Вишнёвый сок

      Сексуальное воздержание — самая ужасная вещь на земле. Особенно когда оно поневоле преследует тебя. Особенно когда ты являешься представительницей женского пола.       В недонаучных статьях учёные разделяют женщин в этот период на три группы. Группа первая: женщины с низким темпераментом.       Пожалуй, такие представительницы прекрасного пола вовсе не задумываются о половом акте и утолении желания, которого, по сути, почти и нет. Долгое отсутствие партнёра не заставляет их лезть на стенку, если это касается секса. А вот недостаток мужского внимания может ой как сильно сказаться на них в виде хандры или апатии.       Группа вторая представляет собой девушек со средним темпераментом.       Довольно капризный вид женщин, которые никогда не займутся актом при раздражителях вроде того же кота, постоянно смотрящего на вас во время интима, или дурно пахнущего партнёра с чёрными носками наперевес. Такие, как они, безусловно откажутся и пренебрегут своими потребностями. Девушки второго типа любят долгую прелюдию и нуждаются в высоком внимании со стороны мужчины. А вот из-за длительных «не хочу, не буду» могут приобрести затяжную депрессию и тоску.       И наконец-то третья группа: женщины с высоким темпераментом.       Секс — для них не просто слово, обозначающее интимный физический контакт. Это их жизнь, глоток воздуха и главное желание на любой праздник. Когда же они обделены этим подарком, девушки начинают чахнуть, а затем и вовсе теряют над собой контроль. Любой шорох, вздох, движение вызывают необузданное агрессивное и нервозное поведение.       Минатозаки никогда не причисляла себя к какой-либо группе. Да и, наверное, в силу своего воспитания не сильно задумывалась: японцы люди традиционные, до мозга костей культурные и скромные. И Сана не была исключением, отчего на первых курсах университета её называли вечной девственницей: вечно смущённая, вечно робкая, вечно белая ворона, когда дело касается секса. За спиной светловолосой не было ни одного свидания, чего уж там говорить о близости (поэтому о каком-то сексуальном воздержании и речи не могло быть). А невинные и симпатичные девушки всегда были во внимании у сердцеедов. Таким был и Хосок.       Сколько Сана себя помнила, Хоуп практически всегда находился в центре внимания. Одетый в брендовые вещи, с кричащими цветами волос, в окружении красивых девушек. На таких, как японка, парень даже ненароком не смотрел. По крайней мере, пока девушка носила уродливые скобки и две косички, каждая из которых была размером с крысиный хвостик. Как и все мальчики, Хосок был падок на смазливые мордашки без каких-либо изъянов.       Нельзя сказать, что Минатозаки была школьным страшилищем. У всех ведь были проблемы в пубертатный период: у первого с кожей, у второго с лишним весом, у третьего ещё что-то. Училась она чуть выше среднего, так же, как и другие, получала низкие баллы. Иными словами, обычный подросток, любящий часок-другой посидеть в Интернете, полистать новостную ленту в социальных сетях и скрасить это всё молочной шоколадкой. Сане особенно нравилась со вкусом клубничного йогурта или зелёного чая.       Одного Хосока только обошли тинейджерские заботы о внешности. Чёрт бы его классную задницу побрал за это.       Глупо было отрицать тот факт, что старшеклассник обладал шармом и привлекательностью: чего стоила одна его улыбка. Девчонки в школе то и дело секретничали, что хотели бы первый раз провести с ним. И их фантазия порой поражала даже самые извращённые умы. Им Наён, подруга Саны (со своей доминантной натурой с излюбленным кнутом из чёрной дорогой кожи, который она использовала на своём парне Пак Чимине), на их фоне казалась серым пятном. И, если честно, это часто задевало чувства девушки.       Чон был неким идеалом и, без приуменьшения, богом всего учебного учреждения. По крайней мере, пока он учился в старшей школе.       Каждая о нём грезила. Каждая засыпала шоколадом на Валентинов день. Каждая мечтала стать его той самой.       