***
— Череп, — представился он днём, протягивая руку. Серёжа, перегнувшись через забор, мирно объедал соседскую малину, когда из кустов возник неизвестный хмырь с наглой рожей. Шорты спущены ниже некуда, и расписан татуировками от пупа до нижней челюсти. И черепа, и розы, истекающие кровью, и ещё до хрена всякого. И лысый, чтоб, видать, никто не сомневался в правильном выборе кликухи. Обалдевший донельзя Серёжа загляделся было, но опомнился, вытер испачканную малиновым соком ладонь о штаны и пожал протянутую руку. Глаза у соседа весёлые и нахальные. Пока Серёжка разглядывал рисунки на его груди, тоже обшарил взглядом с головы до ног и ухмыльнулся: — А ничё так… — Что? — Бледный, говорю, такой, — хохотнул Череп. — В деревню приехал, а из дома не вылезаешь. Погодка, а! Пошли на речку? — Нет, спасибо, — Серёжа попытался руку высвободить, но Череп не выпускал. — Поди, бабка не пускает? Зверь-баба! Ты бы каргу старую в сарае запер. — Сказал, не хочу… — А чего хочешь? Малина тут кислая. Лезь сюда, я тебе лучше ежевики отсыплю. Серёжка покраснел: — Да я всего две ягодки… — Да хоть три. Кстати, в лесу малина лучше. И белые пошли. Давай, бери корзину и дуем в лес! — Вот пристал, как банный лист, — Серёжа стал злиться. — Я же… — Баня тоже дело хорошее! В вашей только котят мыть. Вот у нас банька! Я б тебя попарил… Череп ждал, что мальчишка сейчас вскинется возмущенно, зайдётся воплем, может, даже по харе двинет. Но тот неожиданно сузил глаза, обдал ледяным презрением, вырвал, наконец, руку и ушёл.***
Вечером Серёжа увидел его снова, когда вышел посидеть на крылечке. Череп возился возле своего дома, и было хорошо видно мощную расписную спину. Серёжа сел так, чтобы его видно не было. Следом бабуля выползла. — Вон, вон, гляди, тоже в отпуск припёрся! — и она кивнула на Черепа. — Видал? — и сплюнула. — Тьфу! Поганище! — Почему? — По кочану! Сам, что ль, не видишь? А разрисован-то — живого места нет! Как есть бандюган! Уж ругалась с ним и участкового натравливала — всё как с гуся вода! — бабуля Серёжку под руку взяла. — Ты к нему не подходи. Научит ещё всякому… Дурень пустоголовый. Серёжа тут же представил, как сидит с этим татуированным психом в кустах, и последний, воровато оглядываясь, сует ему папироску: — Кури быстрее, пока твоя бабка не видит. Представил, засмеялся и тут же тычок в бок получил: — И не смейся. А говорю, потому что знаю. Нормальные люди такую вот срамоту на себе наводить не станут. Потому как вот здесь имеется, — и постучала себя по лбу. — А кое-кто другим местом думает. И ведь родственник же! — Вот как? — буркнул Серёжа. — Это же Герка — Люськи Черепановой сын. Люськина мать в Кувшинове живёт, а этот тут вот домик прикупил, глаза б мои его не видели. Да ты их знаешь! Он тёти Паши троюродный внучатый племянник, а она брату моему сватья. Не та, у которой баня сгорела — эта Глухова, а той, что за поворотом, в синем доме живёт. Зять ейный ещё москвичонок свой в прошлом годе утопил. А у жены его, Маринки, сестра с твоим батей училась вместе. У них там две Маринки-то. Эта учительница физики, а вторая блондинка… Серёжка зевал и лениво отмахивался от комаров. Про себя жалел, что интернет у них не ловит. Можно было и антенну установить, как у всех соседей, но отец вдруг воспротивился. — Дома насидишься в своём интернете, а тут воздухом дыши. И лес тебе тут, и рыбалка… — …А Настёна за Сергея вышла, — донеслось до него. Бабуля села на любимого конька и упоённо мыла кости своей родне. — Тебя в честь него назвали. Хороший мужик! Они с Васькой Никишиным кумовья, а тот — дурак дураком, взял в жены шалаву косоглазую. — Ба, я спать пойду. — А чай? — Я две чашки выпил — пощади. — Иди, Серёженька, иди. Я с утра молочка принесу свежего да яичек… Серёжка встал и прежде, чем скрыться за дверью, глянул на соседний участок. Бритоголовый Герка Череп тоже стоял на крылечке и, поймав Сережин взгляд, подмигнул.***
