Лилия двора или Благословенно оружие

      Как показало дело, ни путь до цирка, ни сам цирк не стоили восторженного возгласа Лилли.       Сменив три кэба, каждый из которых изрядно поплутал на границе с трущобами, Марк, наконец, решил пройти остаток пути пешком — не выпуская руки Лилли из своей, разумеется. На мгновение ему показалось, что дорогу им вот-вот преградит Глинд, но нет. Чем дальше поручик и его спутница погружались в трущобы, тем чаще мимо них проходили потрепанные, дурно пахнущие личности: при встрече с каждым из них Лилли опускала лицо и жалась к Марку, порой с такой силой, что ему приходилось делать шаг вбок. Но никто не обратился к ним за все время их пути, никто не заметил… Только когда впереди замаячили шатры цирка, Марк понял, какой опасности подверг себя и Лилли: однорукий жандарм в трущобах? Чудо, что никто не решил, что будет славно перерезать ему горло. На обратном пути им точно следовало взять кэб, не торгуясь о цене.       Лилли, прелестная в своем наивном оптимизме, продолжала беспечно улыбаться, разве что время от времени ее носик озадаченно дергался, улавливая вонь плохо чищеных клеток. Что ж, цирк оказался первым местом, в которое удалось попасть без труда — никто не преграждал вход, да и был ли он? Цирк представлял собой лагерь, открытый всем ветрам и всякому вторжению, грязный, серый, дурно пахнущий и бесконечно усталый. Палатки и клетки с тощими животными стояли, как попало. Никому не нравилось находиться здесь. Огромный желтый шатер, в котором устраивались представления для бедноты, был единственным ярким пятном в этом царстве потогонного уныния, и тот уже начал покрываться черной копотью трущоб. Никакой магии, разочарованно понял Марк, оглядываясь. Ни удивительной, ни пугающей. Просто еще одно сборище пытающихся заработать на пропитание усталых людей, отличающихся от заводских рабочих только цветом комбинезонов, да тем, что их лица пятнает белый грим вместо черной сажи. Но на приеме Ее Высочества выступали эти замурзанные человечки, Марк мог в том поклясться, однако же приодетые как подобает. Из центрального шатра вышел долговязый мужчина в потертом пиджаке, харкнул на землю и скрылся за вереницей накрытых парусиной клеток. Марк готов был прозакладывать голову, что это фокусник, забавлявший принцессу в сияющем смокинге несколько дней назад. Загадка? О да, то была тайна, но стоило ли ее разгадывать?       Здесь жандарму и его помощнице была нужна только прорицательница.       Марк выпутал руку из захвата Лилли и откинул полог шатра на входе.       Ни света, ни музыки. Мрачное, полутемное помещение предстало их глазам. На сцене, точнее, над нею, на канатах отрабатывала программу девушка, напряженно выдыхая при исполнении особенно сложных пируэтов. Вместо расшитого бисером трико на артистке был серый комбинезон, штанины которого она закатала до колен, а рукава — выше локтей.       Марк широким шагом направился к сцене, не оборачиваясь на Лилли (та все равно неотступно следовала за ним — они поменялись местами, против того, как вели себя в гостях у Ириена). Завидев их, гимнастка спустилась на пол по веревочной лестнице. Ловко, точно игрушка на шарнирах.       — Представления начнутся через два часа. — Крикнула артистка, пока поручик еще только приближался, точно ее слова могли задержать его.       Высокая, стройная, даже скорее жилистая девушка, обладательница кофейного цвета кожи и россыпи роскошных кудрей. Помощница фокусника, узнали ее Марк с Лилли.       — Мы здесь не ради этого. Мы ищем… — Марк достал из-за пазухи мятую афишу. — Леди Полночь, прорицательницу.       В рамке вычурных вензелей на бумаге красовалась стилизованная под кмахскую фреску чародейка в мелуккадском наряде, таинственно прикрывшая глаза. Пряди ее волос были нарисованы столь непокорными, что занимали половину картинки, а талия так неестественно заужена, что напрашивался вывод: без магии не обошлось, однако сходство рисунка с помощницей фокусника угадывалось без труда.       — Не Вы ли тут изображены, мисс?       — Это не я, — равнодушно откликнулась девушка. — Это Миррина.       