Эй, Макс!

– Эй, пс! «Что значит «пс»? Ой! Кто-то зажал мне пасть лапой. А вдруг это похищение?! Я должен спастись. Я дорого продам свою жизнь. Я…». – Эй, Макс. Утихни. Это я. «Я? Что значит я? Ой, Ковбой». – Проснулся? – Ага. – Идём. Только тихо. «Ух ты! Интересно, а куда это мы идём? А может это ночная охота? Мм.. на лисов? На лис? На лисиц? В общем, на ту чокнутую рыжую тварь, что чуть не откусила мне нос. Зуб даю, она была бешеной. И выпрыгнула так внезапно. Иначе я бы ей показал… Итак, я супер-следопыт. Крадусь бесшумно, как неотступная тень. Я... Кто поставил здесь птичью миску? Ой! И ведро, и какие-то веревки. Ай!» – Ма-акс! – Спасибо, что выпутал. – Давай. Лезь первым. – Ага. «Чё-ерт. У Ковбоя даже шёпот суровый. Но я же не нарочно. К тому же здесь столько звуков по ночам. Чуть громче, чуть тише». Забор миновали, теперь поле. Ну, здесь места знакомые. – Ой. – Осторожней. «Ненавижу сено». Фух, кажется, отряхнулся. – Вперёд. С тропы не сворачивать. Корень. – Шш-пасибо. – Пришли. «Ээ? Это камень? Красивый, конечно, большой. Нагретый. Запрыгнуть легко. Но что в нём особенного?..». – Смотри. «Трава, да. Густая. Надеюсь, здесь не водятся змеи». – Вверх смотри. – Ух ты! – Можешь загадать желание. «Желаю никогда не разлучаться с Лиамом». – Ой, ещё одна. – Нравится? – Ага. – В городе такие звездопады, наверное, не часто? – Ну, у нас, вообще-то, тоже панорамный вид из окна. И пожарная лестница, и крыша... – Ясно. «Ковбой что, обиделся?». – Не, здесь в разы круче. – Рад, что ты оценил. «Ох. Кажется, я сделал только хуже. Как-то грустно он положил голову на лапы. И косится странно». – Просто подобным хочется иногда поделиться с кем-то. Кто поймет. – Я понимаю. – Правда? – Ну... Да? – И что ты понял? – Это твоё особое место. И мы пришли сюда тайно, чтобы загадать желания? – Ну... Суть ты уловил. – А то. Я ж сообразительный. Запоминаю всё с лету. И в науках шарю. Мы с мелким уже столько образовательных мультяшек посмотрели... – Науки — это хорошо. «Чего это он? Вздыхает. Снова. Думает, я не слышу? Хотя да, при его службе какой там телек». – Ковбой? – М? – Что-то не так? – Нет. Осторожно бодаю его головой: – Эй. А помнишь, кто-то говорил, что надо смотреть в лицо своим страхам? – Я смотрю, – говорит он вдруг. Я очень медленно поворачиваю голову, но… сзади ничего нет. Тот же тёмный шелестящий лес, та же мягкая трава. Никаких новых звуков. Тёплый летний ветер. Да даже намёка нет на опасность, в то время как я уже успел вообразить полчища диких чудовищ. Ковбой продолжает смотреть прямо. – Ты боишься… меня? – я перестаю вообще что-либо понимать. Он делает вид, что чихает, и возвращается к прежнему насмешливому тону. – Конечно же нет. Тобой, Макс, и бабочку не напугаешь. – Но что тогда? Помолчав, словно раздумывая, продолжать разговор или нет, он приподнимается и, сев, неохотно сообщает: – Боюсь привязаться. – Чего? Но ты же самый крутой парень на ферме! И здесь твой дом, и семья, и… – Нет. То есть, я люблю свою работу. И человека. И даже всю эту вечно разбредающуюся скотину. – Но разве хозяин… – У нас приняты скорее деловые отношения. – Это как? – Долг прежде всего. Он даёт мне задания. Я получаю свою еду, благодарность и иногда одобрительное похлопывание. – Звучит несколько… суховато. – Не всем же проявлять столько эмоций. У ваших в голове сплошное баловство: лишние перекусы, тисканья, объятья… – Стой, а хочешь, я упрошу взять тебя в гости? – Нет, Макс, – Ковбой легко спрыгивает с камня. – Но спасибо за предложение. Просто сюда редко кто-то приезжает. И я хотел показать тебе на память что-то хорошее. Например, небо. И звёзды. От волнения я чуть не падаю с камня. «То есть Ковбой специально делится со мной всем этим. Личным. А я даже не могу ничего предложить ему взамен». Ох. Что-то снова ухо чешется. И лапа, и другое ухо… – Макс, – зовёт он меня, пока я тщетно пытаюсь не вертеться. – Макс, успокойся. Ковбой забирается обратно: – Эй, – он затормаживает моё кручение. Я продолжаю суматошно топтаться на месте, и, кажется, отдавливаю