Серёжку он поймал на следующий день. Последний всё утро валялся на дерюжке в кустах, подставляя солнцу белую спину и бока, но старуха туда-сюда бегала, словно караулила, а видя Герку, грозила ему кулаком. Череп пошуровал глазами в поисках старухи и, убедившись, что та ушла в дом, сиганул через забор. Задремавший Серёжка аж подскочил. — Искупаться не передумал? — спросил Череп. — Нет, не передумал, — огрызнулся Сережа. — Отвали от меня. — Ну, порыбачим тогда, — кивнул Череп. — У меня лодка резиновая есть. Лещата здесь приличные ходят. Я тогда вечером… — Вечером я занят. — Значит, завтра утром. Лучше на той стороне, где сосны. Там местечко есть приметное, так я туда пару котелков манной каши вывалил. Прикормленные, теперь. Вчера, кстати, подлещиков натаскал и щучку хорошую взял. Серёжка уставился во все глаза: — Ты идиот, что ли? Чего привязался? Правильно бабушка про тебя сказала… — Я представляю, — заржал Череп. — Но в целом права. Я очень плохой мальчик. Пью, курю, онанизмом занимаюсь. — Что? — Да так… Лежит тут в кустах один такой хорошенький. Грех не вздрочнуть. Серёжа воздух ртом захватал. — Ты только бабке не жалуйся, лады? — спросил Герка. — Я её боюсь. Рычит, шипит… укусит ещё… Ну вот, явилась… Серёжкина бабушка уже неслась к ним. Череп подорвался и обратно через забор перемахнул. — Ишь, шляться к ребёнку вздумал, сукин сын! — завопила старушка. — Ещё увижу — вон тем дрыном уважу! Всю хребтину переломаю! А Серёжа стоял с пылающим лицом. Про себя подумал, что ещё раз этот придурок прицепится — плюнет на обещание отцу и уедет.***
Мальчишка Геру с первого взгляда зацепил. Темноволосый, глазастый — одет модно. Пока его родители весело переговаривались, жаря шашлыки, он уныло бродил по саду, а потом и вовсе в дом ушёл. Бабка за ним, как коршун, следила — и не подойдёшь. Со старухой он давно в контрах был. Её раздражала музыка, приезжавшие к Черепу компании, и, наконец, его собственный вид. Даже участкового вызывала, якобы дерьмо из соседского сортира на её клубнику течёт. Крик стоял — вся деревня собралась. Череп со всеми хорошие отношения наладил, только одна она упорно его ненавидела. — Внучок к вам приехал? — весело крикнул он ей в первый день приезда Серёжки, на что старуха гневно закричала: — Вот только сунься, нехристь! Ехай к своим упырям и с ними водись, а к Серёжке чтобы и близко не подходил! Через пару дней Череп подловил его без бабки и попытался познакомиться. Глаза у мальчишки серые, взгляд равнодушный, а в глубине глухая тоска застыла. Смотрел на Геру, как на стену, и явно желал, чтобы его не трогали. А Череп бы потрогал. Приятно, наверно, такого трогать. Брови, будто нарисованные, нос с горбинкой и розовый рот с чуть заметной родинкой над верхней губой. На тонкой шее ещё одна, с просяное зёрнышко.***