А брюнет только номера телефонов собирал в мобильном. Девчонок, хорошо владеющих сковородкой и специями, просил себе приготовить бенто, а те с радостью соглашались. Других водил на вечеринки, тем самым показывая, что его достойны только самые-самые. С ними же обычно и делил на утро кровать и одалживал всем известную жёлтую футбольную кофту с номером тринадцать и его именем печатными буквами. Хотя в футбол он не играл. Третьи были просто для увеселения — забавно, когда юница бегает перед тобой и пытается завоевать твоё внимание и сердечко: то нелепыми самодельными подарками, то стихотворениями собственного сочинения.       Но Сана никогда не была в числе его фанаток, посвящая своё время прогулкам с подругами, просмотру дорам и чтению фанфиков. И уж точно свободный час-два она не убила бы на очередной способ боготворения Хоупа, чтобы позабавить его душеньку.       Зато на другого Чона девушка была готова потратить целый день, неделю или месяц.       Был последний учебный год в старшей школе, когда родители Саны решили переехать из маленькой квартиры в светлый и уютный домик на той улице, где жила семья главного героя дамских сердец. Минатозаки сама не поняла, как сдружились их родители, да ещё так тесно, что Сану стали просить время от времени приглядеть за младшим Чоном. И, в отличие от своего старшего брата, он был просто лапочкой, учившимся во втором классе средней школы.       Чонгук завораживал своим кротким нравом. Будучи милым мальчиком, что заботился о своих отметках и прогуливал занятия только чтобы успеть купить новый альбом или комикс самым первым, Гук покорил сердце девушки. Кавайность у школьника зашкаливала, и Сана не могла сдерживать приступов умиления. Она то и дело тискала его пухлые щёчки да причитала о том, какой он хорошенький. Пусть парень и хотел показаться взрослым, всё равно смущался на такие комплименты.       — Вообще-то, я мужчина, — возмущался четырнадцатилетний, забавно надувная губки бантиком, — и я не могу быть милым.       — Вообще-то, — в той же манере ответила светловолосая, гордо подняв носик, будто она самая умная, — мужчины, похожие на бесчувственные и глупые камни, как твой братец, мало интересуют девушек, когда они вырастают. Домашний уют намного важнее.       Кареглазая до сих пор помнит, как глубоко задумался после этих слов темноволосый. Особенно то, как упоительно мило он сдвинул бровки к переносице. Ох, она была готова отдать всё, лишь бы этот мальчик оставался таким же светлым лучиком в её жизни.       Но, к сожалению, дети чересчур быстро растут. Вот Гуки стукнуло уже шестнадцать и он кричал о том, что никакая няня ему не нужна. Особенно он не нуждался в том, чтобы его со школы забирали под руку, словно «пятилетку с детсада».       — Парни в школе надо мной смеются, — Чонгук жаловался, пряча румянец, пока они шли домой, — я ведь уже старшеклассник, а за мной приходит надзирательница.       — А ты говори, что я не твоя няня, а фанатка, бегающая за тобой, — задорно ответила тогда Сана и подарила юноше самую тёплую улыбку. Но для себя девушка всё же решила, что пора заканчивать с подработкой у семьи Чон.       Время всегда летит слишком быстро. Казалось, что только вчера она впервые отвела Чонгука в школу и дала с собой приготовленный ею обед.       Чон-младший оканчивал последний класс, а его брат был на третьем курсе юридического, когда Минатозаки пришлось уехать в Японию из-за работы родителей. Девушка до сих пор помнила, как крепко её обнял на прощание Гуки и пожелал удачной учёбы в новой стране. Как в последний день работы Саны его няней, уже взрослый парень с осознанным взглядом, но детским румянцем на щеках, отдал девушке бенто с вишнёвым соком в яркой коробочке — её любимым напитком.       Прошло более пяти лет, прежде чем блондинка решила вернуться в родную страну, выпорхнув из родительского гнезда, уже будучи начинающим диетологом.       Выбор профессии пошёл девушке на пользу, да и с возрастом подростковые проблемы уходят и каждый из нас расцветает, что не обошло и кареглазую. Просто однажды каждый превращается из гадкого утёнка в прекрасного лебедя (конечно, Хосока этот феномен явно обошёл). Теперь в зеркале отражалась стройная и утончённая красавица с подкрученными длинными волосами, без крысиных хвостиков-косичек. Хотя в физических тренировках девушка не усердствовала, ведь ещё со школы и университета ненавидела спорт. Да и вообще, иной раз могла прогулять урок. Но от этого хуже девушка никогда не выглядела.       