you hope one moment it's like this forever

Что делать в солнечной Флориде? Где время тает, словно шоколад в руке пятилетнего ребёнка, где солнце на закате кажется таким близким, но Луи позволяет солнечному свету ускользнуть сквозь пальцы, словно звёздная пыль, рассеивающаяся через пустоту. В месте, где когда-то имя Гарри было любовной запиской, которая ласкала уши, но сейчас это самый грустный звук, который он слышит за шумом прибоя. На пляже, где лето приходит с ожогами, и зима ласкает их прохладным ветром. Так что, наверное, он действительно в безопасности только во время межсезонья. — Лу. Луи. Хочешь забавный факт? — спрашивает Гарри, сидя на переднем сидении машины и слизывая с пальцев растаявшее мороженое. — Если это снова твои глупые и несмешные шутки, то нет, — Луи хмурит брови, пытаясь сделать вид, что они его и вправду раздражают. — Во Флориде запрещён оральный секс, представляешь? — и парень смеётся, склонив голову, стараясь уловить чужую реакцию, а его факт, насколько понимает Луи, один из «я завуалированно предлагаю тебе нарушить закон, Бу» рода фактов. И он вовсе не против, когда Гарри липкими пальцами расстегивает его ремень. Их сердца, порхающие, словно крылья колибри, этот влажный воздух, оставляющий простыни прилипшими к телам. Гарри и Луи оживают весной, с корнями, свитыми и слитыми вместе в глубине земель. Пальмы напрягают свои ветви, чтобы услышать наши мечтания. Тихие ночи на окраинах тупиковых улиц. Закат макается в горизонт, разлитый мёд на асфальте. — Отсюда звёзды выглядят такими яркими и безмятежными, — говорит Гарри, глядя в чистое небо: — Я столько раз видел Сатурн. И Луи не знает, как поддержать этот разговор, ведь он чувствует себя в порядке, просто слушая. И как парень думает, он мог бы слушать голос Гарри вечно. — Ты знаешь названия звёзд? — спрашивает Гарри так обыденно, будто это то, что должен знать совершенно каждый. Луи поворачивается, смотря на него: — Нет, но я хотел бы узнать. Луи так откровенно и нескрываемо врёт, потому что каждую ночь видит только одну звезду, самую яркую, и он определенно знает её имя. Они оба в безопасности, целы, похороненные в золотой гавани Флориды, в которой совсем некому жаловаться на пьяных подростков, мчащихся по полупустой трассе, распивающих дешевое пиво прямо в автомобиле, бесцеремонно целующихся на заправке, не думающих о возможном столкновении с другой машиной через три, два, один... — Осторожно, Луи! Луи интересно, забудет ли он когда-нибудь, какого цвета глаза у Гарри. Потому что его отец не помнит имя своей школьной подружки, а мать не может вспомнить модель своей первой машины. Мы забываем вещи, которые когда-то были так очевидны для нас и так важны. Вещи, которые когда-то значили для нас весь мир, становятся далёкими воспоминаниями, а затем, в конце концов, забываются. Так что хорошая новость в том, что в один прекрасный день Луи может не вспомнить точные слова, которые разбили ему сердце, но плохая новость в том, что он также не будет помнить, насколько он был влюблён в эти зелёные глаза. Но сейчас они живут одним моментом, и в этот самый момент солнце облизывает их раскрасневшиеся от алкоголя щеки, а ветер ласково треплет волосы сквозь приоткрытые в салоне окна. Приторно-сладкий запах травки и хмельное послевкусие пива. Сейчас не нужно думать об учебе в колледже, о научных работах по социологии, которые Гарри нужно было сдать ещё в прошлом семестре, не нужно беспокоиться о дурацких цветах мамы, которые нужно поливать каждые два дня и вечно переставлять их на солнечную сторону дома. Потому что во Флориде солнечно. Всегда солнечно.