Череп не понимал, как в деревне скучать можно. Вот тебе рыбалка, вот лес — грибы-ягоды. Свобода полная. Тётка, у которой он в детстве каникулы проводил, слишком занята была, чтобы за племянником бегать, а если начинала искать, то соседи видели его одновременно в пяти местах. В обед Гера появлялся, чтобы наскоро сожрать суп, спереть горбушку, если повезёт, и исчезал до позднего вечера. Что ел за ужином, как правило, помнил плохо и засыпал на стуле с недоеденной конфетой в руке. В выходные приезжали родители, и это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо, потому что привозили очень вкусную колбасу, которую в местном сельпо не продавали, и белую черешню. А плохо, потому что мама сразу начинала интересоваться: много ли Герочка за неделю прочёл. Герка читал только названия конфет в магазине и начинал мямлить: — Читал… Ну… Этого… — Как называется? — Не помню. Ну и начиналось… Сероглазый Серёжка читал, небось, запоем. Но на контакт не шёл — хоть ты тресни.***
Снасти и лодку Череп приготовил ещё с вечера, а проснувшись утром, перелез через забор, не заморачиваясь калиткой, и поднялся по ступенькам. Серёжа спал на террасе, поздно вечером Череп видел его силуэт сквозь тонкие занавески. Постучал в окно, и через минуту взлохмаченный и почти голый мальчишка открыл дверь. — Спишь, что ли? — удивился Череп. — А рыбалка? — Что? — хрипло переспросил Серёжка, тараща непонимающие глаза. Растрёпанные волосы во все стороны — белокожий, тёплый. Череп сглотнул, с трудом подавил желание стиснуть его покрепче, такого мягкого и расслабленного. — Давай в темпе, — сказал он. — Лещи ждать не будут. Надевай штаны и куртейку какую. Прохладно с утра. — Какую куртейку? — туго соображал Серёжка. — Чего ты хочешь? — Ба-а, да ты не проснёшься никак! Ладно, в процессе оклемаешься. Серёжа потёр глаза. Внезапно дошло, что стоит перед соседом в одних трусах и его внимательно разглядывают. Сдёрнул со спинки дивана плед и хотел завернуться, но Череп со смешком сдёрнул и сунул в руки джинсы. — Одевайся. — Да ты что… Отстань от меня, — Серёжа попытался оттолкнуть, но на него уже натягивали майку и куртку. — Да не хочу я! Я спать хочу! И удочки у меня нет. — У меня две. Зато потом спасибо скажешь, когда жареную рыбу есть будешь. А красиво там! Туман ещё висит или лежит, пёс его знает. Обувь твоя где? Не, это не годится… Вот эти… А потом и искупаться можно. Плавки у тебя есть? Ну и не надо, там всё равно никого нет… В общем, опомнился Серёжка уже на улице. Поёжился от утреннего холодка, натянул капюшон поглубже и сердито блестел на Герку глазами. Плёлся за ним, страстно желая пнуть под зад и вернуться домой под тёплое одеяло. Река протекала сразу за деревней. Череп грёб и трепался обо всём подряд. Приплыв на место, тихонечко опустил в воду сетку с камнями, что была вместо якоря, и выудил откуда-то термос. — На, кофейку глотни. А сам удочками занялся. Быстро размотал леску, насадил розового червя на крючки и закинул в чёрную воду. Серёжа пил горячий кофе и отчаянно зевал. Поплавки его не интересовали, глядел больше на лес. Над поверхностью ещё плавали клочья тумана. Сосны исполинские и папоротники в человеческий рост. В детстве, когда с отцом на лодке плавал, так и казалось, что сейчас огромные лосиные рога покажутся или медведь вылезет. Череп красоту вокруг не замечал. На поплавок смотрел и бухтел что-то — Сережа не слушал. Видел гладко обритый затылок и мощную шею. Гера вдруг резко дёрнул за свою удочку, и на крючке забилась крупная серебристая рыба. Череп ловко подсёк её сачком и втащил в лодку: — Хорош, чертяка, а? В Серёжкиных глазах вдруг зажглась зависть. Крышку термоса с недопитым кофе отставил и схватил удочку.***
