Цветовод

      Квартира Дерека вновь утопает в цветах. Цветочные дорожки ведут от самого входа по коридору дальше. Лианы обвивают арки между комнатами. Россыпь бутонов обнаруживается по столешнице на кухне, а лепестки рассыпаны вплоть до самой студии.       Стайлз уже привык, он даже не обращает внимания на этот сладковатый аромат. Проходит вглубь, заглядывает внутрь. Дерек, одетый в одни лишь джинсы, как раз в процессе очередного шедевра, соединяющего влюбленных.       Да, привык. Поэтому не обращает внимания. Он берет с тумбы прозрачный кувшин и наполняет стакан водой, залпом выпивая. Краем глаза наблюдает за движениями своего возлюбленного. Дерек кажется полностью поглощенным работой.       На холсте отчетливо проступают два силуэта в белоснежных одеждах. Таких же белых, как эти хризантемы на матрасе в углу, запутавшиеся в темных простынях. Стайлз щурится, присматриваясь к картине. Да, одного из персонажей узнает сразу — это парень с его потока. В объятиях декана, причем женщины. Интересно, кто из них?       Может другим это было бы сложно понять и принять, но не ему. Стайлз действительно привыкший. Сложно не привыкнуть, когда это происходит регулярно. Новые цвета, новые оттенки, новые картины, которые нужны этим людям, этому миру, погрязшему в вечных поисках истинной любви.       Так уж вышло, что и Стайлз влюблен. Безудержно, невозможно, беспощадно. В одного уникального человека, которых на весь их проклятый мир всего десяток. Таких, как Дерек, называют «фуулваала», что, в переводе с хинди, означает «цветовод».       Цветоводы — люди-эмпаты, единственные способные увидеть истинную пару других. Только вот видят они эту правду исключительно в моменты эмоционального выброса. В простонародье — во время секса, после которого и остаются такие вот цветы.       Цветы вообще — символ траура. По крайней мере для Стайлза. Ведь они появляются только после интима с соулмейтами и, что удивительно, с цветоводами, которые могут увидеть и узнать кто именно — та самая вторая половинка человека.       Стайлз много читал об этом. Он знает, что цветоводы действуют по-разному. Кто-то записывает описания соулмейтов, кто-то способен рассказать про род деятельности или месторасположение, некоторые даже имена называют. А вот такие, одаренные, как Дерек, могут даже нарисовать портрет.       Только Дерек всегда рисует обе родственные души. Он никогда не берет за секс денег. Но картину всегда можно выкупить. И эти полотна разлетаются по всему миру. Потому что даже те, кто уже нашел свою половинку, хотят уникальную картину с их изображениями. Так что да, Стайлз и про мини-оргии тоже в курсе.       Проблема даже не в ревности, поглощающей его по кусочкам изнутри. Нет, проблема только одна. Существенная такая, весомая. Стайлз — единственный, после которого цветов не остается. Совсем. Ни единого вшивого цветочка. Всегда пустота, такая же, что поселилась в нем самом после их первого раза с Дереком, но тогда он этого еще не осознавал.       Дерек никогда не комментирует это. Он только смотрит с легкой улыбкой, доброй такой, что тошно от себя становится. От осознания — они не родственные души, не предназначены друг другу. Стайлз вообще никому не предназначен. Но что, если у Дерека найдется его половинка?       Эти мысли хуже всего. Они мрачнее самой темной ночи, глубже самых непроглядных морских глубин, и почему-то отдают красно-оранжевыми всполохами. Но это где-то там, в самых потаенных участках его сознания.       Они никогда не обсуждают сложившуюся ситуацию, да и незачем. Стайлз и без того знает, что Дерек занимается нужным делом, он ведь сводит заблудшие души. Вот только мучает постоянно один вопрос: а что чувствует сам Дерек в такие моменты? Нравятся ли ему эти люди, те с которыми он спит? Испытывает ли какие-то к ним чувства или симпатию? Их так много… Сколько из них были лучше, чем сам Стайлз?       Стакан в ладони подрагивает, зубы неловко ударяют о кромку, создавая глухой звон, и он опускает стакан обратно на тумбу. Взглядом вновь скользит по комнате, задерживаясь на белом покрывале из цветов возле плотно занавешенного окна. Стайлз подходит, одергивает шторы, распахивая, и комнату наполняет оранжево-красный свет заходящего солнца.       Глаза начинают слезиться от пристального взгляда на горизонт, Стайлз моргает, встряхивает головой и оборачивается, встречаясь с заинтересованным взглядом своего возлюбленного.       — Ужин? — он старается говорить естественно, спокойно и слегка с усмешкой, как делает это обычно.       Дерек отрицательно качает головой, откладывает кисти в банку с растворителем, берет с подставки тряпку и протирает пальцы.       — Закончил? — Стайлз кивает в сторону картины, хотя сам прекрасно видит, что да.       — Закончил, — подтверждает Дерек, и голос его отдается легкой дрожью по спине. — Как занятия?       — Нормально, — он пожимает плечами, отходит от стены и медленным шагом направляется к выходу из комнаты. Старается идти осторожно, чтобы не показать, как сильно хочется сбежать из этого места. — Твой дядя с меня семь потов согнал.       — Он может, — Дерек тихо усмехается, откидывает тряпку и буквально в несколько шагов оказывается рядом, останавливая. Опускает ладонь ему на поясницу, второй перехватывая поперек живота, тянет к себе в объятия.       И Стайлз не может отказаться. Сила воли давно его покинула, наверное еще во время их знакомства на выставке, куда тот самый дядя Хейл и привел юное дарование любоваться картинами своего племянника. Конечно, пришел тогда не только Стайлз, но и несколько особенно выдающихся студентов. Вот только он единственный привлек внимание Дерека. Это было так лестно, так неожиданно и приятно, что, очутившись в постели гения кисти, он даже и не заметил отсутствия цветов.       — Устал? — ладонь скользит вверх по спине, поглаживает мягко и успокаивающе. Да, Дерек все же понимает. Но лучше бы сказал или сделал что-то более весомое, важное. Стайлз только отмахивается и выпутывается из чужих рук.       — Я правда в порядке. Впереди выходные, — он стремится быстрее перевести тему и выходит в коридор, направляясь к кухне. Квартира Дерека больше похожа на хоромы, занимает почти весь этаж, и тут легко затеряться. Он даже и не помнит сколько в ней комнат.       — Хочешь чем-то заняться? — намек понимают сразу, такая редкость.       — Можно съездить куда-нибудь? — не думая, предлагает Стайлз.       — Можно, — Дерек с ним редко спорит, если спорит вообще. Как будто ему все равно, но это не так. Не так ведь?       — Например, сгонять к морю, пока еще тепло.       Да, Дерек не любит море. Стайлз, в принципе, тоже. Потому что там люди, очень много людей, знающих Дерека в лицо из-за постоянного мелькания на телеэкране. Очень-очень много тех, кто знает, чем именно цветовод может им помочь. Снова эта дрожь по телу, уже привычная, даже родная. Стайлз не хочет делиться. Он устал делиться Дереком.       — Или можно провести это время только вдвоем, — мягко, но настойчиво откликаются в ответ.       Стайлз тянет вымученную улыбку, кивает, выходит на кухню, копается в холодильнике, стараясь не встречаться с чужими глазами. Он буквально чувствует, как его прожигают взглядом, и тратит все свои силы, чтобы не сбежать.       — Мне на понедельник только надо кое-что подготовить, а завтра и послезавтра я весь твой! — он взмахивает руками, улыбается, сжимает в ладони яблоко и пытается прошмыгнуть мимо. — Сегодня, чур, мне не мешать.       — Хорошо, — как-то глухо отзывается Дерек и дает ему пройти.       Минуя, как ему кажется, опасность, Стайлз вновь проходит в коридор, доходит до конца, сворачивает влево, направляясь к дальним комнатам. Он давно уже облюбовал одну чисто для своих занятий и планирует схорониться там на весь вечер и ночь. Тянет дверь за ручку и замирает. Во всей квартире есть только одна комната, в которой он никогда не был. Та, что прямо по соседству.       Он подходит вплотную, надавливает на ручку, заведомо зная, что она не поддастся, и вздыхает. Буквально через пару дней после того, как он тут поселился, Стайлз уже спрашивал Дерека, что именно находится в комнате. Тот ответил довольно резко, но с легкой заминкой. Словно боялся, что если Стайлз узнает… А ведь в комнате, со слов Хейла, был лишь один единственный предмет. Портрет.       Портрет соулмейта Дерека. Стайлз поджимает губы, хмурится, чувствуя, как вновь охватывает эта дикая ревность. И желание узнать, увидеть, хотя бы краешком глаза. Но дверь всегда заперта, и ключ он даже ни разу не видел. А когда Дерек застал его, пытающегося вскрыть замок… Да, они тогда чуть не расстались.       Стайлз отходит обратно, проскальзывает в свою комнату и закрывает ее изнутри на защелку. Если Дерек вдруг захочет его навестить… Что ж, этому не бывать. Не сегодня. Не после этих белых цветов по всей квартире. Он просто не сможет. А этой ночью нужно будет хорошенько подумать.       