Идущий на смерть - приветствует тебя!

      Атаринкэ не спалось, несмотря на медленно накатывающую усталость, что по капле выпивала силы, туманила взор и наливала руки свинцовой тяжестью. В раздражении протерев глаза пальцами и налив в кубок ещё вина из стоявшего рядом кувшина, принц Первого дома пригубил кроваво-красную жидкость. Вино прокатилось по горлу приятной горечью, согревая и на время бодря.       Глубоко выдохнув, казначей вновь принялся за работу, перебирая бумаги с записями о запасах, разбирая отчёты от мастеров и ремесленников, и хмурым взором всматриваясь в письма, разложенные на его тяжёлом дубовом столе по аккуратным стопкам. Куруфин не обладал хозяйственностью своего младшего брата, которого Рыжики, Амрод и Амрас, помнится, в шутку назвали «Хомяком». За рачительность и способность кого угодно замучить ворчанием на счёт запасов. Сыну Феанора куда милее был полумрак мастерской и жар кузни. Тем не менее, на ком лежало правление княжеством Химлада, пока Туркафинвэ занимался охотой и патрулями? Естественно, на Курьо. И когда путь привёл их народ в подземные чертоги Нарготронда, Куруфин весьма быстро поднялся при дворе Финрода от простого гостя и беженца до домоправителя, взяв на себя заботу о хозяйстве потайного королевства.       Домоправителя, да…       Из горла феаноринга вырвалось тихое рычание, как и всегда, когда он вспоминал об этом дне. Пальцы на руке сжались в кулак, сминая хрустнувшее в руке перо.       Почётная должность, безусловно. Высокая. Ответственная — и весьма укрепившая позиции беженцев из Химлада. И только сильнее вскрывшая раны. Как застарелые, так и нанесённые совсем недавно.       Их великий отец, его отец, был королём нолдор. Пусть и правил он недолго. Им семерым досталось наследство Феанора — вместе с клятвой, что подтвердили сыновья у смертного одра своего отца. А затем Майтимо, старший, мудрый брат, решил сыграть в благородство, начав благодарить Второй Дом за своё спасение, хотя, по большому счёту, единственные, кто заслуживал благодарности — был Финьо и те немногие, кто помогали Рыжего выхаживать. Но, что ещё хуже, Маэдрос решил начать каяться — за Лосгар и Хэлкараксэ, вестимо. За сожжение кораблей, будь они неладны — как будто забыл, что до отплытия уже во всю звучали разговоры о низложении отца и проклятья ему в спину.       О, Курьо, несмотря на сотни прошедших лет, хорошо помнил те дни. Старший тогда говорил о том, что не может быть королём, о вине за Хэлкараксэ, о вире, которую феаноринги должны уплатить. Решив при этом за всех, разумеется. Много слов было и о союзе, благодаря которому нолдор вновь смогут сплотиться под знаменем мудрого и справедливого короля Нолофинве. Как будто, балрог подери, нельзя было заключить союз, как двум равным владыкам — если уж Второй и Третий дома не желали признать их верховенство!       А потом — было унижение, во время которого сыновья Феанора и его внук едва не на коленях стояли, вымаливая прощение. Которое, по большей части, мало кому из них нужно было, на самом деле. Пусть Куруфинвэ тогда повиновался и давно уже не держал злости на брата, тот момент, когда Руссандол решил растоптать наследие отца, кузнец запомнил надолго.       Атаринкэ взял новое перо и, размашисто выводя тенгвы, поставил свою подпись на очередном приказе. Близилась середина лета, самое время запасти побольше фруктов, дабы засушить их на зиму.       Затем, совсем недавно — новая рана, уже по глупости почти всех нолдорских князей. В том числе, к сожалению, и их с Тьелкормо собственной. Не поддержал никто из них, кроме младших сыновей Арафинвэ, своего Верховного Короля, когда тот решил ударить по Ангбанду всей совокупной мощью эльфов. Отговорили. Решили обождать, накопить силы для главной битвы. Да только Враг, будь он проклят, ждать не стал. Выжег леса огненными бичами, запрудил рвы крепостей телами поганых орков. Разбил вдребезги осадный рубеж, пусть это и дорого стоило Морготу. Как сейчас Курьо помнил, как пылал разорённый Химлад. Как живые, которым не повезло оказаться в орочьем плену, завидовали мёртвым — пробиваясь вместе с уцелевшими из разорённого княжества, Феанарион насмотрелся всякого. И, кажется, начал понимать Майтимо, который, казалось, совсем перестал бояться обычной боли — что она Рыжему, после такого-то?       