— Не нравится тебе здесь, — вздохнул Череп, приткнув лодку к берегу. — Небось, о море мечтаешь? Серёжа нахмурился, но отвечать не стал. Вместо этого спросил: — А на заду у тебя тоже татухи есть? — Нет, но есть шрам. Собака в детстве тяпнула. Хочешь, покажу? — Нет, спасибо. — Зря, он у меня красивый. — Шрам? — уточнил Сергей. — Зад. Да не стесняйся, я же вижу, что ты на меня запал. Смотришь, смотришь… Ну, это нормально — от меня все без ума… Я потому сюда и сбежал — надоели. Но для тебя, сероглазый, сделаю исключение. Только уж извини, целоваться потом будем, а то я тебя из постели выволок, даже зубы почистить не дал. Серёжа рот разинул и тут же захлопнул: — А не пошёл бы ты… — С этим тоже погоди. Надо по-цивильному. Жду тебя после завтрака, а сейчас лучше по домам, а то твоя карга увидит, что тебя нет, и мне всё на свете оторвёт. Чем тебя тогда развлекать буду? Держи! — Череп поддел под жабры самую крупную рыбину и сунул ему в шевелящийся пакет. — Жертвую на уху, а мелочь свою коту отдай. Серёжа с обалдевшим лицом молча взял пакет. Так до дома молча и дошёл.***
Полдня он из дома нос не высовывал. Вроде бояться нечего, а всё-таки. Кто знает, что у этого расписного дурака на уме. Ещё и от бабули отхватил, что шлялся невесть где. Рыбу, правда, одобрила, но ворчала не переставая: — Нечего тебе с ним… Урод уродом… А то ещё понаедут к нему всякие на тарахтелках своих. Наркоманы, небось… Да выключи ты телевизор. Только и глядишь, как стреляют и убивают. Новости начнутся, тогда и включим… После обеда бабушка умотала в магазин. Серёжа бездумно щёлкал пультом и про себя понимал, что невольно завидует Герке Черепу. Никто над ухом не жужжит, в грядки ненавистные лезть не заставляет. У Черепа огорода вообще не было, он лишь дом отремонтировал, а заросший сад как был, так и остался, только траву вокруг дома косил и жил в своё удовольствие. В сенях раздались бабушкины шаги, и Серёжа подумал, что можно бы под предлогом грибов взять корзинку, свалить и пошляться по лесу, только бабуля с ним, скорее всего, соберётся. Но вместо бабушки ворвался сердитый Череп и рявкнул: — Ну мне что, весь день тебя ждать? Сейчас пиво нагреется… Серёжа испуганно подскочил с дивана: — Я не говорил, что приду… — Не говорил он! У тебя на лице всё написано. — Ничего у меня не написано! — взвился Серёжка. — И не пойду никуда. — На руках отнесу, — пообещал Череп, прищурив глаз. — Я что, зря рыбу вчера коптил? — Сам ешь! — Одному неинтересно, — и с этими словами он ловко закинул Серёжку на плечо и пошёл к выходу. — Сдурел? — Серёжа взбрыкнул. — Отпусти! Или я сейчас… — Бабку позовешь? Аккуратно, затылком не приложись… Что ты всё за её подол держишься? — Ни за что я не держусь, это ты про неё каждые пять минут вспоминаешь! Отпусти… Я сам пойду.***
В беседке Черепа, густо оплетённой диким виноградом, было прохладно. Два старых плетёных кресла с продавленными сиденьями и стол, прикрытый газетами. Гера снял газеты, явив блюдо с золотистой ароматной рыбкой, и стаканы, из ведра с водой выудил холодные бутылки. — И что теперь? — хмуро спросил Сергей. — Будешь мне втирать, какой ты неотразимый? Череп невозмутимо пожал плечами: — Чего втирать-то — это и так видно. — От скромности не помрёшь, — констатировал Серёжа, садясь в кресло. Выбрал самую красивую рыбку и потянулся к стакану. — Наливай своё пиво, что теперь, смотреть на него?***