ему все четыре лапы. Он стоически терпит, а потом вдруг резко прикусывает за холку. От неожиданности замираю. Он ждёт пару секунд и очень бережно разжимает зубы. Я распластываюсь на камне и как-то разом затихаю. Продолжая нависать сверху, он осторожно зализывает мне шею и ложится около. «Язык у него шершавый и тёплый. И он не такой слюнявый, как Дюк», – отстранёно думаю я. Это, конечно, не настоящий укус, то есть, мне ни капли не больно, но когда Ковбой тащил нас с Облачком из пропасти, было иначе. Не так проняло. Сейчас же мурашки пробежали аж до кончика хвоста. – Всё хорошо? – спрашивает он на мой тихий вздох. Я всем собой ощущаю тепло камня и бок Ковбоя рядом, и пребываю в каком-то блаженном невесомом состоянии. Даже лапой шевелить лень. – Угу, – отвечаю наконец. – И чесотка прошла. Неожиданно я с таким удовольствием зеваю, что чуть челюсть не вывихиваю. Ковбой улыбается во всю пасть. Я не вижу, но чувствую. – Будешь спать прямо здесь? – невинно интересуется он. – Если хочешь, вернёмся. Я бодр и полон сил. – Я вижу. Просто, а как же страшные звуки леса, незнакомые запахи, и прочая дикая природа? – Ты пахнешь знакомо. А из дикой природы я слышу только лягушку. И та не слишком пугает. – Что ж. Желание гостя – закон. Мне не нравится его интригующе самодовольный тон, и он явно что-то недоговаривает, но здесь и сейчас мне слишком хорошо, чтобы вскакивать и бежать обратно. – Эй, Макс, – кто-то легонько тычется носом мне за ухо. Кое-как открываю глаза. По ощущениям последний раз мне так сладко спалось под боком матери, хотя я этого почти не помню. Солнце медленно золотит макушки деревьев. – Нам пора, – Ковбой опять весь из себя сочетание собранности и энергичности. Я встаю, встряхиваюсь, прогоняя остатки сна, шагаю с камня, и чуть не взлетаю обратно. Трава вокруг вся в мокрой и холодной росе. Поджимая лапы, кое-как выхожу на солнце. – С добрым утром. Мог бы смеяться и потише. – Так вот кто распугал всех лягушек в округе, – ворчу негромко. Он кивает на тропинку. – Дикая природа красива, но не слишком удобна. Особенно для горожан. – В каменных джунглях хватает опасностей. – Да ну? – Хищные птицы, подпольные банды, охотники за бродячими животными, купание в Ист-Ривер, ау... Я так увлекаюсь воспоминаниями, что не замечаю очередной корень. Очухиваюсь у края поля. Ковбой, быстро сбежав по склону, встревоженно заглядывает мне в глаза. – Макс? – Кажется, я видел птичек или звёздочки. – Сколько стогов? – спрашивает он строго. – Ты мне весь мир загораживаешь. Ковбой отодвигается. Пейзаж перестаёт двоиться. – Три? Сажусь и осматриваюсь. – Ты правда пережил столько приключений? – спрашивает он как можно небрежней. – Ну, не то чтобы я стремился во всём этом участвовать. Мне-то по душе спокойная жизнь с родными. Но это как водоворот: вот ты живешь, как ни в чём не бывало, а вот тебя уже подхватило и куда-то несёт. Но обычно все перемены оказываются к лучшему. – Да? – Конечно. Ковбой задумчиво смотрит вдаль. В рассветных лучах поле кажется жёлто-рыжим. Вдруг один из колосьев резко дёргается. – Ковбой, это что, мышь? – интересуюсь возбужденным шёпотом. – Угу. – Они же вредители, да? Давай её поймаем? – Ну давай, - соглашается он с усмешкой. Только заслышав наше приближение, мышь, разумеется, юркает в один из невидимых под полем тоннелей. Мы ещё немного рыщем туда-сюда, вынюхивая её появление, то у одной норы, то у другой. Но, в конце концов, перестаём играть в охотников и, выскочив к дороге, просто бежим наперегонки домой. Ковбой прибегает первым и ждёт меня у забора. Я протискиваюсь под жердью, и мы чинно возвращаемся на ферму. Неспешно просыпаются двор и дом. Дюк всё ещё дремлет у крыльца. Ковбой кивает мне и убегает к воротам. Я киваю в ответ. Эта внезапная ночная вылазка подарила мне отличного друга, а может и нечто большее. Я уже не жалею, что не пришел первым, не стал крутым следопытом, не оправдал инстинкт охотника и упустил «добычу». Солнце уютно пригревает ступени. Я ложусь, сворачиваюсь клубком и жду, когда появятся наши.