Запомнившееся путешествие

Ирландия встречает ее морозным холодом за щеки куснувшим и прекрасными пейзажами, что душу бередят. Энн сама себе не верит, ведь решилась на поездку в самый последний момент. Вещи впопыхах собирала, созваниваясь с лучшей подругой, чтобы предупредить об отъезде. Телефон лежал где-то на дне сумочки, выключенный и игнорируемый ей на протяжении всей поездки. Она сбегала от законченного семестра, родителей, что звонили ежедневно, проверяя, как там их крошка и бывшего, что не мог забыть ее, надоедая звонками в любое время дня и ночи. Такси отъехало, оставляя ее возле позабытого поселения, о котором она узнала с помощью интернета. Она увидела, как к ней навстречу от одного из домов двигается мужчина. Она узнала его по фото, именно с ним Энн вела разговор о проживании в этой деревне. Он сразу предупредил, что деревня очень старая и люди, живущие в ней, имеют свои причуды. Рассказал о том, что они чтят старые традиции и часто выступают противниками всего нового. Еще и из-за этого Энн спрятала телефон, оставила дома ноутбук и даже не взяла фотоаппарата. О чем теперь жалела, ведь такие виды нужно было запечатлеть, чтобы потом, смотря на фото, вспоминать незапланированные каникулы. — Вы Энн? Меня зовут Мартин Скорсезе. Я здесь самый старый житель, поэтому люди выбрали меня главой. Мужчина улыбался приветливо, смотря на нее изучающе, что немного смутило Энн. Она была красива и не стеснялась иногда пользоваться своей красотой. На нее смотрели многие мужчины, но еще никогда не смотрели так же, кто были значительно старше. И именно это смущало, ведь этот человек годился ей в отцы, что заставляло девушку ощущать смущение и непонимание. — Да, это я. У вас здесь очень красиво. Она постаралась откинуть все сомнения, что роились в ее голове после встречи. И улыбнулась, глядя на то, как мужчина забирает из ее ладоней сумку. Он подмигнул ей, идя вперед и начал рассказ, заставив Энн заслушаться: — Надеюсь, вы хорошо долетели. Как вы уже заметили, сюда достаточно сложно добраться, поэтому гости у нас бывают не часто. Максимум пару человек в год. Мы живем уединенно, чтим традиции, имеем свои собственные фермы, что кормят нас, позволяя нам, как можно меньше, контактировать с внешним миром. Виды у нас здесь прекрасные, воздух чистый и недолгое пребывание здесь пойдет вам на пользу. Я позволил себе вольность разместить вас в домике через дом от моего. Там раньше жила семья, но они решили уехать в большой мир. Мужчина рассказывал что-то еще, владея вниманием Энн полностью и только подходя к дому, в котором она будет жить неделю, девушка заметила, как на нее смотрят местные. Маленькие дети смотрели с интересом, видно желая знать, что находится там за горами и реками, в большом мире. Взрослые смотрели настороженно, некоторые мужчины скользили по ее телу взглядом, оценивая, за что Энн досталось множество взглядом злых жен. Она не хотела проблем, поэтому быстро прекратила осмотр, решив, что может позволить себе отдохнуть, чтобы позже прогуляться. Дверь в дом отворилась и Энн вошла, оборачиваясь на Мартина, что остановился на пороге, поставив сумку возле двери в доме. Мужчина улыбнулся еще раз, спокойно говоря: — А теперь вы можете отдохнуть. Вы найдете еду в холодильнике, в доме затоплено, поэтому замерзнуть вам не грозит. Встретимся позже, когда вы решите прогуляться. Я составлю вам компанию и расскажу о местах поподробней. До скорого, Энн. Мартин развернулся, одарив ее еще одной улыбкой на прощание, и ушел. Энн закрыла дверь, выглянув в окошко, она заметила, как к Скорсезе подошла одна из поселянок, что-то пытаясь ему объяснить. Женщина злилась, это было по тому, как она размахивала руками и ежесекундно косилась на дверь, за которой скрывалась Энн. Мартин не на миг не утратил приветливой улыбки, но его слова заставили женщину замолчать. Она отступила на шаг, будто испугавшись и опустив голову, побрела дальше, будто сомнамбула. Энн быстро скрылась за шторой, непонимающе нахмурившись. Кажется, Мартин не рассказал ей самого важного — не все