— Я море тоже люблю, — разглагольствовал Череп, облизывая пальцы. — В том году с ребятами на тачках ездили. Палатки, стол со стульями, холодильник — подготовились — чин чинарём. Место шикарное… Два дня всё зашибись было, а потом выпивка закончилась, и сразу не то стало. Не могу я срать за камушками. Мне надо как положено: номер с телеком, шведский стол и пляж с шезлонгами. Я и здесь всё окультурил… Серёжа слушал молча. Вскидывал взгляд — и снова к рыбе. В беседу не вступал, а Череп и не настаивал, похоже, сам от себя пёрся — всё время мускулатурой поигрывал. Татуировки-рукава до запястий, на груди волчьи пасти, а на спине целый постер к вестерну с индейцами, мустангами и прериями. — Я думал, ты байкер, а у тебя тачка в гараже, — неожиданно сказал Серёжа. — Был Гелек — гонял одно время. Я много чем увлекался, — трындел Герка, пытаясь, очевидно, произвести впечатление. — И с парашютом прыгал, и акул кормил. Правда, маленьких. Скалолазанием занимался, но не моё. — А что твоё? Череп многозначительно подмигнул, и Серёжка резко встал. — Спасибо, как говорится, за хлеб, за соль… Мне идти пора. Бабушка… — и вдруг прикусил язык и покраснел. — Переживёт без тебя пару часов старушка, — ухмыльнулся Череп, вставая и загораживая ему дорогу. — Посиди ещё. — Знаешь, давай сразу расставим все точки над «и». Мне не нравятся твои шутки, твои желания тащить меня куда-то, и ты сам мне не нравишься. Мне и без тебя хреново, но ещё неделю тут куковать. В общем, я хотел бы… — А по тебе муравей ползёт, — Череп перевернул Серёжкину руку ладонью вверх и смахнул с запястья насекомое. — А вон ещё один, за ухом. Серёжа машинально провёл рукой по шее. — Не там… Дай я. Череп подцепил пальцем Серёжкину футболку, потянул на себя… и вдруг прижался губами к прохладной коже за ухом. Сергей ахнул, вытаращил глаза, а Гера уже выцеловывал шею, щекотно дышал в маленькое ухо. — Ты… Ты… — и невольно откинул голову, позволяя ласкать себя. Череп ловко запузырил руки под футболку и, словно профессиональный музыкант, мгновенно отыскал нужные струны. Серёжку выгнуло. Упёрся руками в Герину грудь, пытаясь оттолкнуть, но тело, истосковавшееся по ласке, слушаться хозяина не желало. И не понял даже, как оказался со спущенными штанами. И только когда горячая ладонь обхватила член, опомнился и забился: — Не надо! Не смей! — Да ладно тебе, — шептал Череп. — Смотри, как тебе нравится… Со мной хорошо будет… не сопротивляйся. Ласкал неторопливо, глядя, как Серёжка кусает губы и прячет глаза. — Ты же не станешь… — простонал он, чувствуя, как Череп гладит по ягодицам, подбираясь к анусу. — Мне нужно… — Что тебе нужно — это расслабиться и лежать, — успокоил Гера. — А что мне нужно, я взял, — и, прижимаясь губами к Серёжиному рту, добавил: — Я ведь тебя сразу срисовал, как только ты приехал. И сразу понял, что ты мой. Не вырывайся, всё равно не пущу… Все разборки на потом. Хочешь, морду мне разбей или бабке своей пожалуйся… Не, бабке не надо — я ещё жить хочу. Только не вырывайся. Серёжка и не собирался, хотя и понимал, что поступает глупо, отдаваясь почти незнакомому парню. Слов Геры он и не слушал, дышал прерывисто. Череп уложил его на траву, подложив свою куртку, и стянул остатки одежды. Губами припал к маленькому соску, и Серёжка всхлипнул. Руки Черепа, казалось, были везде, умелые и ласковые, а губы — горячие и настойчивые… Входил медленно, словно издеваясь, и Серёжа уже забыл, как это больно и как классно. Хрипло вскрикнул, запрокинув голову, и Гера испуганно замер. — Какого чёрта остановился? — застонал Серёжа. — Больно же… — Давай уже!***