И, не скомандовав следовать за собой, она прошла в глубь сцены, с кем-то пошепталась за портьерой, затем вернулась, лучезарно улыбаясь. Нет, не она, понял Марк, когда гимнастка выскользнула из-за занавеса и снова взялась за свои упражнения с трапецией.       Перед ним и Лилли стояла, с любопытством распахнув глаза, сестра-близнец гимнастки. Очевидно, пресловутая Миррина.       — Простите Бенигну, она сегодня дуется, — махнула рукой Миррина. Ее лицо и фигура повторяли сестринские, точно зеркальное отражение, однако мимика и жесты… Танцовщица и силачка, поняла Лилли, разглядывавшая прорицательницу из-за спины Марка.       — Вы пришли сопроводить меня к Алену?       — Ди Шарентону? — В изумлении воскликнул Марк, и панический вздох Миррины дал ему понять, что он угадал. А вот артистка догадалась, что ошиблась.       Миррина резко развернулась на каблуках, и если бы не Лилли, ловко протянувшая руку мимо Марка и ухватившая прорицательнцу за локоть, наверняка сбежала бы. Улыбка Миррины истаяла, глаза стали еще более колючими, чем у ее сестры.       — Что вам нужно? — Прошипела циркачка.       — Вы знали, что ди Шарентон женат? — Спросила Лилли.       Миррина втянула воздух через зубы, как будто ей вырвали ноготь в эту секунду. Или сердце. Марк оттеснил Лилли плечом.       — Нет, нет… Это неправда, — Поручик бросил на напарницу озадаченный взгляд: зачем она это брякнула? — Я друг ди Шарентона, и точно уверен, что он никогда не был женат и пока не попал ни в чьи сети.       — Очевидно, кроме Ваших, — встряла Лилли. — Многие извинения, мисс, я не удержалась. В романе эта сцена бы просто напрашивалась, теперь я и сама не знаю, зачем это сказала.       Миррина обожгла гостью взглядом, полным ненависти. Но, секунда за секундой, гнев на ее прелестном лице начал сменяться облегчением.       Марк снова развернул афишу.       — Мы знаем, что цирк дает представления для горожан. — Сказал он. — И преимущественно для них — опустим ваше появление в салоне Ее Высочества.       — Это устроил господин ди Шарентон. Хотел так представить меня… тем, кто может заинтересоваться моим талантом танцовщицы.       — Вот это нас как раз нисколько не волнует.       Миррина поджала губы и обернулась через плечо на сестру. Та, словно почувствовав на себе взгляд, прервала упражнение, тем не менее, не спешила опускаться на сцену. Так и смотрела из-под купола, хотя вряд ли видела, как Лилли взяла Миррину за запястье. И уж тем более не могла слышать разговора. Вот в чем тайна фокусника: две подручные-близняшки. Одна так и остается в ящике, пока другая крутится на сцене, показывая, что выбралась невредимой.       — Не нужно упрямиться. Мы все равно узнаем все, что нам нужно, — заявила Лилли. — Раньше или позже. В наших интересах всего лишь, чтобы это было «раньше». В Ваших же… лучше заделаться другом, нежели подозреваемой, верно?       — Подозреваемой в чем?       — Мальчик из королевской библиотеки. Лёри. Пропал несколько дней назад, — рассказал Марк. — Все, что мы обнаружили в его комнате, связано с цирком… Конкретно — с прорицаниями.       — Ну, значит, вы плохо искали. — Ответила Миррина. — Не знаю я никакого мальчика. Я вообще детей не люблю.       — Он мог приходить на праздники… Выступления. Пару месяцев назад, насколько я запомнил, вы устраивали фестиваль. Была на нем палатка прорицательницы?       Миррина пожала плечами и брезгливо вырвала руку из захвата Лилли.       — Мне нужно идти. Если я что и сказала этому мальчику, то не помню: ни его, ни моего предсказания. Все равно это чушь. Будто вы полагаете, что у меня действительно может быть волшебный дар!       Циркачка повернулась к гостям спиной и направилась за кулисы. Марк и Лилли двинулись за нею. На Миррине был точно такой же комбинезон, как на ее сестре, и, вероятно, прорицательница намеревалась сменить его в гримерке на нечто более импозантное.       — Мы Вас проводим. — Сказала Лилли.       — Не нужно.       — Вы идете к Вашему любовнику?       Миррина споткнулась, хотя должна была знать закоулки цирка, как свою собственную комнату, чтобы успешно выполнять все номера с фокусником.       — Господин ди Шарентон мне не любовник.       — Тогда почему Вы заговорили о нем, хотя я не спрашивала?       