Colors

Все изменилось, когда кулак Стива Харрингтона повстречался с его скулой. Тогда в грязном переулке, встретившись с испуганным взглядом карих глаз, Джонатан уловил легкий издевательский смех вселенной. Жизнь наконец приобрела свои естественные оттенки, но судьба даже не представляет сколько бы всего Байерс отдал за то, чтобы оставаться в своём маленьком черно-белом мире с пленочными фотографиями, старым, потрепанным местами проигрывателем и бесконечными фантастическими рассказами Уилла. Где-то в глубине души он знал эту пугающую истину ещё до того злополучного дня в переулке, когда на перерывах стал задерживать свой взгляд чуть дольше положенного, отмечая про себя каждую родинку на запястьях и шее Харрингтона, когда фотографировал втайне его задумчивого, улыбающегося, такого нежного и непривычного короля школы, когда научился отворачиваться за секунду до того, как алые, потрескавшиеся губы коснутся щеки очередной подружки, когда отчётливо стал отличать его аромат от миллионов других. Стив Харрингтон пах перечной мятой, карамелью и чем-то приглушенно терпким. Раньше Джонатан удостаивался презрительного взгляда с толикой высокомерия и самодовольства, однако теперь каждое осеннее утро он ощущал леденящий холод равнодушия, который заставлял его кусать губы бессонными ночами, проведёнными в компании шелеста листвы и морозного октябрьского воздуха, будто он может уничтожить воспоминания, въевшиеся глубоко до самых костей. Он был в отчаянье, но не мог заставить себя отвести взгляд от мягкой линии губ и манящей родинки на шее, пока в один день не обнаружил в своём шкафу послание. "Прекрати смотреть побитой собакой, Байерс, между нами ничего не будет, а твои грустные глаза и постоянные вздохи раздражают, не смей рассказывать Нэнси, иначе камера будет не последним разбитым объектом в твоей жизни" Не смотря на вопивший внутри голос гордости, он сохранил записку, бережно вложив её между страниц потрепанного дневника. Таким же обшарпанным и ненужным ощущал себя Джонатан Байерс. *** Круги под глазами неумолимо темнели, кожа становилась бледнее и уже походила на самую тонкую папиросную бумагу, щеки впали, а свитера, бережно связанные Джойс, висели на плечах парня бесформенным мешком. Каждое утро он ощущал тревожные взгляды матери за завтраком и сочувствующие похлопывания Уилла по исхудавшему запястью. Его младший брат ещё с самого раннего детства был знаком со своим соулмейтом, представшим в лице несуразного младшего братца Нэнси Уилер. Именно он рассказывал Джонатану о том, какие цвета и оттенки существуют, не уставая каждый раз описывать весенние закаты и летние пейзажи. Когда-то он верил, что встреча с родственной душой привнесёт в его жизнь всевозможные оттенки,а пока он может утешать себя фантазиями и бережно откладывать деньги на цветную пленку и необходимое оборудование для проявления фотографий, чтобы обустроить под это дело обросший паутиной крохотный чердак и перестать наконец таскаться с этим в школьную проявочную. Больше всего он хотел увидеть, как выглядит, успокаивающая своим шепотом река недалеко от их дома, там юноша мог проводить почти все свободные дни, рисуя, слушая музыку или просто наслаждаясь ароматом травы и ласковыми прикосновениями солнца к его коже. Но все это не принесло ему должного счастья, уж лучше бы он навсегда остался в черно-белой призме, защищавшей его от невыносимой боли, пришедшей вслед за ураганом по имени Стив. Джонатан так сильно хотел ещё раз взглянуть на него, но для себя решил, что не станет, это лишь сильнее угнетало бы его, в конце концов у него лежало с десяток фотографий в верхнем ящике комода, пусть черно-белых, но именно таким и был Харрингтон - холодным, равнодушным и совершенным. Парень вдруг ощутил себя Безилом Холлурдом*, ведь для него король школы Хоукинса навсегда запечатлённый на фотографиях был самым бесценным и прекрасным созданием. Что мог он поделать против абсолютного и чудовищного невежества вселенной в выборе истинных пар? Ничего. Но ведь всегда можно забыться в учебе и незатейливых увлечениях, взять дополнительную смену в опостылевшем до глубины души кафе Роджера Бейла - все это стало частью бесконечной череды сменяющихся друг за другом унылых дней. Подросток записался на всевозможные кружки, существовавшие в школе, одалживал изредка камеру у некоторых знакомых, засиживаясь в проявочной чуть ли не до ночи, пока ворчливый охранник не выгонял его. В один