— Эй, живой? — тормошил его Череп. — Я тут! Морду мне будешь бить или как? Серёжа встал, пошатываясь, и поплёлся напролом через кусты. Герка догнал его: — Куда голышом-то? Ты мне, конечно, так больше нравишься, но всё-таки! Ты что обиделся-расстроился? Невинность, вроде, не украл. У тебя явно кто-то был. — Мне домой надо, — выдавил Серёжа. — Потом поговорим…***
— Уехал он, — сказала Серёжина бабка на следующее утро, сердито поджимая губы. — Домой вернулся, будто побитый, а с утра сорвался ни с того, ни с сего. Из-за тебя, что ль, козла безрогого? Череп удивился: — Чой-то я козёл? — В зеркало на себя глянь, может, поймёшь, — отрезала старуха. Плюнула ему под ноги и захлопнула дверь перед носом. Спрашивать у неё адрес он благоразумно не стал, рискуя нарваться на хорошую плюху. Со старой ведьмы станется — ещё кочергой приложит. По счастью, родни у Серёжи в деревне навалом было. Герка походил по домам, быстро узнал адрес и, переодевшись, рванул в город. Изумлению Серёжи не было предела. Лицо вытянулось — глаза, как блюдца. — Ну и хули сбежал? — мрачно спросил Череп. Серёга засопел. Попытался дверь захлопнуть, но Череп ловко вставил ногу. — Хорошо же было! — Это ничего не значит, — Серёжка покраснел. — Просто не трахался давно, вот и не выдержал… И вообще… Я тебя знаю всего три дня. — Да канеш! Ты мне фиг-знает-какой-юродный племянник. Или брат. — После всего случившегося я скорее твоя сестра, — съязвил Серёжка. — Я серьёзно! Моя мама… — Да знаю я! — перебил Серёжа. — Ещё у вас зять — учитель физики, в том году баню свою поджёг, потому что косой блондин и шалава… Череп замер на мгновение и зашёлся хохотом, хлопая себя по бёдрам. Хохот у него заразный был, и Серёжа невольно хмыкнул. — Родители на работе? — спросил Череп, проржавшись. — А что? Череп хмыкнул и, втолкнув Серёжку в квартиру, захлопнул за собой дверь.***
— Я даже не знаю, нравишься ты мне или нет, — говорил Серёга, лежа на Гериной груди. — И притягиваешь, вроде, и отпугиваешь. Как гляну на твои узоры… На хрена тебе столько татуировок? — Красиво. Я всё красивое люблю. Тебя вот, например… — Зубы не заговаривай, — фыркнул Серёжа. — Зачем столько? По дурости всё. — Ну почему, — обиделся Череп. — Это вот собака моя покойная, — показал он запястье. — Умнейший пёс был, я тебе скажу. А вот эту я набил, когда курить бросил, — и ткнул в закорючку чуть выше. — Так ты же куришь! — Ну… Я бросил. Татуху набил на память, а из салона вышел, забыл и закурил. — Молодец, — с сарказмом сказал Серёжа. — А остальные? — Вот остальные уже по дурости. Но не жалею. Красиво же! Давай тебе… — Даже не думай, — предупредил Сергей. — Маленькую… — Иди в жопу! — Заметьте, не я это предложил!***