люди рады были ее присутствию на их территории. * * * Прошла большая часть недели и ничего не изменилось, жители косились в ее сторону, не желали разговаривать с ней и только Мартин, да маленькие дети были ее компанией. Часто Энн замечала, как люди шепчутся за их спинами, улыбаясь так, что мурашки по коже бежали. Когда она спрашивала у Скорсезе, тот только улыбался, давая понять, что ей нечего переживать. За это время она узнала его поближе и сама себе боялась признать, что симпатия к этому мужчине росла с каждым днем. Ей нравилось слушать его рассказы, нравилось сидеть за чашкой чая, обсуждая разные точки зрения. А еще однажды она позволила себе обнять его, ощущая себя маленькой девочкой, которую нужно утешить, погладив по голове. Мартин тогда удивился ее порыву, но обнял, поглаживая по коротко стриженным черным прядям. Время ее отъезда приближалось с каждым прошедшим днем, и Хэтэуэй боялась уезжать отсюда, возвращаясь в свой мир, в котором в скором времени она забудет о Мартине и Ирландии. Она нервничала, вечерами все чаще, прося Мартина побыть с ней подольше. Она повторялась в своих рассуждениях, путалась в мыслях и совсем не замечала, как с каждым днем на лицах людей загоралось злобное торжество тварей, почуявших кровь. Мартин тоже не был собой, он побледнел, выглядел сильно уставшим, а еще намеками пытался заставить ее уехать. Как-то вечером уходя, Мартин замер в пороге, смотря, как Энн зябко кутается в немного большой свитер. Что-то в его глазах, в уголках его губ было такое, что Энн сделала шаг вперед, приоткрыв рот, чтобы задать вопрос. Мартин же встряхнул головой и словно очнувшись снова улыбнулся, но на этот раз улыбка не коснулась его глаз. Он попрощался и скрылся за дверью, оставляя Энн с ощущением, что что-то приближается. * * * В следующий раз они встретились тогда, когда сонную и испуганную до паники Энн вытаскивали из дома, заставляя шагать по снегу босыми ногами. На ней были только пижамные штаны и белая футболка, что совсем не грела тела. Люди вокруг улюлюкали, что-то кричали на непонятном языке и глаза их горели огнем, что был похож на адское пламя. Энн просила объяснений, просила отпустить, но никто не слушал ее, и слезы катились по лицу девушки, превращаясь в льдинки. Мартин стоял возле огромного деревянного чучела и отдавал приказы, смотря на то, как Хэтэуэй пытается вырваться из хватки двух мужчин. Девушка чувствовала, как сердце стучит в груди, грозясь выпрыгнуть от страха, охватившего все ее естество. Никто не говорил с ней, а тот, кому она доверяла в этом месте, холодным тоном приказывал отвести ее наверх и привязать. Энн сопротивлялась до последнего, выкрикивала его имя, звала на помощь и видела только торжество, горящие факелы и блики от огня, что скользили по враз постаревшему лицу Скорсезе. Мужчина смотрел ей вслед, сдерживая себя из последних сил от желания спасти девушку из рук его людей. Он понимал, что привлекать внимания к себе нельзя, а поэтому продолжал речи о старых духах, о предках, что почтят их своим благословением, о нужности приношения в жертву добрых христиан. Он говорил что-то еще, и его впервые тошнило ото лжи, в которую верили все эти люди. Он впервые понял, что все это время верил в ложные догмы и только после появления Энн, смог заметить это. Она открыла ему глаза, сама не подозревая об этом. * * * Ее привязали за запястья, оставляя висеть на кресте, что находился на самом верху этого деревянного чудища. Девушка слышала разговоры ее провожатых и поняла, что в полночь ее сожгут, чтобы боги и предки дали этому поселению защиту и хороший урожай. Слез уже не было, голос она сорвала еще по дороге сюда, и апатия окутала хрупкую фигуру Хэтэуэй. Единственное, о чем она жалела так это о доверии, что она подарила Мартину, который все это время приглядывал за своей жертвой. Никто не узнает, что случилось с ней, ведь она не рассказала, куда отправляется, скрыв место своего местоположения, даже от лучшей подруги. Она умрет здесь на радость этим язычникам, и они будут кричать от восторга, слушая, как