Быть может, именно поэтому Курьо и повёл выживших из своего народа в Нарготронд, а не к Химрингу, в твердыню Маэдроса. Стыдно было показаться на глаза Старшему. Стыдно, потому что эльдар, что пошли за двумя братьями, Турко и Курьо не уберегли — подведя примерно под то же, что Руссандол испытал в Ангбанде.       Желчная усмешка, полная горечи, искривила губы Атаринкэ.       Так и получилось в итоге. Иронично. Сын Короля. Мёртвого. Князь — разорённой земли, которую уже вряд ли вернёшь. Теперь вот домоправитель… павшего города, что ли?       Невесело хмыкнув, Курьо отложил отчёт в сторону, распечатав недавно пришедшее письмо и жадно впиваясь в него глазами. Письмо было из Химринга — и уже этим было важно. Не так часто они получали весточку от старших братьев.       Звук отворившихся дверей заставил Куруфинвэ вздрогнуть. Самую малость, так что было едва заметно — но всё-таки. Руки, облачённые в чёрные перчатки, отложили письмо, опустив его на отполированную поверхность стола. Атаринкэ слегка вздохнул. Лишь трое позволяли себе так бесцеремонно врываться в его покои. И у одного из них, ехидного и ещё умеющего смеяться старшего брата, была куда более лёгкая поступь истинного охотника. А кроме того, его везде сопровождал четвероногий друг. А второй, милый, любимый и слишком правильный сын — всегда окликал его, входя.       Оставался только один вариант.       — Финдарато, — поднявшись со своего кресла, Феанарион слегка опустил голову, отдавая дань уважения князю Нарготронда. Возможно, у него и не было согласия с решением Маэдроса о передаче верховной власти, и ему не за что было любить Третий дом. Но у Куруфина, всё же, была благодарность тому, кто приютил его собственный народ в час нужды. Не ко всем жителям тайного города, но к этому эльда — да. — Ты поздно сегодня.       От внимательных глаз кузнечных дел мастера не укрылось то, что облик златоволосого нолдо, мягко говоря, не блещет здоровьем. Кожа эльфа была бледна, под глазами залегли тёмные круги — будто князь не спал день, ночь и следующий день за ним. Но больше всего сына Феанора поразили глаза правителя. Если прежде они лучились мудростью правителя и спокойной, уверенной силой, то теперь в очах застыло, словно высеченное из камня, совсем иное чувство. Мрачная решимость, что бывает у тех, кто знает о приближении скорой беды, но готов шагнуть вперёд с высоко поднятой головой. Совсем как тогда, в Амане — когда восемеро, плечом к плечу, давали свою Клятву.       Курьо сощурился. Что-то было не так. Совсем не так. Разговор явно предстоял серьёзный.       — Какие новости, Куруфинвэ? — тихо спросил Фелагунд, бросив взгляд на письмо с печатью Химринга и устало садясь во второе кресло, стоящее рядом. Домоправитель подвинул своё так, чтобы быть напротив князя. После чего, порывшись в сундуке, достал второй кубок и разлил вино по сосудам.       Феаноринг коснулся пальцами подбородка, поглаживая его. Новость была, и весьма значительная. Пусть пока что суть этой новости лишь зарождалась — далеко в Химринге. Стоило ли говорить о ней сейчас? Пожалуй. Финрод не стал бы болтать раньше времени. Тем более о таком.       — Майтимо подумывает о том, что неплохо бы нам исправить ошибку, что стоила нам Дагор Браголлах  и Верховного Короля, — Куруфин отпил вина. — Мы были разбиты по одиночке, но и Морготу рога пообломали. Князь Химринга грезит о новом союзе. Нолдор, эльфы Дориата и Гаваней. Вторые и наугримы. Рыжий хочет собрать всех.       — Когда? — глаза Фелагунда, почти омертвевшие, вспыхнули было огнём. Атаринкэ чуть сжал пальцы. Что-то здесь было нечисто. Финрод был сам не свой после прихода в город того бездомного бродяги из людей, подобранного Турко во время патруля.       — Идею точно поддержит Финьо, — в голосе Куруфина проскользнули нотки застарелого сарказма. Старшие дети двух домов всегда были не разлей вода. Иногда даже ближе, чем с родными братьями. — Разумеется, откликнутся и другие дети Феанора. Но остальные… Тургон заперся в таком же тайнике, как и мы. Выйдет ли он на битву? Кто знает. Дориат? — на губах феаноринга появилась ироничная усмешка. Спесивого владыку Менегрота многие не любили ещё с того памятного послания. — Даже не смешно. Нам нечем убедить твоего родича, мой князь. Нечего ему предложить. Нечем даже взять за горло, чтобы он, наконец, сделал хоть что-то, пока мы сражаемся и льём кровь. А вот на эдайн и народ камня есть надежды. Но ты не хуже меня понимаешь, что создание такого союза дело не быстрое и не терпит спешки. Возможно, уйдёт ещё поколение Вторых, прежде, чем всё будет готово.       — Поколение, — было заблестевшие, светлые очи Финдарато вновь потухли. Золотоволосый опустил голову, касаясь губами вина в своём кубке. — Нет. Не выйдет. Слишком долго. Слишком поздно…       — Инголдо, — этот разговор нравился Курьо всё меньше и меньше. — Что. С тобой. Происходит? Ты по своему виду — будто из болота вылез.       — Болота? — Финдарато хохотнул. Мрачно так хохотнул, как не делал раньше даже в самые тёмные часы. — Болота! Ох, Курьо. Ты даже не представляешь, насколько точно ты попал в цель.       Князь залпом осушил кубок, резко опустив его на стол.       — Именно в болоте и причина, мой кузен. В болоте, из которого меня вытащил Барахир, — Финрод резко утёр губы рукой, тяжело вздыхая. — Человек, который мог не делать этого — не так далеко насмерть сражался его брат. Человек, который мог бы не тратить столько сил, чтобы спасти меня — но сделавший это. Без всякого иного умысла, отважно и благородно, не требуя награды. Человек, что стал мне другом! И которому я дал своё кольцо и свою клятву, что, если он позовёт, я приду ему на помощь. В битве и в мире, чего бы он не попросил.       Шлёп!       Куруфин, сжав зубы, обрушил могучую длань на высокий лоб, закрывая рукой глаза. Сдержаться Феанарион попросту не был в силах. Клятва! Клятва, чтоб её. Ну конечно… Теперь всё сходилось. Интересно, что потребовал с князя этот смертный? Да и вообще, кем он был, интересно? Слишком молод, чтобы быть Барахиром, слишком…       А разгребать это, чуял Атаринкэ, придётся, в том числе, ему, Турко и их нолдор.       — Финдарато, — мрачно сказал он, оторвав от лица руку. — Финрод! Семь! Семь твоих кузенов уже прыгнули с крыши, дав клятву, от которой не отказаться. И пусть я об этом не жалею — но какого орка ты решил разбежаться вслед за нами?       — Порыв, который я не посчитал нужным останавливать, — вяло огрызнулся Инголдо. — И мне жаль, что Барахир не пришёл ко мне сам. Его изрубили на куски прислужники Врага. Вместо него, — Финрод скривился, точно от зубной боли. — Пришёл его сын, Берен. Мальчишка ещё совсем. Глупый, влюблённый мальчишка… И знаешь, что он от меня попросил во исполнение моей клятвы?       Нолдо выдержал паузу, прежде чем продолжить. Голос князя звучал глухо, обречённо, будто речь умертвия из-под земли.       — Чтобы я помог ему добыть из Железной Короны Моргота Сильмарилл. Такой свадебный выкуп назначил пресветлый король Тингол за руку Лютиэн Тинувиэль, как прозвал её Берен. Сын Барахира хочет, чтобы я повёл войска Нарготронда в бой и помог ему обручиться с той, кого он любит больше жизни. В тот самый момент я понял, что клятва, что я видел в грядущем, обещание, что принесёт мне смерть — вот оно… — печально усмехнувшись, Фелагунд налил себе ещё вина. — Я пытался отговорить его. Намекал, что вы с братьями скорее умрёте и спалите все королевства, чем дадите Сильмариллу попасть в Дориат. Говорил, что вы имеете большой вес в Нарготронде, но он вцепился в эту идею, словно репей под хвост кобыле! Мечтает о Лютиэн, — выплюнул Финрод едва ли не с отвращением по отношению сыночку Барахира.       