Звонок раздался неожиданно. Сергей взял телефон… и руки стали вдруг непослушными. Этот номер он удалил, но цифры из памяти не удалишь. Во рту пересохло мгновенно. Мобильный продолжал мяукать, и Серёжка решился. Провёл по зелёной стрелке и прижал телефон к уху. Голос Лекса был тихий и какой-то потухший. — Надо увидеться — это важно. — Нет, — севшим голосом сказал Серёжа. — Я жду тебя в нашем кафе — ты помнишь. — Нет! — Я буду сидеть, пока ты не придёшь, — устало сказал Лекс и отключился. Серёжка бросил телефон и рухнул на стул. Череп возился на кухне и периодически орал, что обед уже вот-вот. Переезжать к Гере Серёжка отказался наотрез, но в выходные охотно подваливал, хоть и делал вид, что большое одолжение делает. Герка обижался и заявлял, что в один прекрасный день просто запрёт и не выпустит. — Чего как маленькие, — бубнил Череп. — Мотаешься из конца в конец… Съем я тебя, что ли? Ну, понадкусываю чуток… Всё равно родаки узнают. Они у тебя, вроде, нормальные. Хочешь, я сам с ними побазарю? Серёжа мрачнел и мотал головой, а Герка, вздыхая, замолкал, чтобы вскоре снова пристать. Один прекрасный день всё же наступил, когда он просто Серёжку не выпустил из квартиры и заставил остаться на ночь. Полдня они провалялись в постели, и Череп, наконец, поднялся, заявив, что быка сожрать готов. Готовил он всегда сам, и Серёжке это нравилось. Стоять у плиты он ненавидел. Череп в очередной раз проорал из кухни, что всё готово, и Серёжа возник на пороге. — Обедай без меня — мне отойти надо. — Не выдумывай! — Я серьёзно, — Серёжа был хмур и в глаза не глядел. — Через час вернусь. — Случилось что? — Да… Нет, все в порядке, я скоро буду. Череп тоже нахмурился, но возражать не стал.***
— Не надо ничего говорить, — сказал Лекс. — Поверь, мне не легче, чем тебе. С Марией разошлись… Пустая была затея — я всё равно тебя постоянно вспоминал. Она поняла. Серёжка исподлобья смотрел на него. Лекс похудел, осунулся, под глазами тени залегли. — У меня с того момента всё наперекосяк, — и он накрыл Сережкину руку своей. — Я знаю, что очень виноват, что простить предательство тяжело… На твоём месте я бы, наверное, не простил… Но… Но если вдруг… Мы могли бы… — Не могли, — резко сказал Сергей, убирая руку. — Кончено. — Неправда! Ты бы не приехал тогда — просто послал меня, куда подальше. Но ты пришёл. Ты захотел меня видеть, а это что-нибудь да значит. Я знаю, что поступил, как подонок… Лицо твоё помню в тот последний день, оно мне снится постоянно. Серёж, мне ни с кем так хорошо не будет. И тебе — я это тоже знаю. Сергей молча смотрел на него. Не чувствовал ничего. Абсолютно. Словно это и не он год назад сходил с ума от горя и хотел умереть. Рядом сидел совершенно чужой мужчина, и даже не верилось, что когда-то он, Серёжка, ни дня без него прожить не мог. Вместо этого думалось о Герке, который сейчас, наверно, злится, что он сбежал. — Я не знаю, зачем я пришёл, — пожал он плечами. — Растерялся… Теперь жалею. Холодно, Лекс. И мне идти надо — меня ждут. — Этот, что ли? — и Лекс смотрел, куда-то вбок. Серёжка проследил за взглядом и онемел. В паре метров, сложив руки на груди, мрачно сверкал глазами Череп. Серёга сглотнул. Лицо Геры напоминало каменную маску, и лишь глаза молнии метали. От его прежнего, вечно дурашливого вида и следа не осталось. Словно в замедленном кино подошёл вплотную и буравил Лекса глазами. — И ты меня променял вот на этого? — насмешливо спросил Лекс. — Я променял? — ошалел Серёжка, но Лекс перебил: — Давай не будем вспоминать. Не говори только, что ты не помнишь, как нам было хорошо. — Мне и сейчас неплохо, Лекс. — Вот с ним? — изумился Лекс. — Я понимаю, что тебе нелегко было, Серёж, но не до такой же степени, чтоб на первого встречного кидаться. Ты же умный мальчик! Серёжку удивляло, что Череп молчит. Тот обычно за словом в карман никогда не лез. Но он смотрел на Лекса и молчал. — Серёж, — Лекс снова взял его за