно бегают под веками, а хрупкое тело мелко содрогается. Осторожно вытащив перо из ладони красноволосой, он берет ее на руки, аккуратно и крепко сжимая в объятиях. Холодная.  — Вам следует держать ночью окна закрытыми, Госпожа. Он усмехается. Знает же, что не послушает, даже если и услышит. Да ему и не хотелось бы, чтоб она прислушалась к его словам. Луна, еще не скрывшаяся за тучами, озаряет путь. Взгляд темноволосого парня опускается на ярко-алые волосы девушки. Казалось, что они отражают сияние луны и светят еще ярче, еще ослепительнее, чем она. Ему вдруг захотелось коснуться, ощутить их, увидеть это свечение в своих руках. Хотя бы почувствовать. Наклоняясь, он вдыхает глубже, оставляя расстояние между ними в пару миллиметров. Свежескошенная трава, лес и лаванда. Такой терпкий и родной запах. Оби не хочется отрываться, но вот он уже опускает девушку на кровать. Укрывает ее одеялом и поправляет подушку. Улыбка слегка касается его губ, замечая успокоившееся дыхание лекаря. «Ну, на самом деле, я никогда не задумывался над тем, почему она мне нравится» Ложь. В последнее время он думает только об этом. Начиная с того момента, как его рука потянулась к ее. Прикосновение. Ему нужно немногое. Никаких сплетенных пальцев. Никакого ответного сжатия. Лишь лёгкое касание рукой. Быстрое ощущение её кожи, температуры. Ощущение ее. Ему необходимо это. Лишь коснуться. Слегка. Взгляд вновь падает на аккуратную голову. Рука тянется к мягким, чуть растрепанным волосам Госпожи. Еще пара миллиметров и пальцы зароются в них, нежно и настойчиво, еще немного и он не отпустит. Оби решителен и уверен. «Оби… Я хочу доверить тебе Шираюки» Внезапная судорога, распахнутые глаза и парень отдергивает руку, словно ошпаренную от слов второго принца. Зен доверяет ему, а каким он будет рыцарем, если предаст доверие своего Господина? Нет. Он не позволит себе лишнего. Парень разворачивается и садится на край кровати, голова ниспадает на руки, пальцы сжимают волосы. Почему? Почему он хочет этого? Что заставляет его тянуться к ней снова и снова? Столько вопросов. И не на один нет ответа. Раздражает. Пальцы впиваются в кожу головы и царапают её. Он стремительно поднимается и намеревается беззвучно уйти. Ноги уже делают пару шагов, как сзади раздается приглушённый, усталый стон. Стон беспокойного сна. Столько отличий от стона разочарования. Однако сознание любит приукрашивать. Несмотря на распахнутое окно, Оби становится душно. Все его внутренности сжимаются, натягиваются и падают, стоит ему оглянуться на съежившегося лекаря. Порывы. Как они резки и неоднозначны. Нас влечет к запретному. К тому, что не следует познавать. Не следует ради нашего же блага. Наверное, они и есть объяснение. Объяснение тому, что он хочет защитить, согреть эту девушку, прижать и не отпускать. Объяснение тому, что пропадают всякие мысли об уходе и далеко не новая кровать чуть скрипит в глубокой ночной тиши, прогибаясь под увеличившимся весом. Объяснение тому, что рука тыльной стороной ладони невесомо проводит по виску аловолосой, медленно опускается и большим пальцем касается нежной щеки. Шираюки. Звучное и пронзительное имя. Будучи произнесенным, это сочетание звуков будто стремится рассечь воздух. Оби смакует это имя, пробует с различными интонациями. И в любом виде оно приносит ему удовольствие. Только вот делает он это про себя. Он вообще многое держит в себе. Пожалуй, это многое слишком долго копится внутри. Едва слышным шепотом парень выдыхает:  — Шираюки. Еле коснувшаяся уголка губ спящей Госпожи легкая улыбка отражается на лице рыцаря. Только взора она не касается. В его полуприкрытых глазах влажным блеском мелькает тоска. Да. Это определённо порыв. Причем порыв чрезвычайно сильный. «Ну, до сих пор я просто плыл по течению» Так зачем отрекаться от самого себя, пусть и прежнего? Во мраке ночи можно скрыться от любого, даже от себя. Проблема лишь в том, что он хорошо видит в темноте. И он нежно целует её в лоб. Слишком легкое, слишком тёплое, слишком быстрое мгновение. Он отстраняется, хватаясь рукой за горло. Воздух. Его критически мало. Ее критически мало. Руки, расположенные по бокам от девушки, яростно сжимают простыни. Он чувствует, что задыхается. Вдох. Что-то чрезвычайно острое колет внутри. Оно тупым ножом вырезает на сердце прирученного зверя имя своей красноволосой хозяйки. И этот новый свежий шрам обречён быть самым глубоким. Судорожный выдох. Затуманенный взор приоткрытых глаз и блаженная улыбка полусонной девушки. Различив тёмный, склонившийся над ней силуэт, она бормочет сквозь пелену сна: — Зен? Боль. Сфокусировавшись, взгляд Шираюки ловит лишь распахнутое окно и внезапно начавшийся снег. Уверенность в чьем-то присутствии исчезает так же быстро, как парят снежные хлопья за окном. Парень зарывается в шарф, голова запрокидывается, затылок глухо ударяется об твёрдую кору дерева. Он удобно сидит на раскидистом дубе где-то вдали от города. Грудь нервно вздымается, кажется, легкие вот-вот разорвёт на клочья. На улице воздух всегда свежее и дышится легче. Если это так, тогда почему ему кажется, что его отравили? И этот яд колет в ноющей груди, разъедая сгорающие внутренности. Невыносимо. Мучительно приятно. И больно. Оби всегда был осмотрителен. Но смеясь над чувствами других, он не заметил, как жизнь посмеялась над его.