она горит. Эти люди были больными, их нужно было изолировать от общества и не выпускать на волю до конца их дней. Энн невольно подумала, что если ей удастся выбраться отсюда, то она сделает все, чтобы эти люди ответили за свои преступления. Она знала, что была не первой их жертвой, ведь эти двое были рады рассказать о своих подвигах. Девушка услышала, как что-то скрипнуло далеко внизу, а потом послышались поспешные шаги. Энн испуганно дернулась и подняла голову, вглядываясь в то место, где был люк, а под ним лестница. Она знала, что ее не будут выводить отсюда, но кто-то шел сюда, а это значило, что что-то могло измениться. Она не верила, что ее спасут, а значит, правила изменились. Возможно, они захотят ее пытать или сжечь возле обычного столба, как жгли ведьм в средневековье. Она видела такой столб посреди деревни, и, кажется, Мартин рассказывал, что на этом месте сожгли много девушек и женщин этого поселения в давние времена. Седая макушка показалась над полом и Энн с непониманием смотрела, как Мартин поспешно поднимается, оглядываясь назад, словно вор, боявшийся приезда хозяев дома. Она не понимала, что он делает здесь, когда в любой момент чучело могут поджечь и они сгорят вместе. — Что вы здесь делаете? Ее голос был тихим и хриплым, а горло нещадно болело, будто ей в глотку засыпали раскаленных углей. Мартин приложил палец к губам и подошел к ней, развязывая веревки на запястьях девушки. Он действовал быстро, но Энн не могла поверить ему, только не после того, что ей пришлось пережить за эти часы. Она прижала руки к груди, разминая ладонями запястья, на которых были ссадины и синяки от веревки. — Ты должна уходить, как можно быстрее. Я выведу тебя отсюда, и пока все будут заняты сожжением чучела, ты сможешь пробраться к домику и забрать свои вещи. После беги в лес на восток в шестидесяти километрах есть поселение, в котором ты найдешь убежище. Возьми только самое нужное и теплое, а еще еды — тебе придется бежать без передышки, хотя бы пару часов. Энн не верила его словам, она ожидала, что как только спустится вниз, ее снова схватят. И тогда она точно умрет, но тогда будет еще хуже, ведь она снова доверилась. Мартин не ждал, пока она решит, верить ему или нет, схватив девушку за плечо, он потащил ее к люку. Заставив спуститься, он довел ее до самого низа, а потом исчез на пару секунд, проверить выход. Он вернулся, бледнее, чем раньше, а еще смотрел так, будто прощался. Она ощутила его хватку на своих плечах и взгляд, что смотрел прямо в душу. Скорсезе обнял ее, прижимая к себе, а потом отстранился, шепнув в самое ухо: — Беги, девочка. Он вытолкнул ее наружу, и Энн побежала в сторону леса, точно зная, что деревья скроют ее. Она не ощущала холода, боли в порезанных об острые камни ногах и криков радости, когда чучело с Мартином, о чем она и не подозревала, загорелось. В домик она пробралась незамеченной, смогла одеться трясущимися руками и собрать кое-как еды и воды, надеясь, что хватит на несколько дней. Она не помнит толком, как бежала через лес на восток, в надежде, что там найдет спасение. Не помнит, как падала и снова поднималась, как царапала руки о камни и ветки, и как кончики пальцев замерзали, грозя оставить ее без пальцев. Не помнит, как нашла поселение через четыре дня и как потеряла сознание на первой же улице. Она очнулась через несколько дней, в больнице, с капельницей в руке и матерью, что сидела рядом с ней. И тогда на нее нахлынул страх, животный ужас, что превратился в слезы и истерику. Энн плакала навзрыд, вспоминая события той ночи, и мать утешала ее, плача вместе с ней. Энн рассказала все полицейским и через два дня узнала, что поселение было найдено. О том, что Мартина Скорсезе не смогли найти нигде — она узнала тогда же. И жизнь снова перевернулась у нее под ногами. Она понимала, что случилось с Мартином и винила себя в его гибели. Он спас ее, пожертвовав своей жизнью. Он отвлекал своих людей криками агонии, пока те радовались и праздновали. Она знала, что никогда не забудет Ирландию и Мартина Скорсезе.