Верность до конца?..

Элен

      Я чувствую приближение грозы. В воздухе явственно ощущается какой-то особый запах конца северного лета. Сквозь окно в комнату проникает свет уличных факелов, и я узнаю очертания Дельфиниума — низкие, украшенные арками, здания, главная площадь, дома меченосцев.       Лайя из Серры минутой ранее вышла, оставив меня наедине с собой и мыслями. Кожа на лице отдает непривычной, тупой болью, заставляя касаться скул.       Моей маски больше нет.       Осознать это вновь, после битвы, оказывается намного труднее. Маска — это личность меченосца, и с её потерей я понимаю, что обрекла и частицу своей души.       Чертов джинн, чертов Князь Тьмы…       Но от окончательного ухода в мрачные, без луча надежды, раздумья меня останавливает тихий шум за дверью. Мышцы на ослабшем теле под тонкой тканью льна напрягаются, готовясь встретить незваного гостя, а ладонь сама тянется к рукояти кинжала на столе рядом с постелью. Но сжатый воздух вырывается из легких с облегчением лишь в тот момент, когда я вижу Авитаса.       Аккуратно прикрыв за собой дверь, он подходит ближе, и я ловлю выражение его лица. В потемневших малахитовых глазах читается забота, радость и… нечто неизведанное.       Он смотрит на меня, не как подчиняющийся Сорокопуту капитан войска. Он смотрит, как друг. Хотя мы оба негласно понимаем, что я давно для него являюсь кем-то бо’льшим.       Я хочу сказать ему что-нибудь. Что-то важное. Идущее из сердца.       Ты вернулся за мной. Вы с Лаей вырвали меня из пасти самой Смерти. Ты так много унаследовал от отца. В тебе так много его доброты — больше, чем ты сам готов признать…       Но вместо этого, я лишь откашливаюсь и резким движением сажусь в кровати, отчего к горлу тут же подступает тошнота. Не знаю, сколько ещё мне понадобится времени, чтобы оправиться после битвы окончательно.       — Докладывай, Харпер.       Брови под серебряной маской приподнимаются в легком удивлении, а в глубоких глазах мелькает разочарование. Не это он хотел услышать, не это… Но Авитас быстро овладевает собой, понимая, что сейчас эта информация мне нужнее всего.       — Из Антиума удалось вывести семь тысяч пятьсот двадцать меченосцев, — твердо повествует он. — С ними вместе — одну тысячу шестьсот тридцать четыре книжника. По нашим подсчетам, до начала штурма удалось эвакуироваться по крайней мере десяти тысячам человек, патрициям и торговцам. Часть из них была отправлена в безопасные места Комендантом, часть — бежали сами за пределы столицы.       — А что с остальными?       — Половина погибла во время осады. Другую половину карконы обратили в рабство.       Это было ожидаемо. Он продолжает рассказывать о состоянии Империи, о Керис и падении Антиума, но я слушаю его вполуха. Меня больше ничего не удивляет. Всё моё стратегическое планирование полетело к чертям…       В какое-то мгновение, Харпер замолкает и плавно сокращает между нами расстояние. Присев на край моей кровати, он уверенно поднимает руку и обжигающими касаниями проводит пальцами по лицу. Я задерживаю дыхание, не в силах отстраниться.       — Ты ещё не видела себя в зеркало, — полуутвердительно, полувопросительно тихо проговаривает он.       — Потому что не хотела этого, — мой голос тоже падает в громкости, боясь нарушить своим звуком момент связи между нами.       — У тебя остались шрамы, — спустя несколько секунд молчания, Авитас произносит это на выдохе, — Всего два. Как тонкие порезы.       Его проницательный взгляд останавливается на моей шее, скользя дальше, и только тогда я понимаю, что мой резкий порыв подняться к изголовью обернулся представлением себя сквозь полупрозрачное ночное одеяние. Но мне не хочется закрываться…       — Как я сейчас… — начинаю я, но голос совсем срывается на шепот, — Насколько это скверно выглядит?       — Это выглядит прекрасно. Твое лицо не может выглядеть иначе, Кровавый Сорокопут. Неважно, есть ли на нем маска.       