Оглядев себя в последний раз, Минатозаки поправила красно-зелёный костюм эльфа, состоящий из топа и юбки, немного оттянула назад шапочку в такой же расцветке с золотым бубенчиком и улыбнулась отражению. Она накинула на плечи зимнюю куртку, взяв с собой маленькую сумку, закрыла дверь и вышла во двор, где её уже ожидало такси.       Каждый шаг отдавался мелодичным звоном игрушки на головном уборе. Улицу припорошил белый снег, а слабый мороз щипал за щёчки и нос, отчего те немного покалывали. В салоне машины оказалось гораздо теплее, однако насладиться этим в полном объёме кареглазой так и не удалось — ехать от силы минут двадцать.       На самом деле, девушка впервые за свои двадцать восемь лет праздновала Новый год без родителей. Благо, что не одна, а то точно бы расплакалась и поспешила бы вернуться в Японию. Семья Чон, точнее двое братьев, устраивали вечеринку только для своих, пока родители грели кости на море. А узнав о том, что в город вернулась бывшая няня младшего, решили пригласить и её. Сана была безумно им благодарна за такую поддержку. Многое изменилось с тех пор, как она тут жила.       Автомобиль, как то и было предсказано, остановился около дома братьев через четверть часа. Девушка поблагодарила водителя и тот, пожелав счастливого Нового года, уехал. На телефон тут же пришло сообщение о том, что с её карточки списали деньги за проезд, однако светловолосая решила даже не доставать его.       Блондинка взволнованно вздохнула, оглядевшись вокруг. В их старом доме поселились другие жильцы и, видимо, с малышами, ведь она заметила на лужайке детские игрушки в снегу. А всё остальное осталось таким, каким и было. Это было единственное нетронутое временем место в городе. Сана даже сначала не поверила, что это реальность, а не очередные её воспоминания и фантазии, отчего даже ущипнула себя за щёку.       — Ты изменилась, — вдруг послышался голос позади девушки, и та вздрогнула, развернувшись.       На дороге стоял высокий парень, лет двадцати четырёх. В обеих руках находились большие пакеты из-под продуктов с эмблемой знакомого магазина. У него были высветленные русые волосы, в правом ухе Минатозаки заметила серебряную серёжку с длинной цепочкой, что цеплялась к мочке, а в другом — три кольца подряд из того же металла. Светловолосая не сразу признала в нём мальчика, которому выкладывала кролика в школьном бенто.       — Не узнала? — хрипло смеялся парень, а на его лице появились ямочки.       Даже с этими побрякушками у Чонгука осталась невинная улыбка ребёнка. Сана и сама не смогла сдержать от этой мысли улыбку.       — Узнала, конечно, — прошептала девушка, прежде чем сократить между ними расстояние и заключить младшего в объятия. Она заметила, что его руки с разнообразными кольцами не сразу легли на её талию и, кажется, дрожали отчего-то.       Чонгук на секунду затаил дыхание, а затем шумно вобрал в лёгкие с кислородом запах миндаля в карамели, которым пахла блондинка. Он боялся, что если сейчас прикоснётся, она вновь исчезнет и ему ничего не останется, кроме как каждый день пить её любимый сок, чтобы он совсем не забыл о ней.       Чон же пах по-рождественски: имбирным печеньем, что он обожал ещё с детства, и горячим какао. Девушка до сих пор помнила, как покупала два стаканчика этого напитка перед тем, как шла забирать его из школы.       Всё же все тёплые воспоминания об их маленьком городке связаны именно с этим мальчиком. Но вряд ли теперь его так можно назвать.       Перед блондинкой стоял рослый, атлетически сложенный мужчина, окончивший университет два года назад. Кудрявые длинные волосы всё ещё напоминали о студенческих вечеринках и гулянках, когда времени на поход к парикмахеру просто не оставалось.       Минатозаки ненароком подумала о том, что если бы она жила здесь всё это время, то обязательно сводила его к стилисту. Хотя скорее сама подстригла бы блондина на дому — нельзя упустить такую возможность.       — Я скучал по тебе, нуна, — шёпот на ушко и горячее дыхание вызвали мурашки.       И только сейчас Сана поняла, что её мальчик вырос и тело воспринимало его как мужчину. Наверное, с такими же мыслями Чонгук не стремился её обнимать. И, наверное, так же не мог спокойно стоять, размеренно дыша, рядом с ней. Сердце у него так быстро билось, что казалось, вот-вот выскочит.       Девушка поспешила отстраниться и поправить шапку эльфа на голове       — И я по тебе скучала, Чонгук, — улыбнулась кареглазая, когда на щеках появился румянец. Она надеялась, что он не так бросался в глаза, но всё же решила перевести тему: — Ты ходил в магазин? Неужели тётушка Минхёри всё ещё работает?       Светловолосый коротко взглянул на пакеты.       — Да, работает. Хосок попросил сходить за газировкой для девчонок, — Чон небрежно откинул волосы назад. — Кстати, твоя кузина тоже с нами празднует.       — Небось, проходу не даёт тебе? — Сана засмеялась, прикрыв ладошкой рот. Йерим всегда была неравнодушна к парню и доставала его ещё в школьные годы начальной школы парня, хотя сама ходила только в детский садик. Двоюродная сестра даже хотела пойти с Гуком в один университет, но её родители не позволили.       Кареглазый устало усмехнулся в подтверждение и кивнул головой в сторону дома.       — Нужно идти, пока этот ловелас меня ещё за презервативами не послал.       Минатозаки в ту же секунду залилась краской и спрятала личико в ладошки.       Разве можно так открыто говорить о таком?!       Громкий смех привлёк внимание даже ребят на улице, что вышли покурить. Чонгук находил в этом смущении нечто умиляющее. От румяных щёк старшей сердце быстро забилось в груди.

×××

      Сказать по правде, Сана не очень любила подобные мероприятия. От громкой музыки болела голова, да и алкоголь девушка на пила. Многолюдие давило. Однако Хосок всё же не оставил её один на один со своими мыслями в Новый год.       Содержимое пластиковой баночки из-под сока плескалось то в одну сторону, то в другую под манипуляциями блондинки. Её эльфийская шапка, всё ещё пахнущая новизной и полиэтиленовым пакетом, немного съехала набок, чуть оттопырив заострённое ушко. Ярко-красная помада уже успела потерять былую насыщенность цвета.       Минатозаки скучала от безделья.       Попивая свой излюбленный напиток из ягод вишни, девушка безразлично смотрела на проносящихся мимо кузину Йерим и Чонгука, за которым она следовала, как магнит, и что-то отчаянно лепетала. Брюнет от происходящего временами улыбался, нанизывая на нить разноцветный попкорн. А Ким всё продолжала наседать: рассказала все сплетни в университете, обсудила новую коллекцию зимней обуви. Иными словами, делала всё, чтобы отвергнуть от себя парня. Да и вряд ли взрослого мужчину могла заинтересовать первокурсница.       Между тем, ей и самой приходилось вполуха слушать рассказ Чона-старшего о том, как прошёл их прошлый танцевальный турнир или конкурс (парень после университета решил не копаться в кодексах и защищать чью-то задницу в суде, а стать известным хореографом). Сана так и не запомнила, как называлось то мероприятие. Пускай Хосок и был единственным, кто развлекал её в этот вечер, но надо быть слепым, глухим и немым, чтобы не понять, что у того появился интерес к бывшей однокласснице.       И вправду: стоит только снять скобки и убрать косички, как тобой тут же заинтересуются. Симпатичная, да ещё и с мозгами. Просто сказка для мужчин.       Мама Саны тоже так считала, поэтому искренне не понимала, почему любимая и единственная дочка всё ещё не замужем и на выходные не возит внуков к бабушке. Слушать её упрёки Минатозаки уже невмоготу. Да, ей уже двадцать восемь. Да, практически все её подружки уже имеют штамп в паспорте или хотя бы жениха на примете. Но почему девушка должна иметь на этот счёт «галочку»?       Однако стоит ли обманывать саму себя? Кареглазая не раз ловила себя на мысли о том, что ей действительно не хватает мужчины. Сана отчётливо понимала, что тело до сих пор хочет парня, как в свои восемнадцать. Как оно просит ласки, долгих горячих поцелуев и быстрых, ловких пальцев там.       