Глаза Куруфинвэ расширились, когда кузен упомянул о Камне. В виски привычно ударили два орочьих барабана, отдавшись в ушах. В груди разгоралось жгучее, злое пламя. Убить. Разорвать на части. Уничтожить. Расправиться с тем, кто посмел покуситься на работу отца!       Уже привычно загасив в себе порыв, стиснув зубы, Курьо тряхнул головой, стараясь мыслить здраво. И если говорить о здравомыслии… то дело было бы до одури смешным, если бы не было таким грустным.       — А Владыка Менегрота не дурак, — мрачно хмыкнул он, скрестив руки на груди и смотря на Финдорато, сощурившись. Ведь, по сути, под удар теперь могли попасть не только подданные князя, но и его собственные. — Совсем… не дурак. «Исхитрись-ка мне добыть то, чего не может быть!» Прекрасный способ отвадить нежеланного жениха от дочки… был бы, если бы не твоя Клятва, Финрод.       В порыве эмоций, захлестнувших его, четвёртый сын Феанаро рывком встал со своего места, пройдясь по комнате и жестикулируя. Стараясь убедить князя, опрометчиво давшего обещание, отказаться от него.       — Ты же прекрасно понимаешь. Ничем хорошим это не закончится. Нам не взять в одиночку Железный Ад! — рыкнул он, делая резкий взмах рукой. — Объединившись, собрав все силы в стальной кулак — да, возможно. Но силами одного лишь Нарготронда? Сколько мы сможем выставить, даже учитывая беженцев, вроде меня, Турко или Тьелпэ? Двадцать тысяч? Двадцать пять?       Куруфин повернулся быстро, словно во время боя.       — И самое главное — ради чего? За что будут умирать Нолдор? За что, быть может, падёт мой сын? Чтобы Берен твой, чтоб его волколаки сожрали, протянул свои руки к тому, на что у него в принципе прав нет, а затем возлёг на брачном ложе с красавицей из Дориата и наделал толпу полукровок?       — А ты думаешь, я себе не задавал эти вопросы? — резко поднял голову владыка, зло сощурившись. Губы князя сжались в тонкую, бледную линию. Ноздри слегка расширились, точно у гончей, что почуяла добычу.       Отставив кубок, Фелагунд выпрямился, как натянутая тетива.       — Атаринкэ, ты правда думаешь, что я не обдумал всё это — тысячи и тысячи раз? Не представил себе, чем закончится этот поход? Не видел в мыслях своих распятых на скалах воинов и нолдо, которым будут заливать раскалённый металл в глотки? Не содрогался от того, что Нарготронд останется беззащитным? — из горла золотоволосого князя вырвалось рычание. — И кто предлагает мне это? Кто просит меня, взывая к клятве, отправить столько невинных душ на убой? Сын лучшего из эдайн, каких мне приходилось встречать. Барахир… Барахир. Почему он мёртв, а? — Финдарато, потянувшись за кувшином с водой, налил себе прозрачной жидкости. — Я даю голову на отсечение, человек, спасший меня, мог попросить о многом. Но не вести народ на убой без единой надежды на победу, как это делает его сын. Не выкручивать мне руки Клятвой, «прося». Проклятие. Почему даже твой отец, при всех его деяниях, не делал подобного?       Куруфин медленно вернулся на своё место, смотря на Финрода, будто впервые увидел эльфа. В серых глазах читалось ни с чем не сравнимое изумление.       — Ты что сказал? — мягко спросил он, полагая, что ослышался. Чтобы Инголдо ставил Феанора кому-то в пример? Он не спит, случаем?       — Представь себе, Курьо, — мрачно хмыкнул золотоволосый. — Нет… с Хэлкараксэ — отдельный разговор. За это мне бы очень хотелось… поговорить с ним по душам. Но ты помнишь, что он говорил в Амане, тогда? Ты — помнишь?       Куруфинвэ помнил. Лучше других.       — О надежде. О трудной дороге — но, быть может, дивном конце пути.       — Да. О надежде. О новых землях, что ждут нас. О земле, где мы сможем стать хозяевами своей судьбы. Землях, что были настоящим миром, а не сладкой сказкой Валинора, — Финрод глубоко вдохнул носом воздух, пытаясь успокоиться, но пока что тщетно. — Но, самое главное. Феанор, хоть и призывал и смеялся над теми, кто отказался от его пути — не тащил никого за собой силком! Он предоставлял хоть какой-то выбор. И, знаешь… насчёт обещаний он не обманул. И я пошёл — сам. За друзьями. За возможностью жить — и выбирать самому, как идти по этому миру, — сын Арафинвэ покачал головой. — Это был мой выбор — отправится сюда по Вздыбленному Льду. Отправиться сюда. И всё, что я сделал здесь — тоже было моим выбором, а не чьей-то указкой. И несмотря на всё, что произошло с нами здесь, я полюбил этот прекрасный и яростный мир. Мир, в котором мы жили полной жизнью, боролись и сражались. Любили и творили. Ну, некоторые из нас — так точно. Я сражался, боролся и творил. Любил — в других местах.       Фелагунд улыбнулся, постепенно приходя в себя.       — Это хороший мир. Несмотря на кровавую язву Ангбанда. Но сейчас… мне выбора не оставляют, кузен. Сын моего друга требует от меня того, что отец его никогда бы не попросил — и мне придётся это сделать, хотя и не хочу. Я чувствую это, — он слегка сморщился, прижимая руку к сердцу. — Клятва. Она жжёт. И с каждым днём — сильнее. Гонит меня на север, заполняет мысли попытками вытащить Камень из Короны Моргота. Ты с братом лучше всех в Нарготронде знаешь, каково это.       Куруфинфэ склонил голову в согласии, смотря на Инголдо исподлобья. Он знал. Знал — и боролся с этим. Убеждал себя, что ещё не время. Отводил душу в боях, временно гасил зов Клятвы. Хотя… быть может, этому помогало то, что сейчас Сильмариллы были недосягаемы. И Клятва это знала. Кто знает, как бы Курьо начало жечь и звать, окажись один из Камней, скажем, в Дориате? А у Финрода Берен — вот, рядом, размахивает кольцом и требует исполнения обещания.       Вот только Атаринкэ это не слишком утешало. Скорее даже наоборот. Он злился, злился до того, что от сжатия кулаков побелели костяшки пальцев. Злился на Финрода, давшего опрометчивую клятву, на Тингола, который не смог придумать ничего лучше. И, в особенности, на Берена, которому хотелось лично открутить голову.       Нужно было что-то делать. И — срочно! Феанарион не собирался погибать за то, чтобы какой-то вшивый смертный взял себе наследие их отца, после чего повеселился в спальне с синдарской девкой. Ровно как и спокойно смотреть, как Нарготронд, потенциальный союзник для армии, что в будущем начнёт собирать Майтимо, дабы покончить уже с Морготом, растратил силы впустую. И если владыка Нарготронда не остановит это безумие… Придётся это сделать им с братом. Поход организовывать дело небыстрое. Мало ли, в какую канаву Берен упадёт за это время. И шею себе сломает.       И бывший князь Химлада уже собирался высказать всё это в лицо Фелагунду, когда тот, властным движением руки прервав феаноринга, продолжил. Спокойно и решительно, как истинный владыка, отдающий приказы.       — Вот только, Куруфин, я не желаю, чтобы моя опрометчивая клятва лишила выбора и моих эльдар. Не желаю, — он сжал кубок в руках. — А ведь они пойдут, если я позову. Всё же я любим в народе. А мне придётся позвать, Берен ведь не отступится от требования помощи.       Глаза спокойно и бесстрастно посмотрели в глаза… И, в этот момент, Атаринкэ понял, зачем именно пришёл в его покои князь. Нет, не за тем, чтобы Куруфин отговаривал его. И не затем, чтобы уговорить пойти с ним в Ангбанд. Нет… Финрод пришёл просить помощи там, где не способен был справиться в одиночку, не нарушив своей клятвы. Но ему мог помочь тот, кто не погнушается отвратить народ от своего короля. Речь кого против Берена точно не будет выглядеть подозрительно ни для кого из них.       Что же, право. Если сын Финарфина сам так любезно настаивает… Это будет даже лучше, чем убивать чужака.       — Так чего ты хочешь от меня, мой князь? — спросил он мягко, желая услышать подтверждение от самого Финдарато.       —  Сделай так, чтобы они не пошли, Курьо. Это в твоих силах. Прояви своё красноречие, кузен, возьми тебя балрог! — Финрод подался вперёд, приближаясь к феанорингу. — Тебя называют более всех похожим на твоего великого отца — ну так завтра говори с ними так же убедительно, как говорил Феанаро в Амане! Ты сможешь переубедить их. И тогда я сброшу корону, отправившись на верную смерть вместе с сыном моего друга — но отправившись один.       Инголдо откинулся на спинку кресла.       Атаринкэ мягко обхватил подлокотники, вглядываясь в совершенно спокойное лицо сына Финарфина. В душе эльда бушевала буря. Злобная, хищная, колючая буря, боровшаяся сама с собой. Одна его часть, грозная, могучая, страстно ненавидевшая своих врагов — ликовала. Ведь после ухода Фелагунда…       После ухода Фелагунда власть неминуемо окажется в их с Турко и Тьелпэ руках. Келегорм, улыбчивый, порывистый, стремительный — уже весьма популярен среди жителей города. Сам Курьо? Домоправитель, ведающий всем хозяйством княжества. Кого Финрод оставит наследником? Ородрета, младшего брата? Он не удержится на троне. Тьелкормо и Куруфин вновь могли стать князьями — только руку протяни! Финрод сам предлагает!       А имея за спиной одно из самых больших княжеств Нолдор, да объединившись по плану Рыжего — можно будет уже по-другому поговорить с хозяином Ангбанда. Совсем по-другому.       Но была и вторая часть. Та, что была благодарна Финроду за то, что тот приютил их с братом и народ Химлада в своем городе. Та, что в уважении склоняла голову перед правителем, который, попав в капкан без возможности повернуть назад, всё равно смог дать народу то, чего Клятва ему не дала. Выбор. Возможность отойти в сторону и продолжать жить. Это заслуживало признания.       — Один вопрос. Ты понимаешь, что будет после твоего ухода? — наконец спросил Курьо.       Финдарато усмехнулся, не говоря ни слова. Проницательно, явно понимая, что именно имел в виду Феанарион. И кивнул, принимая, фактически, условия, которые спасут его народ. Фактически — оставляя Нарготронд, своё детище, на феаноринга, ведь власть, так или иначе, перейдёт к ним.       — Ородрет не умрёт. Ни от мечей орков в этом самоубийственном походе. Ни при низложении, — безапелляционно заявил он.       Круфинвэ фыркнул, кивая и соглашаясь — и отдавая дань последнего уважения князю.       — Что же, Финдарато… — Атаринкэ вновь разлил по кубкам вино. — Я не буду желать тебе вернуться с победой. Мы оба знаем, что этого не случится. Вы сгинете в Ангбанде или Тол-Гаурхот. Да и… а, — Курьо резко махнул рукой. — Скажу прямо. Вам лучше будет проиграть. Потому что вернись вы с Камнем, и любая надежда на крепкий союз между всеми свободными королевствами будет порушена, как песочный замок на берегу Альквалондэ. Потому что ни один из моих братьев тогда уже не отступится от нашей Клятвы, и неизвестно, сможем ли мы вообще сдерживаться — или вцепимся в глотку Тинголу до того, как разгромим Врага.       Куруфин помолчал, собираясь с мыслями и слегка взбалтывая вино в кубке. После чего вновь поднял глаза.       — Но я пожелаю тебе смерти, кузен. Быстрой и лёгкой смерти, дабы тебе не пришлось мучиться, как моему старшему брату. Потому что нет Фингона, который придёт за тобой. И чтобы после того, как ты выйдешь из чертогов Мандоса, ты вновь увиделся бы с Амариэ и сыграл свадьбу, которая не состоялась из-за похода.       Финдарато улыбнулся печальной, но в то же время мечтательной улыбкой, салютуя феанорингу кубком.       — Вот уж не думал, что я буду действительно радоваться пожеланию лёгкой смерти — и надеяться, что оно сбудется. Спасибо, Атаринкэ. Идущий на смерть — приветствует живых!       Так они и выпили. Финрод, теперь готовый встречать страшный день со спокойной душой. Ведь его народ будет жить. И Куруфин, уже строивший в голове планы — и, в глубине души, сочувствовавший храброму князю Нарготронда.