Мои скулы пунцовеют, стремясь разгореться ещё сильнее, и теперь никакой атрибут не может этого скрыть. Я не знаю, куда девать собственные ладони. Не знаю, как выглядят мои волосы и тело после всего случившегося. Я чувствую себя ужасной, непривлекательной.       Неважно. Это же просто Харпер.       Но с некоторых пор он не просто Харпер, не так ли? Не с этих ли самых секунд, когда впервые сам прикоснулся ко мне? Когда стал мучительно прожигать на коже своим взглядом каждый сантиметр?       «Он был верен Коменданту. Он мучил тебя по приказу Маркуса» — шептал мой разум, но на самом деле он никогда не был по-настоящему верен Керис. Что же до того допроса — как я могу его в чем-то винить после того, что я приказала Дексу сделать с Мамой Рилой и со всем племенем Саиф?       Он — брат Элиаса. Элиаса, которого я когда-то любила…       Мои мысли в полном смятении и хаосе. Я не могу привести их в порядок, и чуть рваное мужское дыхание рядом и этот чертов взгляд малахитовых глаз уничтожают меня.       Авитас, будто чувствует это, и всё решает за нас двоих. Тянется и берет меня за обе руки, гладит их, оглядывает с особой нежностью. Потом он проводит кончиком пальца по моему лбу — от одной веснушки к другой.       Касание растворяет меня, как яд в вине. Каждое нервное окончание в моём теле отзывается на него. И моё дыхание сбивается, когда до ноздрей доносится такой невозможно завлекающий запах его тела. Вид открытого треугольника кожи в вырезе его одеяния призывает прикоснуться там — не важно, как — языком, пальцами…       Он наклоняется ближе. Изгиб его нижней губы кажется невероятно мягким — это единственная мягкая линия на его точёном жестком лице. Я думаю о том, каковы на вкус его губы — могут ли они, как мне кажется, иметь привкус меда, корицы и ясной холодной ночи?       Когда я встречаюсь с Авитасом взглядом, он полностью открыт передо мной. Наконец он перестает скрывать свои чувства и больше не прячет их. Сила его желания головокружительна, и я не протестую, когда он властно притягивает меня к себе.       Авитас замирает на мгновение, когда его губы приближаются к моим. Он осторожен, как всегда. В этот миг ожидания он совершенно обнажает передо мной свою душу.       Только если ты тоже этого хочешь.       И я тут же преодолеваю ничтожно малое оставшееся расстояние между нами. Меня разрывают на части потребность в любви и страсти, сотрясающее все тело.       Нетерпение этого невероятного мужчины с пронзающими зелеными глазами удивляет меня. От человека, который всегда безупречно владеет собой, я не могла ожидать таких безумных поцелуев, как будто он никогда не насытится.       Ещё.       Я запускаю пальцы ему в волосы, ощущая его губы на моей коже. Надо бы встать, запереть дверь…       Но, похоже, Авитаса сейчас это не волнует — он лишь сильнее впивается в мой рот, обводя пространство внутри горячим языком, отчего я непроизвольно стону прямо в наш поцелуй. Смелею и обхватываю его нижнюю губу, кусая, на что получаю еле слышное рычание. Этот звук заставляет меня свести бедра, а низ живота потянуться от нахлынувшего возбуждения.       Он слегка дергает моё тело вниз, чтобы я спустилась обратно на подушки и срывает одеяло. Мои ладони следуют к крепким мужским плечам, вцепляясь в ткань, пока Авитас, ложась сбоку, продолжает выпивать меня до дна, терзая мой припухший рот. Осторожность и нежность полетели ко всем чертям — нас обоих захватила оглушительная страсть и сносящее всё на своем пути пламя.       Ещё.       Сильные пальцы поднимают мою сорочку и тут же проводят по бедрам, слегка надавливая и повелевая. Прервав поцелуй, я тянусь к Авитасу ближе, чтобы помочь ему избавиться от черной рубахи. Когда он наклоняется ко мне снова, уже нависая над моим подрагивающим в ожидании телом, я успеваю приникнуть губами к тому самому месту, к тому самому открытому участку кожи, что манил меня, когда мой капитан сидел рядом.       — Черт… — Харпер выдыхает, прикрыв глаза и давая мне возможность покрыть его грудь поцелуями. Но ненадолго.       Одной ладонью он перехватывает моё лицо, вновь выбивая из меня весь воздух яростным поцелуем, а другой продолжает поднимать мою ночную рубашку всё выше и выше… Его пальцы касаются самых сокровенных мест, обводя, царапая, надавливая и сжигая.       Я хотела бы увидеть его лицо полностью, но то, что он остался в маске, неимоверно заводит меня. Приподнявшись, я позволяю Авитасу снять с меня надоевшую тканевую преграду, и теперь полностью обнаженная ложусь под его нависшим телом вновь. А он словно услышал мои мысли, и одним движением резко сорвал с лица кусок металла, принявшего когда-то его черты. И отправил его к лежащей на полу одежде.       — Не нужно было… — судорожно шепчу я, приникая пальцами к свежим порезам по контуру, куда впивалась маска, на что слышу лишь твердый ответ:       — Нужно. Я хочу быть с тобой настоящим.       Не удержавшись, я в очередной раз тянусь к нему за поцелуем, который не заставляет себя ждать. Его губы действительно отдают корицей, и с такой настойчивостью раздвигают мои, что я готова прямо сейчас вознестись на высшую ступень блаженства. Когда Харпер переходит на мою шею, оставляя там болезненные, но такие желанные укусы, я специально обвиваю его ногами, чтобы притянуть ближе к себе.       Сквозь единственную оставшуюся тонкую ткань его штанов я четко ощущаю твердость его возбуждения, которое вместе с поцелуями на шее вытаскивает из моего горла ещё один стон.       Как же сильно он хочет меня. И как сильно хочу его я.       Больше.       Авитас не замедляет своих поцелуев, опускается к моей тяжело дышащей груди, но запуская пальцы между моих слегка разведенных бедер, делает это сначала с осторожностью. Сначала…       Моё довольное шипение сквозь зубы вырывается в тот момент, когда его пальцы раздвигают нежные складки и касаются нетерпеливо ожидающей точки моего наслаждения. В тот момент, когда Авитас прекращает поцелуи и властно глядя в лицо, хрипло шепчет:       — Моя мокрая девочка…       Мне кажется, я теряю сознание — от его участившихся движений по моей влажной промежности, от сказанных развратных слов, от его тела, вжимающегося в мое. И от его губ, которые незамедлительно накрывают мою грудь, посасывая, словно нектар, и один, и второй сосок.       Не останавливайся.       — Авитас, прошу… — не знаю, как мне удается выдохнуть эти слова мольбы. Я мечусь под ним, желая большего, желая его всего.       На краю сознания я лишь чувствую, как он быстро избавляется от остатков одежды, вновь вернувшись к откровенным ласкам меня. Мои руки впиваются в его плечи, царапают, оставляют отметины. С прикрытыми от наслаждения глазами, я нахожу сильную шею и языком провожу по проступившей сонной артерии.       Но совершенно не готовая к следующему буйству красок, что обрушатся на меня, я в порыве прикусываю кожу Авитаса, когда его пальцы медленно, но настойчиво вторгаются в меня. Он вновь слегка рычит, находя мои губы, и в этом звуке утопает мой последующий стон — мужчина движется во мне ласково, но быстро, доводя кровь в венах до кипения.       — Боги… Пожалуйста, ещё…       Я уже сама бесстыдно устремляюсь навстречу его пальцами, пытаясь поймать ускользающий момент наслаждения. В бедро упирается горячий вставший орган, который я хочу ощутить в себе не меньше, чем эти сводящие с ума руки.       — Как я желал этого, Элен… — выдыхает мне в рот Авитас, не позволяя получить освобождение и вдруг аккуратно убирает свои пальцы.       Но я не успеваю разочарованно хныкнуть. Я в принципе не успеваю что-либо осознать за шквалом эмоций. Потому что в ту же секунду, он разводит мои ноги шире и ложится на меня, закрывая своим мускулистым телом от всего мира. Я запрокидываю голову и вскрикиваю от чувства наполненности, когда его член входит в меня до упора, заменив собою ненужную пустоту.       