Пересечение

Иногда следует притвориться слепым, раздраженно морщится Неро, одергивая болтающийся рукав плаща, что мгновенно отзывается резкой болью в обрубке, ранее бывшем рукой, а сам парень отворачивается в совершенно противоположную от гаражных ворот сторону. Волосы на затылке стоят едва ли не дыбом, но игнорировать собственный страх, пусть и с очевидным трудом, но все же удается. Человек же — хочется самому зафыркать от злого смешка, который комком застрял где-то в горле — позади неспешным шагом пересекает достаточно просторный гараж по кривой диагонали, чтобы занять ставшее уже привычным для него место в старом и не совсем удобном кресле. Все также тихо, до определенного момента не произнося ни слова, пока бывший рыцарь копается с очередным механизмом, хотя вся концентрация полетела к чертовой матери, стоило гостю появиться неподалеку от порога, и это уже больше походит на бессмысленное разглядывание деталей, пока мысли где-то не здесь. И это, конечно, не остается незамеченным, хотя в помещении сохраняется все такая же тишина, как была до этого, изредка разбиваемая звуками с улицы, несмотря на поздний час. Так бы, в принципе, могло продолжаться и до самого утра, он бы, возможно, мог и свыкнуться с чужим присутствием настолько, чтобы продолжить то, чем занимался, периодически роняя на пол те или иные детали, потому что работать с одной рукой было в несколько раз сложнее. На несколько секунд застыв, с какой-то злостью смотря прямо перед собой, Неро прикрыл на несколько секунд глаза, затылком чувствуя однобокую усмешку. — Не голоден? — Кто бы сомневался, что он избежит этой издевки хоть в этот раз. Еще и произнесено так, словно вопрос о чертовой погоде. Вряд ли это был риторический вопрос, но парень едва ли не закрыл ладонями уши, всем своим видом демонстрируя, что не хочет, не будет слушать то, что ему говорят. Хотелось разве что глухо зарычать, но еще и таким образом показывать собственную слабость было просто отвратительно. Едва слышный скрип пружин вынудил его выпрямиться, но более он не сдвинулся с места, внимательно вслушиваясь в шаги позади себя. Поворачиваться смысла не было совершенно, парень только крепче сцепил зубы, ожидая, пока к нему приблизятся — мужчина просто оперся бедром о стол, словно рассматривая его с какого-то другого ракурса. Повернуться все-таки пришлось, потому что игнорировать чужое присутствие ему было почти физически тяжело. Рука болела так, словно её отсекли не несколько недель назад, а вот-вот. Даже через плотную ткань прикосновение к плечу показалось холодным, что хотелось шарахнуться назад, почти наверняка падая из-за этого на пол, как одна из тех деталей у него на столе. Невероятно сильно хочется, чтобы произошедшего тогда и не было вовсе, и обрубок руки резко дергается, что, будь с ней все в порядке, на чужом лице вполне могли оказаться пять параллельных полос — следы от когтей, которые бы наверняка взбесили мужчину. Или неплохо бы повеселили, как и знание того, что это единственное, что смог бы сделать парень в качестве противодействия. Из горла помимо воли вырывается-таки глухое рычание, а на чужих губах змеится надменная усмешка. Проигрыш, когда он не смог даже и движения сделать, отдается ядом, когда чужие пальцы болезненно надавливают на обрубок, заставляя практически заскулить побитым псом. — Вот так, — удовлетворенно кивает Вергилий уже без намека на улыбку, которая никогда еще не затрагивала глаз при Неро, и вытирает испачканные кровью мальчишки пальцы о какую-то тряпку на столе, пока тот загнанно дышит, зажимая пальцами целой руки несколько новых ран у себя на плече. — Плащ. Бывший рыцарь при это только даже не смотрит на него, только молча стягивает с себя плащ, отправляя того куда-то в сторону, и только морщиться, чувствуя, как холодные пальцы снова касаются плеча и новых ран, но в этот раз не пытаясь причинить боль, а вполне себе аккуратно вытирая кровь до тех пор, пока кровь не перестанет течь, что происходит достаточно быстро. — Знаешь… — внезапно начинает мужчина, из-за чего Неро вздрагивает и бросает на него взгляд исподлобья. — Будь ты человеком на все сто процентов, ты бы истек кровью минут за десять от такой раны. И никакой бы ужин тебе не помог. Парень открывает было рот, но почти сам же себя одергивает под чужой одобрительный хмык — вопрос его выглядел бы откровенно дурацким, разочаровывающе дурацким в своей сути, потому он ограничивается одним лишь вопросительным взглядом. Теперь разглядывание чего угодно, кроме лица гостя, не кажется таким интересным. — Послушный ребенок,  — уголки губ дергаются в подобии улыбки и Вергилий уже вслух продолжает: — Человек может использовать кровь демона разве для каких-то окультных ритуалов, которые не факт, что сработают, в других же случаях эта кровь… и плоть не более, чем бесполезный продукт. Иногда яд. Ведет он подушечкой большого пальца по линии подбородка, а парень словно бы каменеет, разом выдавая свой страх, но не пытается воспрепятствовать как-либо, все еще сохраняя некий контроль разума над телом несмотря на тонкую и совершенно неглубокую ранку, которую оставляет по себе острый коготь. Продолжает молчать, даже тогда, когда холодная рука зарывается ему в волосы, болезненно оттягивая и вынуждая почти запрокинуть голову, чтобы не иметь возможности отвернуться. Впрочем, он уже и не собирается этого делать, за что получает почти ласковое поглаживание под ухом, больше похожее на что-то… несуществующее. Мимолетное и легкое, словно и не было. Выглядит несколько издевательски. Унизительно. Все происходящее унизительно. Вергилий опирается руками о подлокотники потрепанного офисного кресла, что только и годиться для гаража, приближаясь лицом к лицу, безошибочно определяя чужую капитуляцию и с отдаленным интересом рассматривая в нем что-то свое. Может что-то ищет. Вряд ли, выдыхает парень, чувствуя, как внутри что-то бессильно рычит, огрызается на собственное поражение и лишь немного тянется вперед, утыкаясь носом в гладковыбритую щеку и закрывая глаза. Темно настолько, что не видно света зажженной спички.