Светловолосая раскраснелась от этих мыслей. Лицо приобрело румянец, и девушка скоро поднесла к губам горлышко баночки, чтобы смочить пересохшее горло, когда услышала крик двоюродной сестры. На груди стало стремительно возрастать ощущение влаги и липкости. Перед глазами блеснул металл серебряной серьги и появилось лицо Чонгука.       — Нуна, прости.       Минатозаки опустила взгляд. В ложбинку между грудями скатилась последняя капля того самого вишнёвого сока, оставив за собой сладкую бордовую дорожку. Бархатная красная ткань противно прилипла к коже, вызывая мурашки от непонятного сквозняка. Сана поёжилась от холода и прижала руки к пятну.       Слава богу, на них никто не обратил внимания. Ребята продолжали веселиться под громкую новогоднюю музыку, не услышав предупреждения Йерим и не заметив побежавшего за бумажными полотенцами Хосока на кухню.       Только сейчас девушка заметила, что на полу рассыпан весь разноцветный попкорн из теперь перевернутой оранжевой глубокой тарелки. Рядом с ней пристроилась пустая ёмкость из-под ягодного нектара, совершив неровный круг.       «Господи, ну за что мне это?» — думала кареглазая, посмотрев на виновника. Не теряя времени, Гук схватил блондинку за запястье, уводя наверх, в уборную. А Сана отчаянно надеялась на то, что её нижнее бельё было достаточно плотным и скрывающим всё, что положено прятать приличной девушке.       Оказавшись за закрытой дверью ванной комнаты, парень руками нашёл пуговицы девичьего костюма и ловко расстегнул одну за другой, пока светловолосая краснела с каждой секундой всё больше и больше.       — Чонгук! — вскрикнула кареглазая и закрыла уже обнажённую грудь скрещёнными кистями. — Что ты делаешь?       — Пытаюсь спасти тебя от превращения в вишнёвый леденец? — паясничал в ответ парень. — Хочешь и дальше оставаться мокрой и липкой, нуна?       — Я и сама могу раздеться…       Отведя робко в сторону взгляд, блондинка намекла на уход Чона-младшего. Её в нижнем белье из мужчин видел только один парень, и менять этот факт кареглазая явно не собиралась с помощью мальчишки, которого она нянчила.       — Странные вы, девушки, — юноша закатил глаза и отвернулся, но не покинул комнату, — в купальниках на вас смотреть можно, а в нижнем белье — нет.       Чёрт.       Чонгук не понял, зачем он отвернулся, кусая щёку изнутри.       — Чонгук! — Сана едва не задохнулась от такой наглости и даже позволила себе стукнуть кулаком по спине русоволосого. — Купальник и бельё — две разные вещи. Да и дело тут вовсе не в том, во что одета девушка, а в простом уважении выбора. Она может быть одета во что угодно, главное то, позволяет ли она тебе видеть её в купальнике или белье в этот момент. Всё-таки, ты всё ещё маленький, раз не понимаешь таких вещей.       Пока Минатозаки снимала с себя грязную одежду, парень сильно нахмурился. Слова старшей задели его чувства. Ему не двенадцать и не семнадцать, чтобы считать его маленьким и несмышлёным подростком.       — Ты правда считаешь, что я всё ещё ребёнок?       Сана задумчиво подняла взгляд в потолок, думая над ответом. Конечно, смотря на этого молодого парня, нельзя было назвать его малышом. То есть да, у Чонгука было сильное и красивое тело, отточенное тренировками, но его глаза по-прежнему светились детскими искрами.       — Да, — прошептала Минатозаки и надела на себя футболку, одолженную Чонгуком.       Но прежде чем заправить её подол в бархатную юбку новогоднего костюма, девушка оказалась прижатой к стене. Горячее вишнёвое дыхание Чона опаляло нежную кожу шеи и ушка и вызывало крупные мурашки. В глазах девушки читалось непонимание и волнение из-за тесного контакта, а сердце билось как испуганный птенчик в клетке.       — Скажи, нуна, — тихо и вкрадчиво спрашивал кареглазый, непозволительно близко прижимаясь пахом к невинному девичьему телу блондинки, — если я доведу тебя до оргазма, ты по-прежнему будешь считать меня ребёнком?       Воздух вокруг стал слишком тяжёлым для лёгких, и Минатозаки утратила возможность дышать.       