из таких дней он отточенными действиями колдовал в своём царстве красного полумрака и затхлого аромата сырости, как вдруг дверь в его убежище распахнулась с характерным, свистящим скрипом. – Какого черта! – Юноша уже собирался высказать все нелестные предположения по поводу нарушителя и того, куда он может пойти за безвозвратно испорченные снимки, пока не обернулся, даже в кромешной тьме он бы без труда распознал этот силуэт, от которого болезненно покалывало за грудиной. – Ты совсем сошёл с ума, Байерс?! Я что сказал тебе по поводу Нэнси?! – Харрингтон, не мешкая подлетел к парню, цепляясь тонкими пальцами за отвороты свитера, припечатывая его к металическому столу. – Я н-н-ничего не делал, - парень в защитном жесте приподнял руки, стараясь подавить в себе приятное тепло, появившееся от столь грубых прикосновений. – Не смей врать! Она бросила меня, какого черта ты вообще вытворяешь ? Решил, что если мы расстанемся, то я вдруг резко прибегу к тебе с сопливыми любовными признаниями и распростертыми объятиями? – Стив резко встряхнул тело, безвольно повисшее в его руках. Джонатан в неверии взглянул на него. Неужели он действительно думал, что Байерс захотел бы разрушить то, что важно для него? Он бы тысячу раз пожелал этого, но никогда не осмелился воплотить в жизнь. Усилием воли он заставил себя поднять глаза, однако наткнувшись на полные губы в паре сантиметрах от своего лица, он забыл обо всем, что собирался высказать. Желание такое яркое, словно вспышка молнии, пронзило его, отдавая болезненным покалыванием в кончиках пальцев, затуманивая и без того нестабильное сознание парня. Последует ли расплата за тем, что он сделает? Безусловно. Будет ли он сожалеть? Ни разу в жизни. Резко дёрнувшись вперёд, шатен мягко прикоснулся к столь притягательным губам, которые созданы для бесконечных поцелуев. Он почувствовал мягкое, тягучее чувство медленно расползающееся внутри, оставляющее после себя сладкое медовое послевкусие. Наваждение длилось небольше нескольких секунд, и лишь на одно единственное мгновение Джонатан понял, что Харрингтон, может не осознанно, но ответил на этот бесцеремонный порыв, однако не прошло и пяти секунд, как он резко отстранился, отталкивая парня от себя и ошеломлённо смотря на хрупкое юношеское тело напротив. Джонатан замер в ожидании, и, словно прочитав его мысли, Стив прошёлся костяшкой пальцев по выпирающей скуле Байерса, следующего удара не последовало, лишь тяжелый хлопок двери и оглушающая тишина. *** Раньше он всегда сидел один, изредка ковыряясь в тарелке с непонятным содержимым, которое школьные повара пытались выдать за еду. Совсем неожиданно в его жизни появился Сид - щуплый паренёк, слегка нервозный, но достаточно приятный в общении. Они познакомились на одном из школьных кружков, которые Джонатан посещал с завидной частотой. Сид Голби был отличным собеседником, его познания не ограничивались на скудной школьной программе, он мог рассказать все о теории относительности и происхождении всех языков, увлекался каллиграфией и орнитологией. Они сидели вместе в столовой и по возможности общались на перерывах, со временем стали видеться и после занятий, отдавая предпочтение обшарпанной забегаловке недалеко от городской библиотеки, где подавали лучшие бургеры во всем Хокинсе. Байерс по-прежнему страдал от своей нераздельной привязанности к Харрингтону, однако с появлением друга дышать стало заметно легче. Стив же изменился до неузнаваемости: стал реже появляться в школе, и все чаще останавливал свой взгляд на Джонатане. Однажды он даже попытался заговорить с ним, но Байерс убежал, испугавшись вновь услышать слова, причиняющие ему боль. В один из свободных вечеров, который парни коротали в своём любимом месте за разговором о камерах и тонкостях фотографии, их мирное общение нарушила компания Стива. Точнее сам Харрингтон, бросая на их стол тяжелые взгляды, что метко попадали в Джонатана, заставляя его нервничать и дергаться. Извинившись перед Сидом он направился в уборную ополоснуть лицо в надежде, что вода сможет остудить его пылающие щеки. Дверь за спиной резко распахнулась, а в проеме показалась великолепная каштановая шевелюра. – Ну что опять не так, Харрингтон? На этот раз я как-то не так дышу или хожу? – Парень устало потёр покрасневшие от недосыпа глаза. – Кто это? – Шатен прикрыл за собой дверь. – Мой друг, представляешь даже у таких как я могут быть друзья, – Байерс не упустил