Naughty baby

      — Хён, хён, хён! Бинни-хён!       Феликс почти что запрыгивает на спину негодующего Чанбина, обвивая худыми ручками чужую сильную шею. Со что-то мычит невнятно, локтём пихает младшего в бок, и тот, успокоившись, отстаёт.       — Бинни, а мы ещё пойдём купаться? — Феликс облизывает чуть посиневшие от холода губы, следя за каждым движением рук Чанбина; тот елозит полотенцем по отросшим волосам, немного выжимает, и с прядей текут прозрачные капли.       Со откидывает шевелюру назад, приглаживая её рукой и наконец поворачиваясь к лучезарно улыбающемуся младшему.       Тот ещё весь мокрый — видимо, после купания не вытерся — ходит, волосы торчат неосторожными колючками во все стороны, глаза немного слипаются от многочисленных ныряний. Со оглядывает его с головы до ног и восхищается — кожа Ли, что обычно выбелена до состоятся поганки под ярким жарким солнцем, вновь приобрела свой натуральный природный оттенок! И, чёрт подери, ещё лучше видны эти треклятые веснушки, и, кажется, они везде: на носике, на щёчках, на висках, на плечах, где-то у ключиц, даже на лбу и подбородке немного.       — Не думаю, детка, — Чанбин тянется к близко лежащему телефону и тыкает на кнопку включения дважды. — Уже поздно и прохладно. Ты не замёрз?       Феликсу не холодно не смотря на то, что он только что вылез из бассейна, и температура уже ниже, чем днём. Рядом с Со всегда тепло: его голос, его взгляд, прикосновение тела. Это не просто греет, а буквально жжёт. Но Ли нравится. Определённо и очень сильно.       — Нет, хён. Конечно нет.       Чанбин коротко хмыкает и бросает взгляд на остальных.       Чан с Уджином чему-то поучают сорванца-макнэ, который чуть не утопил Сынмина, смотря на то, что старший плавать не умеет. Хёнджин пытается успокоить напуганного до чёртиков Кима, которому вообще-то жить ещё хотелось. Минхо бегает за белкой и пытается вытереть его, ибо Джисон только выполз из бассейна и не сделал этого.       — Ребят! — окрикивает эту ораву потерявшихся детишек Чанбин, обращая на себя внимание семи пар глаз. — Мы будем ещё купаться, или в общагу?       — В общагу, уже холодно, — кивает Чан и кутает Чонина в полотенце, пока велит хёну собрать их вещи втроём, что тот поспешно и делает.       Мемберы прекращают свои мутки и тоже медленно собираются. Чанбин уже хочет повернуться, чтобы собрать рюкзак, как краем глаза замечает, что Ли как-то нервно чешет спину.       — Что такое, малыш? — Со накидывает на себя полотенце и берёт феликсово, делая тоже самое и обвивая руками чужую талию.       — Спина чешется, — морщится младший, пролезая рукой под полотенце и продолжая её чесать. — Больно…       — Повернись, — велит тому старший, разворачивая Ли к себе спиной и снимая полотенце. — Ликс!       Спина и плечи были прямо красные, но из-за тёмной кожи обгорелые места казались потемневшими.       — Ли Феликс, я просил тебя намазаться кремом! — рычит старший, а парень перед ним сжимается. — Как ты будешь выступать послезавтра?!       Феликс опускает голову и закрывает лицо руками. Разочаровывать Чанбина ему хотелось в последнюю очередь. Да, Со просил его, но Ликс, кажется, был слишком рад отдыху, чтобы слушать своего ворчливого хёна.       — Прости, хён…       — Ты должен сам за собой следить, — Чанбин быстро смачивает полотенце Ли водой из своей бутылки и накрывает им потемневшие участки.       — Пойдём, — Со берёт рюкзак младшего и свой, накидывая их на спину. Ли устраиваться на руках старшего, обнимая его за шею, чтобы не свалится.       — Минхо~я, — говорит Бин, когда он подходит к хёну. — Можно в общаге одолжить к тебя крем для рук?       Ли-старший оборачивается и тут же кивает.       — А зачем тебе? — Минхо наклоняет голову и получше подхватывает Джисона под бёдра.       — Кое-кому надо смазать спину и плечи, потому что опять же кое-кто не намазался кремом, — ворчит Со, пока младший выглядывает из-за чужой шеи. — Мой закончился, а ему ещё не купили.       — Конечно, бери, — вновь кивает старший, спуская с себя Хана и идя за лидером.