Пленённая взглядом Чонгука, кареглазая чувствовала ладонями биение его сердца. Находиться рядом, да даже касаться парня стало в разы опаснее. Чон напоминал мёд: вязкий, всепоглощающий и сладкий. Сана будто погружалась, нет, тонула в нём. Казалось, руки, остававшиеся на грудной клетке, увязли в прозрачном нектаре.       Он растворял её в самом себе.       Губы младшего всё ещё имели вкус любимой вишни блондинки, когда рассудок окончательно отошёл на второй план. Гук с наслаждением трепетно коснулся манящих и столь желанных уст. Тело будто поразил ток на долю секунды. Он провёл кончиком языка невидимую линию, прося Сану быть покладистой. Девушке ничего не оставалось, кроме как отдаться его воле. Слишком хотелось насладиться этой лаской вдоволь.       Ей хотелось исчезнуть в нём.       Хлопковая футболка податливо следовала за руками Чонгука, вновь оголяя молочную кожу девушки. Ладони были шершавые, сухие, цепкие: из-за морозов они сильно обветрились. Сана помнила, как заботливо мазала эти кисти банановым кремом зимой. Чон всегда страдал от слишком чувствительной кожи.       Словно податливый тёплый пластилин, кареглазая покорно следовала каждой немой просьбе Чона: избавлялась от одежды, нижнего белья и прогибалась навстречу горячей ладони парня, что исследовала теперь открытые взору изгибы.       Сана не считала себя красавицей или неказистой, но в тот момент, когда пальцы Чона проникли в неё, японка почувствовала себя самой желанной.       Ярко-красные ногти впились в покатые плечи русоволосого, голова опустилась на ключицу. Ей было стыдно от того, как сильно сжимали мокрые стеночки лона фаланги Гука, будто сам организм молил об этом.       Боже, ведь этого мальчика она водила в школу и целовала на прощание в макушку.       Губы младшего жадно прижимались к изящной шее, обрамлённой тонким чокером со звенящим бубенчиком. Он мелодично играл, стоило девушке сделать тяжёлый вдох или откинуть голову в наслаждении. Рука сама по себе сжимала тело светловолосой. Чон хотел запомнить всё: каждую впадинку, изгиб, шрам, косточку. Хотел изучать каждый сантиметр её кожи, чтобы, если она уйдёт, отчётливо всё помнить.       Уйдёт?       Вряд ли. Теперь уж точно никогда не позволит уйти.       Минатозаки всегда казалась такой недосягаемой, восхитительной и идеальной. И вряд ли Чон мог подумать, что когда-то, не во сне, сможет прижимать к себе липкое и сладкое от вишнёвого сока тело обожаемой старшей сестры.       — Не переживу, если ты вновь исчезнешь, — хрипло засмеялся парень, зная то, что блондинке отведено время теперь только рядом с ним. Слишком много времени он потратил на мысли о ней — пусть возмещает в десятикратном размере.       Сана протяжно простонала, спешно накрыв ладошкой губы. Пальцы Гука проникли глубже, а затем замерли.       — Так я у тебя не первый? — его в голосе послышалось разочарование, однако кареглазая заметила ухмылку. — Значит, я буду лучше.       Естественная смазка растеклась по мужским пальцам, коснулась всех фаланг. Пылая ярким румянцем, Минатозаки оставила длинные царапины на предплечьях Чона. Его губы уже очертили ключицы, когда Сана почувствовала горячий язык, идущий по вишнёвой дорожке в ложбинке между грудями. Мурашки покрыли всё тело.       Сладость ягоды и сахара не были такими сладкими, как сама Сана. Но было глупо отрицать тот факт, что они идеально подходят друг другу. Вишнёвая Минатозаки — самый любимый фетиш Чонгука. И боже, он готов был вылить на неё столько сока, сколько было на этой вечеринке, а затем тщательно вылизать. Всё до последней капли.       Звон пряжки заставил светловолосую поднять полные мольбы глаза. На лбу появилась заметная испарина, а короткие волосы прилипли к влажной коже. Девушка закусила губу.       — Гуки, остановись, — прошептала кареглазая.       «Всё это неправильно», — разум буквально кричал о том, что, чёрт возьми, это сумасшествие. Во сколько лет у них разница? Кажется, четыре года — Сана плохо сейчас соображала рядом с ним.       — Нуна, это будет слишком клишировано, если я скажу о том, что ты вовсе этого не хочешь, — русоволосый закатил глаза.       