Любовь - то, как я себя чувствую

      Млечный путь всегда казался скучным и заезженным местом. Как Эйфелева башня, которую пихают на принты дешёвых футболок. Ещё этот шоколадный батончик, – ну, вы знаете. Позорище какое, надо же было придумать. Да и если уж выбрался погулять, то чего ошиваться возле собственного окна? Космос был бесконечным – путешествуй не хочу, куча красивейших мест достойных внимания, что там Млечный путь?       Но сейчас Кровлею было почему-то не до дальних полётов и красоты межзвёздного пространства в отдалённых уголках вселенной (какие вообще углы могут быть у вселенной, кто это придумал?). Сейчас падший прилёг на холодную кучку серой лунной пыли в каких-то трёхстах восьмидесяти четырёх километрах от Земли, на неё, собственно, и любуясь.       Голубой шар застыл в невесомости среди безжизненного вакуума, глаз совсем не улавливал вращения. Еле заметно плыли облака. Кровлей не был уверен, что они действительно плывут, по крайней мере в том, что это видно отсюда. Потому что иногда, если смотреть в одну точку долгое время, перед глазами также начинает плыть, а как сфокусируешься – ощущение пропадает. Непонятно.       За каким надом было сюда приходить? Посмотреть на красоту почти родной планеты? Можно подумать. Кровлей вообще-то всегда считал, что чёрные дыры ему подходили больше всяких голубых планет и сияющих звёзд. Чёрные дыры – выбор образцового демона, и если бы ему поручили дизайн агитационных плакатов для ада, то именно эта надпись там и красовалась. Но пока в аду висела только убедительная просьба не лизать стены.       Но он всё-таки смотрел на неё, искал под слоем облаков места, на которых бывал (Земля ещё совсем новенькая, но он был уже почти везде) и прокручивал в голове воспоминания, связанные с этими местами.       Можно отнекиваться всю имеющуюся в его распоряжении вечность, но правда в том, что с Луны лучший обзор на Землю, и единственная причина здесь находиться – потравить душу.       И он травил.       С одной стороны, тоска – неотъемлемый спутник демона. Сама концепция располагает, если подумать. «Падший ангел» – звучит тоскливо. «Тихонько сошедший по наклонной» – тоже невесело. Кроме того, уныние числилось в списке семи смертных грехов. А уважающий себя демон, как известно, сочетает в себе все смертные грехи, как ангел сочетает добродетели.       С другой стороны, что за тоска нынче пошла несолидная? Всё какая-то не та, стыдно перед коллегами.       – Ты тут?       Тоска примостилась рядышком, заставив пылинки всколыхнуться и зависнуть сантиметрах в пяти от уровня зем…луны.       – Я тут, – покорно согласился демон.       Кровлей, против обычного, сейчас не очень-то хотел видеть Азирафаэля. Демону хотелось либо поковыряться в мозгах, либо в свое удовольствие потерзать душу. Но теперь, когда ангел пришёл, это всё произойдёт насильственно-естественным путём.       – Мне кажется, тебя беспокоит что-то. Разве я не прав? Кровлей скосил глаза на белокрылого друга.       – Ты же ангел. Вы всегда правы.       – Дорогой мой, я беспокоюсь, – лицо Азирафаэля излучало непритворную тревогу и участие.       Кровлей поджал губы и аккуратно положил голову на колени ангела. Забота подкупала обеднённого нежностью падшего, хотя она и была бы дарована любой другой твари божьей на его месте.       Такие уж они, эти ангелы, существа есть любовь по своей сути. Любовь исходит от Азирафаэля и даруется всем-всем, никому не жалко. Это восхищало Кровлея где-то в глубине, под толщей напускного демоничества. Но так хотелось персонально для себя получить чуть больше остальных.       Естественно, Азирафаэль любил Кровлея.       И как похожа была его любовь на солнце.       Столь светлая, столь тёплая. Она спасала от тьмы сама по себе. Она в каком-то смысле дарила ему жизнь.       Но чем ближе к солнцу, тем больнее жжёт. Пылающий гигант, не жаль ему ни тепла для вас, ни ультрафиолетового излучения, которое в перспективе может погубить. Держись поодаль, падший, да не испепелит тебя любовь этой холодной в своей безучастности и смертельно горячей звезды.       Держись дальше от пылающих звёзд.       Поближе к чёрным дырам.       Кровлей, по своей змеиной привычке, почти не моргал: Земля, если бы она только могла, уже неуютно завозилась бы под столь пристальным взглядом. Острова, которые пока ещё не назвали Британскими, сместились градусов на пятнадцать.       – Как ты себя чувствуешь, дорогой?       Косой взгляд на неиствовавшее в ста пятидесяти миллионах километрах от них Солнце. Чудовищно большое, если подумать.       – Любовь. Вот как я себя чувствую.