Никогда не узнать

Марта знала, что она не является обладательницей приторно- безупречной красоты, что ярко блистает на слащавых ангельских лицах юных, собственно, как и она, девиц. Нет, молодые солдатики никогда не оборачивались ей вслед, не кричали засаленных комплиментов, не предлагали свою компанию настойчиво и самозабвенно. Нет. Марта знала, что идеальное слишком быстро становится невыносимым… Знала, но также она понимала, что для того, чтобы небезупречное стало восхитительным, нужно нечто особенное, разительно отличающееся от других. Однако, все кругом только и говорили о том, что юная мисс Меннинг обладает лишь заурядной внешностью, заурядным умом и непримечательным характером. Ни тебе удивительной длины волос, ни привлекательной горбинки носа, ни невиданных гениальных данных, ни эмоциональности и непосредсвенности, пошло воспетых французскими романами. Марта знала, что слова семьи и близких — ложь. Глотая слезы, она отчаянно верила в обратное. Нужно только время. Ее время. И ее время пришло. Пришло вместе с голубоглазым Джоном Лоуренсом, сыном друга ее отца. Марта знала, что лишь по щелчку пальца пред этим человеком может предстать целая плеяда красивейших девушек Лондона. Знала, но чувствовала запах алкоголя и видела голодный взгляд. Сейчас. Сейчас тот самый момент, которого она ждала так долго и томительно, настал. Марта знала, что это сломает ее жизнь, но единственное, чего ей хотелось, чтобы именно Джон Лоуренс стал тем, благодаря кому все рухнет и обратится в прах. Нет, это не любовь. В любви мы отчаянно молим Господа об обоюдной нежности, Марта же прекрасно понимала — ни о какой взаимности речи быть не может. Это не любовь, всего лишь всепоглощающее желание быть уничтоженной человеком, на которого твое сердце отзывается столь остро, трепетно и стремительно. Нет, это не любовь. Любовь не дает столько боли, любовь не дарит чувства тотального опустошения и безнадежности. Это нечто трагичнее и утонченнее любви. Это то, что подарило Марте печальную глубину глаз, горделиво-сломленную осанку, грациозную обреченность жестов и улыбок. Это то, что, наконец, сделало небезупречное восхитительным. Марта знала, что изменения в ее организме могут значить лишь одно. Нет, это не было шокирующей неожиданностью, весьма предсказуемо, учитывая тот факт, что тело Меннинг все еще помнило обжигающие прикосновения Джона. Произошедшее не было коварным планом. Нет, вовсе нет. Марта приняла ребенка Лоуренса под своим сердцем, как нечто должное. «Значит, так должно было случиться?» — думала она со счастливым цинизмом, подавляя желание улыбнуться Он упирался около полугода. И все же, под давлением родителей, отправился под венец. Марта знала, что ненависть в его взгляде не вечна. Знала. Но пока не понимала, как ее устранить. Она старалась не привлекать внимания, но и не избегала его. Она не закатывала истерик и скандалов, но и не была кроткой и покорной женой, коих порождает воспитание Библии. Иногда они говорили. Говорили о незначительных вещах. Марта не обнажала свою душу, как когда-то обнажила свое тело. Это было бы лишним. Спокойные беседы, не затрагивающие их самих, не затрагивающие тему чувств — на этом и держался их брак. После трех месяцев подобного супружества Джон отплыл в Америку, дабы вступить в ряды континентальной армии… Она осталась в Англии, так как появление ребенка ожидалось со дня на день. Марта знала, что даже если бы и срок беременности был невелик, Лоуренс все равно оставил бы ее в Челси. И слов не нужно. И без того все понятно. Они были честны друг с другом во взглядах и действиях. Не было ни слез, ни нежных поцелуев. Однако… Марта знала, что ураган внутри вот-вот сломит ее и разрушит оборону не отражающего никаких эмоций взгляда. Наконец Джон всходил на трап корабля. В тот момент, когда Марта подумала, что она выдержала все, он обернулся. Обернулся, прочитав абсолютно все в ее глазах. Она почти возненавидела его за это. Уже в январе на свет появилась Фрэнсис. Фрэнсис Лоуренс. Было бы жестокой насмешкой назвать девочку плодом любви. Время шло. Время захватывало события в свой круговорот с такой стремительностью, что Марта и не заметила то, как скоро у Фанни появился первый зуб. Не заметила того, как скоро Фанни сделала свой первый шаг, сказала свое первое слово, отпраздновала свой первый день рождения, за которым последовал второй, третий, четвертый, пятый, шестой… Марта знала, что война не может длиться вечность. Она когда-нибудь закончится, и Джон переплывет океан, чтобы хотя бы увидеть свою дочь. Марта знала, но пуля, что 27 августа 1782 года отняла жизнь Лоуренса, оказалась сильнее этого, казалось, непоколебимого и нерушимого знания… Это не любовь, нет… Но почему же сейчас Марта убивалась от недосказанности, кляла себя за молчание и так отчаянно надеялась на то, что в момент прощания, в момент их последней встречи, именно в то мгновение, когда Джон, повернувшись, столкнулся с ее взглядом, смог понять все? Сама того не ведая, она потеряла ориентир, потеряла смысл и больше не цеплялась за жизнь. Марта знала многое. Но она не знала того, что тогда, на пристани, Лоуренс, невольно поймав ее взгляд, почувствовал, что его сердце больно сжалось не то от жалости не то еще от чего-то, что он теперь старался отрицать. Она не знала, что, целуя губы осточертевших ему девиц, не запоминая ни их лиц, ни имен, слушая их глупое и бессмысленное щебетание, он все чаще возвращался мыслями к той, с кем был венчан перед лицом Бога. Не знала, что, снедаемый любопытством, перед сном он размышлял о том, как выглядит Фрэнсис. Она не знала, как он желал окончания войны. Не знала, что с каждым днем воспоминания об ее безграничном понимании, тактичности, ненавязчивости и вынужденном из-за него самого равнодушии все глубже и глубже проникли в его сердце. Он мечтал, он хотел, он стремился вернуться, чтобы в очередном их непримечательном разговоре неожиданно выдать ей все, что он — теперь уж не было сомнений — чувствовал… Она не знала, что, глядя на волнующуюся синь реки Комбахи, он, зажимая источающую кровь рану, жалел о том, что понадеялся на будущее слишком рано. Жалел о том, что не отправил письма с объяснениями. Она не знала. И теперь никогда не узнает. Глядя на испуганную синь глаз своей восьмилетней дочери, Марте показалось, что на мгновение она увидела проблеск его любви. Марта не ошиблась. Но она уже не узнает об этом. Последним своим ударом ее сердце отозвалось столь остро, трепетно и стремительно на воспоминание о человеке, об обоюдной нежности которого ей уже никогда не узнать.