exhibition of feelings

— Последняя бутылка, блять. Примерно с этого начиналась каждая грёбаная ночь Конхи. Блондин каждый день очень жалел о том, что согласился на пребывание и участие в этом замесе. Радовали только скоро появившиеся Луны и их любовь к творчеству группы. А вот новоиспечённые друзья совершенно не удовлетворяли его ожиданиям. Вечно искрящийся (в прямом смысле этого слова) Лидо, или же Ким Гонхак, который совершенно не умеет готовить и только подрывает терпение тому, кто умеет. Он слишком позитивный, что очень раздражает иногда. Но также этот "монстр" умеет быть интересным собеседником, когда устанет выносить всем мозги. Рейвен, или же Ким Ёнджо, очень спокойный человек, который часто забывает слова их песни, постоянно лежит на диване и слушает причитания Лидо. Или же Сиона. Кстати, последний очень симпатичный малый, тем более макнэ. Но это звание совершенно не делает из него милого зайчика, из Дончжу он сделал монстра, который зависит от макияжа. Ещё есть Сохо, который симпатизирует Конхи больше всего. Конечно, и у того бывают тараканы в голове, но всё же беловолосый был хорошим другом. И… Хванун. Вернее, даже не так. Ё-лучший-гибкий-красивый-Хванун. Он был совершенно иным. Ли понял это сразу, как только увидел эти удивительно чёткие черты лица, милую улыбку и блестящие на солнце глаза. Никогда раньше он не чувствовал такой прилив эмоций, который заставляет задохнуться в непонимании и восхищении. Потому что появление весёлого, жизнерадостного, но в то же время такого беззащитного, печального Хвануна делало времяпрепровождение с группой намного легче. Он легко мог влиться в разговор, чувствовал себя как рыба в воде. Но нередко Конхи мог наблюдать, как он лежит на большой, просторной кровати, свернувшись в клубочек, поджав под себя ноги. В такие моменты совершенно не хотелось стоять возле дверного проёма и наблюдать за всей этой ситуацией. Хотелось нарушить его грусть, взбудоражить или же сказать, что он может открыться, рассказать о своих проблемах, а не закрываться и изображать, что он в полном порядке. Конхи сделал ещё один глоток соджу. Он любил ночью сидеть на крыше отеля и наблюдать за фигурами снизу, сверкающими на ночном небе звёздами, вслушиваться в шелест листьев, разговоры людей в телефонной будке, которая до сих пор не утратила свою актуальность. Винтажная вещь, чёрт. Конхи усмехнулся. Когда-нибудь он тоже попробует позвонить из неё. — Что будет, если я спрыгну? — начал размышлять вслух парень. От мысли, что он умрёт, пошла дрожь, до боли знакомая. Такая дрожь проходит каждый раз, когда он оказывается очень близко к Хвануну. А будет ли он жалеть об этом? Будет ли плакать? Чёрт, от мысли о его слезах становится ещё хуже. Не нужно позволять ему плакать, это ужасно, когда видишь человека, который всегда светится как солнышко на ясном небе, с хреновым настроением, красными от слёз глазами и желанием убить самого себя, чтобы прекратить страдания. Они приносят лишь боль. Ли приподнялся на колени, а потом, поднявшись полностью, подошёл к краю крыши. Дул сильный ветер, способный скинуть Конхи, но сейчас это его мало волновало. Чистый ребяческий интерес подавлял любой инстинкт самосохранения, пытаясь разглядеть пугающую высоту и понять все прелести жизни за один раз. Чёрт, у него нет причин для того, чтобы… — Конхи! До боли в костях знакомый сладостный голос выкрикнул его имя с болью и переживанием в груди. Блондин пошатнулся и чуть не наклонился для того, чтобы спрыгнуть. Прекрасные, нежные руки оттащили его подальше от края и держали до тех пор, пока Конхи не восстановил дыхание, которое было сбито глубокими мыслями о самоубийстве. Ли посмотрел на лицо, которое всегда вызывало в нём вихрь неожиданных эмоций, включая до сих пор неизведанные. Теперь парень знал, что всегда бурлило в его жилах, когда этот человек находился рядом. Тёплая рука лежала на щеке Конхи, до него доносились обеспокоенные причитания и слова о том, как сердце ушло в пятки. «А моё сердце, чёрт возьми, ушло к тебе», — блондин пытался всеми силами сдержать в себе этот ужасно желаемый порыв, который потом будет не остановить. Так хотелось, так… — …ты же, в конце-концов, мог это сделать! Что бы мы потом делали?

Non Believer — London Grammar

— Скажи, что доверяешь мне. Чёрт, что он делает. Только не сейчас, не здесь. — Твою мать, Конхи, конечно доверяю, что за глупости? Ты просто чуть-чуть перебрал, тебе нужно пойти спать, а завтра мы с тобой обсудим то, что произошло, если ты вспомнишь. — Скажи. Что. Доверяешь. — Я доверяю тебе, Конхи. «Хванун», — только и успел выдохнуть Ли от того, что задыхался. В следующие несколько секунд он обхватил Ё за талию, притянул к себе и только на мгновение задержался, чтобы взглянуть в его глаза. В них Конхи увидел целую Вселенную. А потом внутри взорвались все чувства, смешались в одно целое. Сердце пульсировало, совершало кульбиты и готово было вырваться из такого шатающегося, но счастливого парня. Губы Хвануна, как и он сам, оказались удивительно прекрасными, мягкими, нежными, такими желанными, что Ли просто захлебнулся в своих ощущениях. Языки переплетались, а Хванун всё не торопился убегать и кричать всем о том, как Конхи неумело целуется. Блондин зарылся свободной рукой в такие же светлые волосы парня, наслаждаясь каждой миллисекундой. Он так хотел поставить этот момент на паузу, выделить укромный уголочек своего подсознания, чтобы возвращаться к нему снова и снова. Сейчас, именно в эти секунды, Хванун принадлежал Конхи, больше никому, только ему. Это хрупкое, беззащитное тело сейчас находилось в руках того, кто никогда не отпустит и будет оберегать. — Скажи, что любишь меня, — разорвав на мгновение поцелуй, произнёс блондин с беспокойством во взгляде. — Я люблю тебя, Конхи.