Находка

      Секрет этот открылся Линку не скоро, но помог так сильно, что тот был вполне готов простить себе недостаточную наблюдательность. Без этого знания он бы, наверное, Неа вообще не добился… ой, то есть, не уговорил бы его на сотрудничество.       Грозный и ужасный Четырнадцатый Ной, внушавший страх Ватикану и всей своей ненормальной семье, банально вёлся на ласку, заботу и внимание.       На приготовленный ему завтрак. На обращения по имени, а не по номеру. На осторожное, но вполне успешное выяснение того, что из еды он больше любит. На подставленный зонт под дождём. На попытки удержать его в реальности любыми средствами. На отданную холодным вечером куртку. На ласковые поглаживания по голове. На почти самоубийственные старания утащить его, раненного, от Апокрифа на руках. На отданное второе одеяло. На легко прочитываемое в глазах беспокойство. На мимолётные (и не очень) объятия. На постоянное волнение о его ранах. На ласковые слова. На рассказы о том, какой он хороший. На просьбы рассказать о себе. На интерес к тому, чего же он на самом деле хочет. На поцелуи, сначала осторожные, потом, когда уже понятно, что не оттолкнёт и не сбежит, — лихорадочные. На…       На любовь, чего уж тут скрывать.       Неа как-то сказал, что до этого любил его только брат, да и то… недолго.       Неа не привык.       Но зато очень хотел быть для кого-то «Неа», а не «Четырнадцатым», человеком, а не врагом, живым существом, а не непонятным злом, личностью, а не функцией. Но зато он очень хотел быть любимым.       А Линку, как выяснилось, давно уже недоставало кого-то, кого правда можно было бы полюбить.