Вечерние звонки

Набрав в легкие побольше воздуха, Петя выпрямился, гордо задрал подбородок и, натянув подобие улыбки, зашёл в заполненную аудиторию. Студенты разбились на привычные группки и занимались своими делами. Кое-кто в одиночестве перечитывал конспекты и шерстил соцсети, но большинство предпочитало перепискам живое общение. Пете махнули рукой с задних рядов. До окончания пятого курса оставались считанные месяцы. Пара зачетов, защита диплома и все вразброс разбегутся по северному городу, кто куда. Петя всячески отгонял от себя мысли о выпуске и старался не думать о приближающемся лете. Он с довольным лицом прошёл вглубь аудитории, поздоровался и сразу включился в разговор. Лямшин и Эркель энергично обменивались мыслями о предстоящей субботе, обговаривая заведомо провальные планы на вечер, ведь всё сводилось к одному — пустые рюмки, пара девушек, весело хохочущих в компании пьяного Лямшина, Эркель с Лизой обязательно долго ссорятся и кричат, а потом так же долго мирятся в запертой комнате. Кириллов и Шатов играют в карты, зовут всех идти на набережную слушать гитару, громче всех смеяться и не оставлять ни на секунду алкоголь с музыкой. Прекрасные студенческие годы. Те моменты, о которых вспоминаешь с легкой улыбкой на губах, грустно вздыхая в компании неясного завтра и кучи неразобранных дел. Петя закрывает дверь шумной квартиры, гремит ключами и спускается на два этажа ниже — сорок четвёртая, железная дверь, уже привычный порог с серым ковриком и заедающим звонком. Ему открывают спустя пару минут. Попытка отыграть радость встречи выглядит нелепо и совсем не к месту. У Пети влажно блестят глаза, брови хмурятся, а пальцы на руках невольно поддрагивают. По нему неохотно пробегают взглядом, вздыхают и задают привычное: — Чего тебе? Однажды наступает момент, когда становится ясно, что продолжать бессмысленно: твой бизнес прогорел, девушка ушла к лучшему другу, родители назвали никчёмным и выгнали с квартиры. Бывает, посмотришь в родные глаза — тебя мелко пробирает дрожь. А они обратят на тебя каплю внимания и перестанут интересоваться. Руки неловко соскользнут с плеч, губы тихо пробормочут что-то нелепое на прощанье. Наступает момент, когда становится ясно. Верховенский мнётся на пороге, не зная, как подступиться и с чего начать разговор. Вроде уже не маленький, а ведёт себя как ребёнок, капризничает и хвостиком бегает. Звонит по ночам, смски пишет, все не отвяжется никак. И вроде оно ничего, переболеет да в себя придёт, вот только у Николая Всеволодовича точно так же на сердечке ножами скребёт и тянет неприятно. — Я вам звоню, звоню, а вы всё трубку не берёте, — Петя неуверенно улыбается, заправляя за ухо прядь волос. — Но это так, вы же человек занятой, а я вечно вам мешаюсь со своими просьбами. У меня есть вино с собой, вкусное, сосед ящик из Грузии привёз. И я подумал, что вы, может, захотите, ну, ничего такого конечно… — Заходите, Верховенский, — Николай Всеволодович снял очки с переносицы, перенёс их на голову, затем, круто развернувшись на пятках, зашагал в глубь квартиры, — обувь у входа оставьте. Пестрый шелковый халат волочился за хозяином, подол поблёскивал рыжими красками в свете настольных ламп. Ремень на поясе болтался распущенной верёвкой, открывая вид на кусок футболки и домашних штанов. Внешне Николай Всеволодович казался таким же отстранённым, как и на лекциях по философии, которые Петруша посещал последний семестр с особым желанием. Интересовал его не столько предмет, сколько их строгий лектор с холодным взглядом и спокойным голосом. Он прошёл в глубь небольшой комнаты. Одно небольшое окно было закрыто плотной бархатной шторкой, в стенах виднелось много открытых шкафчиков. Их наполняли статуэтки, книги, коробочки с резными вставками, поблёкшие фото разного времени. На полу лежал большой махровый ковёр, рядом с ним пара тканевых кресел и раскладной диван, заваленный стопками бумаг. Между них сидел, раскинувшись, лектор, глядя на Верховенского с вялым интересом. С минуту молчания он прохрипел: — Правильно ли я услышал, ты хотел выпить? Или пришёл составить компанию мне и моим отчётам? — Петр всё стоял посреди комнаты, уткнувшись взглядом в пушистый ковёр. — Принеси столик и садись рядом, если не собираешься проделать дырку в полу своим взглядом. Он не спускал с него глаз. Смущение сошло с лица Пети, но неловкость в движениях никуда не девалась. Он перенёс журнальный столик с кухни, поставил на него два высоких стакана и бутылку грузинского брюта. Вино легко открылось, тут же по комнате разошёлся дурманящий запах алкоголя. В профиль Ставрогин выглядел значительно старше: темные круги под глазами, отросшие спутанные волосы, глубокий шрам над губой. Где-то поблизости монотонно гудел включённый телевизор, рассказывая неутешительный прогноз погоды на следующую неделю в северной столице. –Слушай, — неожиданно начал Ставрогин, отпивая кислое вино, — когда человек приходит вот так, молчит и смотрит в одну точку, у меня складывается впечатление, что он хочет сказать что-то важное, но никак не решается начать. Он выжидающе посмотрел на Петю. По коже опять побежали мурашки. — Вы не понимаете. Я помириться пришёл, а вы так грубо на меня смотрите и говорите. На лекциях внимания не обращаете, когда подхожу — сразу занятым становитесь, — с