Как сделать, что сказать — это основные тезисы. Стайлз уже некоторое время копит деньги, причем не просто так. Он очень хочет кое-что узнать, а для этого нужны ресурсы. И можно было бы ничего не говорить Дереку, но внутренний голос подсказывает, что так нельзя. Расставание, каким бы болезненным оно ни было, придется озвучить, аргументировать, попытаться донести. Хотя о чем это он. На самом деле Стайлз просто надеется, что Дерек попытается его отговорить.       Почему не он? Это все очень сложно. Стайлз даже и не знает, как будет объяснять происходящее. Просто так случилось, просто он словно из другого мира. Хотя да, практически так и есть. Но ведь Стайлз тоже принадлежит этому «цветочному» миру, пусть и в меньшей степени. И если Дерек не может этого сделать, не может ему помочь, то кто-нибудь другой наверняка.       Он устал чувствовать себя одиноким рядом с человеком, которого любит. Которого, на самом-то деле, любят многие. Те, кто надеялся, что Дерек — их соулмейт, те, у кого надежды не было никогда. И он, простой студент, невесть как оказавшийся рядом и задержавшийся в этой цветочной тюрьме.       Стайлз тратит на размышления всю ночь. О сне и думать не пришлось, вся голова оказалась занята грядущим разговором. Он хотел провести вместе два дня, а вечером воскресенья обсудить наболевшее. Но эти белые хризантемы нарушили все планы, и действовать приходится импровизируя.       Дерек обнаруживается в гостиной, как всегда за чтением очередной книги. Телевидение он успешно игнорирует. Стайлз наблюдает за ним пару минут, а потом берет себя в руки. Сейчас или никогда. Они должны все решить прямо сейчас.       — Я хотел поговорить, — он опускается на диван рядом, а Дерек откладывает книгу, удерживая пальцем страницы, и переводит на него заинтересованный взгляд.       — Говори, — голос тихий и спокойный, как обычно, но что-то проскальзывает в его тоне непонятное, осторожное, словно напряжение какое-то.       — О нас, — это впервые, когда Стайлз решается заговорить об отношениях. — Так больше не может продолжаться, — делает паузу, ожидая встречного «Как?», но вопроса так и не следует. Это сбивает с толку, и вырывается против воли совсем другое: — Ты меня совсем не любишь?       — Стайлз, это странные вопросы, — вздыхает Дерек. — Мы вместе, думаю, все и так понятно.       — Ничего не понятно, — он упрямится, качает головой. — Ты всегда с кем-то другим, но не со мной. Что я должен тут понимать?       — Это мое призвание, — вот так все у него получается просто.       — И ты хочешь сказать, что призвание тебе дороже? — Стайлз хмурится. — Или что ты влюблен в каждого человека, с которым спишь?       — Все не так, ты утрируешь.       — Любишь или нет?       — Я люблю свою работу, свои картины…       — А этих людей? — Стайлз прерывает, не давая углубиться в другую тему. Он хочет знать. Должен знать. — Ведь это невозможно, верно?       — В некоторой степени, я люблю их всех, — это не признание, но щелкает предохранитель и все, что хотелось сказать раньше, забывается, меняется.       — Значит… Ты любишь всех, — звучит больше вопросительно, — а любить всех — значит не любить никого. Тебе все одинаково безразличны. И я в том числе, — последнее, как жалоба, как просьба: «Люби меня одного».       — Снова преувеличиваешь, — теперь хмурится Дерек. — Что ты хочешь услышать, Стайлз?       «Правду». Но он сдерживает это слово, боится услышать, не хочет знать. Только, что Дерек любит его, его одного, а не всех, кому помогает. А может, это больше, чем просто помощь?       — А ты думал, что будет дальше? Со мной, с тобой, с нами? — голос затихает.       — Я не заглядывал так далеко, — честно признается Дерек, и от признания становится совсем дурно. — Пусть пока все будет, как есть.       — А потом?       Стайлз выжидает, вглядывается в глаза напротив, старается уловить там хотя бы намек на искренние чувства. Хоть что-то, пускай, пусть скажет одно единственное слово, и тогда Стайлз отменит свою поездку, оставит переезд и больше не поднимет эту тему. Столько терпел… Что изменит еще несколько лет?       — Я не смогу измениться, таковая моя суть, и ты прекрасно об этом знаешь.       Дерек ставит точку. Вот так просто. Без объяснений, просто прими на веру, Стайлз. Прими, смирись, забудь и снова терпи, как делал весь этот год.       — Хочешь сказать, что между нами никогда ничего не будет по-другому? По-настоящему, Дерек.       — Все, что у нас есть — настоящее, — он не увиливает, от этого почему-то даже хуже. — Но от себя не убежишь. Ты всегда знал кто я, какая у меня способность, я не могу от нее отказаться.       — А от меня можешь? — Стайлз цепляется за последнюю возможность.       — Я бы не хотел. Но я хотел бы, чтобы ты остался со мной.       Практически «останься» — это совсем не то слово, которое он ждет. Ему нужно «люблю», «тебя» и «одного», но никак не «останься со мной». Будет ли вообще Дереку больно, когда он уедет? И Стайлз понимает, что это уже не «вдруг», а именно «когда», которое наступит сегодня.       — А если меня рядом не будет?       — Со мной останется твой образ.       Только сидя в самолете Стайлз задумается о последних словах Дерека. Его образ? Останется? О чем это он? Но в этот момент все окончательно рушится. Они ведь взрослые уже люди, к чему эта драма. Сказано и услышано более, чем просто достаточно.       — Ты хочешь уйти?       — Мне нужно уехать, — Стайлз поднимается с дивана.       — Надолго?       Надолго ли? Наверное, навсегда. Но он этого не скажет. Пожмет плечами, ответит что-то вроде «Посмотрим» и «Мне нужно подумать, побыть одному». Быть может далеко от него, — а чем дальше, тем лучше, — где-то там на другом континенте он сможет придумать достойный ответ, но точно не сейчас.       Дерек его не останавливает, не выходит проститься или подарить почти что прощальный поцелуй. Стайлз и сам не знает, будет ли он прощальным, но это только пока. Ему нужно узнать, есть ли другие варианты, а именно — есть ли у него свой собственный соулмейт.

***

      Стайлз вертит в руках остролистную астру с оранжево-красными лепестками. Мужчина за столом что-то быстро чиркает в отдельном блокноте, попутно отмечая вслух:       — Ваш соулмейт — мужчина, немного старше, лет на 6-7. Творческой профессии, он красиво рисует, и… Я не могу понять почему, но… Он утопает в цветах.       Ему не нужно слушать больше, одним движением руки Стайлз останавливает цветовода. Он сделал правильный выбор, решившись отправиться именно к этому человеку. Психолог, который составляет детальное описание соулмейта. Как оказалось, описание это ни к чему. Стайлз все понял, едва увидев астры.       — Можно личный вопрос?       Мужчина отрывается от описания и поднимает на него взгляд, давая молчаливое согласие. Выжидает.       — У вас есть соулмейт?       — У меня, — беглый взгляд в сторону рамки на столе, — был. Была, моя возлюбленная погибла.       — А у вас всегда появлялись, ну, — странно, что он смущается после всего, что только что между ними было, — цветы?       — Мистер Стилински, — цветовод вздыхает, откладывает ручку, складывает ладони перед собой и четко произносит, — вы должны понять. Перед такими людьми, как я, всегда стоит сложный выбор…       Да-да, Стайлз понимает. Он все слышит. И уже знает, что этот человек догадался, кто именно его соулмейт. Бездумно кивает на все пояснения, нехотя забирает исписанный блокнот, игнорируя настоятельную рекомендацию внимательно ознакомиться со всеми описаниями, и покидает помещение.       Стайлз добирается до ближайшей лавочки, падает на нее обессилено, все также мнет в руках астру и думает. О том, что судьба имеет специфическое чувство юмора, раз так решила отыграться на своих представителях цветоводах. Один сложный выбор: собственный соулмейт или способность видеть чужие родственный души. Не так уж и сложно лично для него, но он не знает, как поступил бы, будучи сам цветоводом. Стал бы он тогда отказываться от дара, чтобы постель с его любимым всегда была заполнена такими вот цветами? В мыслях всплывает их значение на языке цветов — воспоминания.       Со мной останется твой образ…       Пха, образ. Всего лишь портрет, наверняка, в оранжевых оттенках, спрятанный в комнате, что запирается на ключ, в самом дальнем уголке квартиры. Это его выбор, Стайлзу не под силу изменить чужое решение. У него был год, чтобы все исправить, но ничего не вышло. Значит пришло время решать все самому.       Стайлз тоже выбирает. Выбирает новый колледж, новую страну, новую жизнь. Вдали от этого приторного аромата цветов, преследующего в кошмарах. У него ничего не останется из прошлой жизни, но, в конце концов, ведь каждый имеет право на выбор.