Слишком горячо, слишком хорошо…       — Да! — очередной громкий вскрик заставляет Авитаса прикусить мой подбородок и с новым толчком растянуть губы в улыбке победителя.       — Моя. Ты вся моя, Элен, — он наращивает темп, тихо хрипя от удовольствия и забирает следующий мой стон в ещё один глубокий поцелуй.       Я прижимаюсь к нему, хотя дальше некуда — руки Авитаса обвивают меня, вжав в свое тело и в кровать, а мои ноги обхватывают его поясницу, которая поднимается и опускается от мерных, чуть жестких движений.       Так тесно.       Жарко.       Влажно.       Как слепой котенок, я бездумно касаюсь губами каждого миллиметра его мужественного лица, впитывая в себя наши звуки в унисон, и понимаю, что не испытывала в своей жизни ничего прекраснее. Я отдаю себя ему, забираю его себе, наплевав на Империю, клятвы, службу, войну.       Сладкий шепот Авитаса ласкает мой слух неприличными словами с каждым новым рывком в моё полностью капитулировавшее под ним тело, и мне остается лишь поощрять его стонами, выплескивая свои эмоции — и этого кажется мало… Я хочу дать ему больше, и даже не догадываюсь, как своими криками подвожу его к невидимой черте. К которой он подталкивает и меня, горячими пальцами сжав полушария моей груди с новым тугим толчком между бедер.       Авитас с рыком просовывает руки под мою выгибающуюся спину, заставляя изогнуться сильнее, и проводит языком по моему животу. Глубина его проникновения лишает разума, а увеличивающийся темп заставляет мышцы, обхватывающие его налитое кровью естество, собраться в единую пружину.       Я с протяжным стоном распадаюсь на мириады частиц в тот момент, когда и он достигает своего пика, резко, до шлепков кожи, несколько раз вжав меня в себя и параллельно захватив губами мой полностью затвердевший сосок. Через тело проходит электрический ток, которым я делюсь с Авитасом, позволяя зарядам оседать во всём дергающемся от судорог теле.       Он неосознанно отпускает тяжесть своего тела, придавливая меня в удушающем объятии, но я не противлюсь, сама вонзая ногти в его вспотевшую спину. Прислонившись друг к другу лбами, мы дышим, ищем остатки сожженного кислорода, цепляемся за уплывающие волны блаженства, и Авитас нарушает это единение лишь для того, чтобы оставить на моём влажном виске долгий поцелуй.       Малахитовые глаза продолжают жадно блуждать по моему лицу, периодически опускаясь на раскрасневшуюся от ласк фигуру — они словно всё ещё занимаются со мной любовью, заявляют свои права, овладевают мною, как до этого с дикой страстью овладевало его тело.       Авитас не прерывает контакт между нами, давая теплу окончательно окутать двух влюбленных, и лишь накрывает нас одеялом. Приподнявшись на локте, он внимательно осматривает мои искусанные губы, через которые всё ещё рвется сбитое дыхание, и задумчиво проводит по ним пальцами. Он наблюдает, как я в неге закрываю глаза и тихо говорит, опаляя кожу щек:       — Я не жду, что с этой минуты всё изменится. Ты всё равно остаёшься Кровавым Сорокопутом Империи, а я — твоим капитаном.       Его слова, слишком правдивые, слишком болезненные, заставляют сердце пропустить удар и я снова направляю в точёное смелое лицо свой взор. Но не успеваю ничего сказать или возразить, как Авитас, с едва заметной улыбкой по краям губ продолжает:       — Но помни о том, что ты — моя. И я каждый раз буду ждать твоего возвращения, твоего прихода. Где бы мы ни были, через что бы ни прошли. Я буду ждать твоих перевоплощений из Сорокопута в мою Элен. Всегда.       Мне нечего сказать ему, потому что одним богам известно, через что нам предстоит пройти совсем скоро — всё самое сложное только впереди — но я тянусь к нему, льну к его шее, запечатлевая там поцелуй, чтобы ещё раз убедить Авитаса в том, что я буду возвращаться.       Что у нас есть шанс на совместное будущее.       И что даже несмотря на разразившуюся за окном грозу, символично демонстрирующую нынешнее положение дел в Империи, солнечному лучу надежды всё же есть место.