Чон развернул девушку спиной и уложил грудью на стиральную машину, проведя горячей ладонью по оголённой спине. Сана почувствовала табун мурашек из-за контраста температур и обессилила под взглядом парня. Затаив дыхание, блондинка следила, как он снимал через голову толстовку, затем небрежно расстёгивал пряжку ремня. Мышцы перекатывались под кожей, а тонкие ниточки вен на руках зачаровывали. Она даже не пыталась остановить его.       Чонгук спустил джинсы вместе с боксерами, и Минатозаки тут же отвернулась, пылко смущаясь. Неужели они сейчас?.. Даже мысль о таком было сложно допустить, однако стоило темноволосому коснуться головкой члена половых губ, Сана перестала думать вовсе. Девушка сжала стеночки и расстроенно ахнула, не ощутив желанную плоть в себе.       Если бы она была девушкой из третьей группы и обладала высоким темпераментом, то сейчас же изнасиловала бы Чона.       Сколько можно мучить?       Гук замечал каждую её эмоцию, довольно улыбаясь. Была своя прелесть в её недовольном и негодующем лице. Парень надавил на поясницу и заставил прогнуться, а затем медленно проник в кареглазую. Стенки влагалища плотно обхватили половой орган. Сана буквально чувствовала, как естественная смазка повышала чувствительность, и кусала губы.       Она так скучала по этому ощущению заполненности.       Девушка буквально заплакала, опустив по привычке ручку к клитору. Она сейчас с ума сойдёт, если он не начнёт действовать.       Мужская рука легла поверх её и так же начала стимулировать эрогенную зону. Чонгук проник глубже и наконец-то стал двигаться. Нежно, так заботливо, будто бы она хрусталь и разобьётся от любого его неаккуратного шага. Сана млела и думала только о том, что не хочет, чтобы это заканчивалось. Чон выходил практически весь, вызывая негодующий вздох девушки, а затем проникал до самого основания.       Минатозаки даже подумать не могла о том, как громко звучали её стоны, пусть та и накрыла ладошкой рот. А Гук от этого получал немыслимое удовольствие.       Он каждый день представлял, как томно будет стонать под ним Сана, когда вернётся. И этот день настал.       Будто самая заветная мечта сбылась.       Чонгук сжал вторую руку светловолосой за спиной и коснулся губами изящной шейки. На коже оказались маленькие капли от сока. Тело покрылось испариной, мурашками — это очаровывало. Пахнущая ягодой и запахом близости японка была лучшим афродизиаком.       Кареглазый сходил с ума от того, как сильно сжимала его девушка. У него было не так много девчонок, но блондинка, кусающая губы, извивающаяся под ним и желающая его каждой клеточкой тела, самая лучшая из них.       Сантиметр за сантиметром Гук расцеловывал её плечи, затылок, продолжая дразнить клитор. Ноги уже дрожали, а в лёгких вовсе не осталось кислорода — Сана понимала, что ей осталось совсем немного. Парень и сам это чувствовал: слишком сильно она его сжимала и была мокрой. Именно это и позволило русоволосому ускориться. Гук сделал несколько грубых проникновений под задыхающиеся вдохи кареглазой. Звук соприкасающихся тел заполнил ванную комнату. Женская рука то и дело соскальзывала с половых губ, отдавая весь контроль Чону. Сана была просто не в состоянии что-то сделать, когда наступил прилив окситоцина и эндорфина с её протяжным стоном. Кареглазый излился на бедро девушки, нещадно запачкав нежную кожу.       Минатозаки дышала тяжело, не поднимаясь с места и не меняя положение. Парень смахнул мокрую кудрявую чёлку назад и откинул прядь светлых волос девушки с раскрасневшегося личика своей любимой нуны.       — Ещё, — прошептала японка и резко обернулась к Чону, прильнув грудью к его. Её ноги всё ещё дрожали, и ничего не оставалось, кроме как придерживать японку за талию. Щёки пылали от откровенности, близости, да и сердце билось как у безумного. — Хочу ещё.       Русоволосый опешил, а затем самодовольно улыбнулся, примкнув к и без того покусанным губам в смелом поцелуе.       В её глазах что-то радостно сияло, совсем как у ребёнка, получившего желанную конфету.       Место Саны действительно в третьей группе, где секс (с Чонгуком) — не просто слово, обозначающее интимный физический контакт. Это её жизнь, глоток воздуха и главное желание на любой праздник.