возможность съязвить, отмечая про себя еле дрогнувшие губы короля. – А теперь выпусти меня, разве ты недостаточно испортил мое существование?! Если бы Джонатан не знал Харингтона, то сказал бы, что взгляд его карамельных глаз стал грустным. Каждый мускул в его теле был напряжен до предела, неожиданно он застонал и быстрыми шагами приблизился к нему, стоящему возле раковины с округлившимися от удивления глазами. Старший Байерс ожидал чего угодно, что его ударят, толкнут, встряхнут, но не того, что Стив чертов Харингтон уткнётся носом в его волосы, судорожно дыша. –Боже, твой запах сводит меня с ума, ты знаешь? – горячий шёпот ласкает ухо застывшего юноши. – Этот аромат шоколада, чернил и кофе... Знаешь о чем я думал Байерс? – Джонатан не мог даже толком дышать.– О том как меня бесит этот парнишка рядом с тобой, о том, как схвачу тебя за руку втолкну тебя в этот туалет и зацелую твои раздражающие губы до синяков. И он сделал это, медленно поцелуй за поцелуем от покрасневшего уха по выпирающей скуле и до самых губ. Джонатан тихо застонал, но этого было достаточно для того, чтобы Харингтон впился в его губы, проталкивая свой язык ему в рот, вытворяя им такие вещи, за которые полиция нравов сажает в тюрьму строгого режима. Байерс запустил руки в волосы своего соулмейта, портя его прическу, оттягивая пряди, поглаживая его, как мог лишь мечтать в своих фантазиях, он уже чувствовал приятный тёплый узел внизу живота. Стив спустился на его шею, отчаянно выцеловывая каждую родинку, вдыхая этот пьянящий аромат, недававший ему покоя уже несколько недель. Он подхватил худое тело на руки и водрузил на хлипкий, мокрый умывальник пятой точкой, не отрываясь от бледной кожи ни на секунду. Джонатан лишь тихо стонал от подобных действий, наконец он оттянул Харингтона от своей шеи, вновь целуя в припухшие алые губы, страстно, отчаянно, ему казалось, что в любое мгновение парень может уйти, бросить его, как это было раньше. – Я хочу тебя Байерс, хочу тебя отодрать в этом грязном туалете, наказать за то, что ты сводишь меня с ума уже столько времени, – Джонатан охнул от подобной пошлости, ощущая, как уже больно становится в штанах, – но если ты скажешь нет, я отпущу тебя, и мы продолжим в более удобном месте. – Д-давай, – язык юноши заплетался от этого шепота, ласкающего его чувствительное ухо. – Что «давай», малыш? – На губах Харрингтона расплылась его фирменная улыбка. – Накажи меня, – Джонатан прикрыл глаза от стыда, чувствуя, как пылают его щеки. Стиву повторять не надо, он в последний раз коснулся губ парня, стягивая с него свитер, откидывая в сторону джинсы, а вместе с ними и белье. –Уууу кто-то меня ждёт не дождётся! – шатен усмехнулся, указывая на возбуждение парня. – Заткнись, Харригтон! – Джонатан отбросил в сторону куртку, в ту же сторону полетела футболка его соулмейта. Стив вновь потянулся к желанным губам, медленно проникая пальцем в юношу, чувствуя, как он весь сжался и сморщился, парень стал целовать его и поглаживать свободной рукой в надежде унять боль и неприятные ощущения. После того, как уже третий палец был внутри Байерса он убрал руку, медленно входя разгоряченной плотью в столь узкого, красивого и такого сексуального в этот момент парня. Он знал, что будет больно, и это подтвердил тихий всхлип Джонатана, который превратился в стон, стоило Харрингтону найти нужный угол. Стив двигался то медленно, то быстро, задевая ту самую точку, что приносило волну удовольствия. Он нежно шептал что-то на ухо своей родственной душе, вбиваясь в столь податливое тело, были извинения, слова признания и наконец заветная фраза, об этом Байерс даже не мог мечтать. Джонатан был не в состоянии связать и двух слов, лишь выстанывая имя Харингтона, что без сомнений заводило последнего сильнее. Наконец они оба подошли к развязке: Байерс старший дрожащей рукой провёл несколько раз по своему члену, этого было достаточно, чтобы волна невиданного удовольствия накрыла его с головой, через несколько толчков Стив излился внутрь парня, опуская голову ему на плечо. Отдышавшись он бережно поставил своего соулмейта на холодный кафель, помог ему умыться и одеться, попутно возвращая свои вещи на место. – Я пойму если ты снова уйдёшь, ведь я совсем тебе не пара, и... – Дрожащим от волнения голосом начал Джонатан. – Я больше не уйду, даже если ты меня попросишь, – Харингтон обнял парня, размерено поглаживая вздрагивающую спину, – я ведь люблю тебя, Байерс.