руку. — Я тебя прошу, пойдём, нечего нам тут делать. Поговорим в другом месте. Я квартиру нам снял. — Лекс… Я же сказал… — Сказал, чтобы сделать мне больно, — перебил Лекс. — И чтобы показать, что тебе хорошо. Но я знаю, как тебе на самом деле, мальчик мой. Себя не обманешь, Серёж. Давай прекратим это. У нас всё будет, как раньше… Ты не мог всё так быстро забыть… Помнишь, как мы за город ездили, как тебе нравилось… Череп молча смотрел, и под его тяжёлым взглядом Лексу явно было неуютно. Голос стал неуверенным, и, сбившись окончательно, он замолчал и тут же взорвался: — Сергей, скажи своему Церберу, чтоб ушёл! Какого лешего он на меня пялится? Серёжа открыл рот, чтоб ответить, но Череп положил руку ему на плечо: — Пусть выговорится — полегчает. — Ты смотри — разговаривает! — фальшиво засмеялся Лекс. — А я уж подумал было… Где ты эту зверюгу нашёл? От одного вида дурно делается… Серёж, не будь идиотом… — Ну всё, достаточно, — оборвал Череп. — Все плохие — один ты молодец. Просрал ты своё счастье, мужик, так что смирись с этим и отвали от моего парня, — и, обращаясь к Серёжке, добавил: — Помаши дяде ручкой — нам пора. — Он сам решит, — перебил Лекс. — Только слово скажи, Серёж, и я тебя увезу. Куда захочешь увезу. Одно только слово, и мы… — Домой, — твёрдо сказал Серёжа. — Гер, поехали домой. Прощай, Лекс. Не звони больше.***
Всю обратную дорогу Сергей молчал. Череп тоже помалкивал. Вёл машину, глядя перед собой, и Серёжка чувствовал, что напряжён до предела. Но у дома не выдержал. Развернулся к Сергею и прищурился: — Значит, бывший твой… Ты поэтому переезжать ко мне отказался? Всё ещё любишь его? — Нет. — А зачем поехал? — Не знаю, — выдохнул Серёжа. — Я испугался, когда он позвонил. От неожиданности, наверно. Я хотел его увидеть, чтоб убедиться, что всё. — Убедился? — Мне стало его жаль. Больше ничего, поверь. Гер, я не кисейная барышня, чтобы страдать и жить воспоминаниями. Ну, было, да… Первая любовь и всё такое… И не смотри на меня так! Я, между прочим, родителям про нас всё рассказал. Сказал, что скоро съеду. Странно только, что они не ругались, и как будто даже не удивились… — Само собой. Я ведь с твоим батей пообщался уже. — Как? — обомлел Сергей. — Когда? — Да сразу же, — Череп пожал плечами. — Чего скрывать-то, чай, не дети малые. Приехал и сказал, что… Короче… всё сказал. — А они? — Мы с батей твоим давно знакомы и общаемся нормально. И мама у тебя нормальная, это только бабка твоя на меня святой водой брызгает периодически, — Гера перевёл дыхание и продолжил. — А в тот день они охренели, конечно, малёк. Я думал, батя твой меня фейсом об тейбл… ну, как положено, а он ничего… Говорю же, нормальные родаки. Посидели, выпили. Про этого красавца сраного они мне рассказали. Тварина, а? Такое придумать… Я ведь сразу догадался, что ты к нему. Лицо у тебя было такое… Знаешь, я труханул немного даже — боялся, что ты с ним уйдёшь. — И что бы тогда? — Тогда ему не придется ложные поминки устраивать — всё по-настоящему организую. Я своё не отдаю. А ты мой, ведь так? — и, не дожидаясь ответа, Герка кивнул сам себе. — Мой. — А папа с мамой, значит, в курсе, — протянул Сергей. — А мне ничего не говорят. Череп хмыкнул. — Я попросил. Сказал, что ты сам решать будешь, сероглазый. — Ну, Герка! — Серёжка лишь головой замотал. — Вот же тихарь… И не побоялся? Самый смелый, да? — Я никого не боюсь, — гордо сказал Череп. — Ну… кроме бабки твоей.