***

      — Иди ко мне, детка, — Чанбин садится на чужую кровать, щёлкая крышкой от чужого крема.       Феликс садится перед старшим спиной к нему, сжимая в руках большой свитер, который только что снял.       — Может быть больно, — осторожно предупреждает Со, но после сразу огрызается: — Надо было самому следить.       — Прости, хён. Я буду тихо… — Феликс резко наклоняет голову вперёд, когда холодноватый крем касается разгорячённой кожи.       — Я предупреждал, — строго говорит старший, но тут же смягчается: — Потерпи, малыш, все нормально.       Чтобы отвлечь того от боли, Со начинает легонько касаться губами чувствительного места за ушком младшего, еле еле задевая участок обгорелой кожи.       — Бинни… — Ли потихоньку начинает хныкать, ибо контраст разгорячённых мест, холодного крема и изящных пальцев почти сводит с ума.       — Терпи, — Со закусывает губы.       Рэпер скользит подушечками пальцев по бархатной коже, равномерно распределяя крем.       Феликс комкает свитер, прижимая его к себе и кусает губы. Он знает, как Чанбин не любит слёзы и сопли по пустякам, поэтому сдерживается, как может.       — Всё, хён, — наконец произносит Ли после долгих колебаний. — Этого хватит. Надо ещё Минхо-хёну вернуть…       — Погоди, — Бин хмурится, возвращая младшего в прежнее положение. — Ещё немного… и не переживай, Минхо-хёну останется.       Ликс внутренне колеблется, но возразить не смеет; старший видит, знает лучше, как и что делать.       — Всё, детка, — Со заканчивает свою работу буквально через несколько секунд, только лишь проведя едва ощутимо по коже у основания шеи. — Будь аккуратнее на тренировках в ближайшее время.       Ли кивает и разворачивается к Чанбину, откидывая свитер и садясь старшему на колени боком. Со сначала смотрит как-то строго, но потом опускает одну руку на талию, а вторую на бедро.       — Спасибо, что заботишься обо мне, хён, — тихо произносит Ли, что старшему невольно надо наклониться ближе. А Феликс кажется этого и добивался — он касается своим носиком чужого, водит им по щекам и скулам, а пальцами очерчивает линию тонких губ.       — Ты должен учиться делать это сам, — обречённо выдыхает рэпер, поглаживая чужое бедро и боясь шевельнуться лишне: так приятно чувствовать эти фарфоровые пальцы на своих губах и чужое дыхание, что приятно щекочет кожу.       — Как скажешь, хён, — соглашается Ликс и опускается на уровень лица Со. Хотя взгляд сосредоточен абсолютно точно на губах.       Бин от этого лишь немного алеет, но лёгкий румянец не остаётся незамеченным. Феликс смеётся звонко и смущённо целует старшего в уголок столь желанных губ.       Смущение ушло на второй план; в смысле, Ли Феликс, ты же хотел вроде поцеловать его по нормальному, по-взрослому, как ты давно хотел! Но ох уж эта подростковая влюблённость и смущение в самый ответственный момент.       Старший рычит по-собственнически, дёргает танцора на себе и обхватывает поперёк пояса, ибо крем ещё не высох и сейчас невозможно вцепится в такие желанные плечи. Жаль.       — Если ты в такие моменты ещё хоть раз отстранишься, то отдеру тебя так, что Минхо с Хёнджином придётся самим ставить нам хореографию, — голос размеренный и глубокий, что забирается под кожу тупыми иглами, колит и рассасывается, растекается лавой.       Ли кивает и подаётся навстречу, потому что эти до невозможности сладкие губы сейчас привлекают больше, чем какая-то боль где-то сзади.