улыбкой протянул Петр, поднимая на Ставрогина внимательные глаза. — Неужто сердитесь, Николай Всеволодович? — Оставь это, Верховенский. Трепаться я с тобой не буду, так что допивай и проваливай к своим однокурсникам. За титульными листами зайдёшь в сорок второй после обеда. Под пальцами шелестели разбросанные бумажки, явно забытые и оставленные тут хозяином до лучших времён. И что это значит? Ставрогин упёрся в какие-то свои убеждения точно баран, возвёл вокруг стену из бетона, об которую сам и бился изо дня в день. Он искал какое-нибудь окошко, лучик надежды между их стычками, которые ограничивались теперь короткими привет-прощай. Мысли о том, чтобы совершить сейчас непоправимую глупость, не казались ему пугающими. Он хотел покончить со всеми домыслами сейчас и узнать правду, хотя совершенно не представлял, что с ней будет делать после. –Нет. Я не уйду. Ставрогин медленно повернулся. Его охватил растущий гнев. Пете, конечно, лучше было уйти, но его терпение лопнуло. –Пошёл вон, Верховенский. Это не шутка, пошёл вон. Нервно усмехнувшись, Петя залпом осушил стакан, вскочил со своего места и навалился сверху на Николая Всеволодовича. Он не помнил, как крепко вцепился в лацканы старого халата, как получил оплеуху и упал на пол, стащив за собой Ставрогина на ковёр. Они сразу же сцепились друг с другом, как дворовые коты, перекатываясь по пыльному полу. Удары приходились по всему, что попадалось под кулак — рёбра, сломанная когда-то переносица, челюсть. Глаза смотрели бешено, пульс быстро бился, отдавая стуком в виски. — Я же сказал тебе уйти, — тяжело дыша зашептал Ставрогин прямо в губы, зажимая руки студента над ним. Немного задержав взгляд на своей победе, глухо рассмеялся и слизал капли крови с рассечённой им щеки. Ноги придавило чужим весом, последние попытки брыкаться не помогли Верховенскому, и он тихо зашипел, отворачиваясь в сторону от тяжелого дыхания. Петя трепыхался под мужчиной ещё с минуту, недовольно шипел, пытался вырваться, но каким-то непонятным образом пространства между ними практически не стало. Стало настолько душно, настолько не хватало сейчас открытой форточки или включённого вентилятора, капельки пота стекли по вискам, растрёпанные волосы неприятно лезли в глаза. Грубо проведя рукой, Ставрогин убрал со лба ученика мокрые пряди, обратно прижал покрасневшее запястье крепкой хваткой и победно хмыкнул. Улыбка шла ему, такому красивому, такому статному мужчине с ровным оскалом и ярким контуром губ. Ещё какой-то сантиметр, и можно будет разглядеть каждую частичку сосредоточенного лица. Комната затихла, посуда перестала падать со столика, вдребезги разбиваясь на маленькие кусочки. Не было слышно ни криков, ни грубых звуков борьбы. Целовать своего лектора по философии было крайне странно. Но, чёрт подери, так приятно. Приятно до дрожи. Обведя нижнюю губу, Николай Всеволодович сжал Петины скулы, легко протолкнув шершавый язык внутрь чужого рта. Левая рука залезла под футболку, оглаживая мальчишескую талию, теснее прижимая разгорячённое тело к себе. Верховенский тихо простонал в поцелуй, вздрагивая в тёплых ладонях учителя. Ставрогин жадно сминал припухшие губы студента своими, позволив рукам продолжить бродить под одеждой мальчишки. Плоский живот поддрагивал под уверенными прикосновениями, Петя задыхался от переполнявших его эмоций, дышал рвано и совсем не контролировал себя, даже если очень того хотелось. –Что, нравится? — шёпотом начал Ставрогин, медленно стягивая помятую майку с худых плеч, укусами-поцелуями проводя по тёплой шее. Верховенский громко вздохнул и прикусил щеку изнутри, когда чужое колено упёрлось ему в пах, а губы коснулись мочки уха. Сейчас Петя летал где-то очень высоко, и спускаться вниз совсем не хотелось. Он, чёрт возьми, так упорно добивался внимания Ставрогина! Так желал оказаться в объятьях этих сильных рук, касаться этого подкачанного тела, полувздохами-полустонами отвечать на требовательные касания. А теперь — пожалуйста, забирай, судьба поднесла всё на голубом блюдечке с золотой каёмочкой. Ставрогин только принялся скидывать с себя халат и майку, как раздался приглушённый стук в дверь. Он взглянул под себя на развратно раскинувшегося Верховенского, который тяжело дышал, приложил палец к его губам и прошептал: –Только не шуми. Пришлось впопыхах накидывать на себя одежду, путаться в длинной ткани, быстро вытирать с губ мальчика кровь, в итоге ещё больше размазывая полузасохшие следы по лицу. Усадив лохматого студента на диван, он быстро окинул комнату взглядом — не считая липкого пятна от вина на ковре, всё выглядело довольно-таки невинно. На первый взгляд и не придраться. — Николай Всеволодович, очки! — впопыхах пролепетал Петя, передавая тёмную оправу учителю в руки. Он надел очки, завязал халат, кое-как прикрыл пах и зашагал в сторону двери. В голове всё кружило, да и желания выяснять, кто сейчас припёрся к нему в такой поздний час, совсем не было. Хотелось перетащить Верховенского с дивана, разложить на постели, вжать лицом в матрас и вытрахать из него всю накопившуюся дурь. Может быть даже не раз, для профилактики. Он отпер тяжелую дверь, которая со стуком ударилась о стенку. На пороге стоял Лямшин и два мента около. Пришли они сюда явно не из-за громких звуков музыки, доносящихся из соседней квартиры.