Миррина толкнула дверь своей гримерки, и Марк собирался было ловко вставить ногу, но циркачка и не подумала оставлять непрошеных гостей в коридоре. Она сдалась под их напором, хотя это не значило, что она перестала злиться.       В гримерке пахло пудрой, тяжелыми духами — то ли кто-то не знал меры, обливаясь ими, то ли недавно разбил флакон. Тут и там в беспорядке валялись мятые, сверкающие всеми цветами радуги концертные наряды. Напрашивался вывод, что сестры делили одну комнату на двоих.       — Господин Ален — мой покровитель.       — Не противно? — Лилли поддела ногтем обложку книги, лежавшей на тумбочке. «Шевалье д’Облесть и морская дева» — вероятно, подарок автора.       — Я с ним не сплю. И надеюсь, что мне удастся этого избегать и впредь.       — Значит, противно.       Миррина нервно сдернула с дивана расправленное на нем платье для выступлений.       — А Вы, Золотая лилия? Вы достаточно известны в городе, чтобы я хотела спросить: не мерзко спать с Гаго Прахом?       Лилли засмеялась. Резко, изумленно и по-настоящему весело. Даже не слишком мелодично, отчего Марк покосился на нее, не ожидавший такого грубого, лающего звука.       — Тогда, наверное, Вы еще и то слышали, что Гаго Прах готов целовать только королеву. Ну или принцессу, которая, как понятно, будущая королева. Даже желай я его, а лорд Прах, безусловно, не урод, я могла бы только смириться с заведомым поражением.       Лицо Миррины смягчилось. Она спросила бы у Лилли: и Вы страдаете? Но не решилась при жандарме. Тем более, не зная, в каких незваные гости отношениях. Но, почувствовав в Лилли сестру по несчастью, Миррина тотчас простила ей жестокую шутку в первую минуту их знакомства.       — Я… правда, ничего не знаю больше. Никаких мальчиков, простите. Но в доках, говорят, есть настоящая ясновидящая. Она действительно может предсказывать будущее, а не сочиняет, как я. Если этот мальчишка приходил ко мне, то явно остался недоволен и пошел искать… — Голос Миррины опустился до шепота. — Акулью пасть. Осторожнее, когда встретите ее. Она действительно колдунья, и могущественная.       — Я так не думаю. — Вздохнул до того долго молчавший Марк. — Я слышу эти истории об Акульей пасти с раннего детства. Это городская легенда, не больше.       — И тем не менее, Лери мог считать иначе. — Сказала Лилли, глядя на Марка. Стил понял, что в цирке им больше нечего делать. Миррина сказала все, что могла, и даже больше (Марк предпочел бы не знать о том, что она в связи с ди Шарентоном), дальнейший путь все-таки вел в доки.       Буркнув слова прощания, жандарм заторопился на выход. Его же спутница задержалась на секунду дольше.       Лилли обернулась у самых дверей, кивая на покоящийся на тумбочке роман в дорогом переплете.       — О чем книга?       — О морской деве. — Миррина тоже смотрела на собравшуюся уходить гостью через плечо. — Шевалье д’Облесть достает ее из моря в своих сетях и решает жениться на ней, потому что она прекраснее любой смертной женщины. Однако шевалье понимает, что любит женщин не за внешность, а за ум, поэтому оставляет морскую деву ради герцогини, которая прочитала все его книги. Морская дева триста страниц пытается вернуть своего милого, но тщетно, и в конце она умирает от любви.       Лилли ответила только движением бровей, недоуменно вскинувшихся так, что лоб собрался складками.       — Это очень красивая история. — В тон Миррины вернулась враждебность. — Я перечитывала книгу три раза. У господина Алена большой талант.       — Не сомневаюсь. Но, насколько я помню легенды своего детства, морские девы, цунцу и все такие прочие, напротив, тоскуют со смертными людьми, потому что не могут вернуться в свой родной мир. А люди изобретают ухищрения, чтобы подольше задержать рядом с собой волшебное существо.       Миррина повернулась спиной.       — Ну, а это другая морская дева. Такая, какая может умереть от любви к человеку.       Лилли вышла из гримерки, не попрощавшись. Миррина тоже не затруднила себя и молча зашла за ширму, чтобы, наконец, подготовиться к встрече с покровителем.       На улице Марк закурил, и это позволило ему не говорить до поры. Лилли тоже молчала, загадочно улыбаясь. Она казалась такой же, как после их посещения особняка Ириена: спокойной. И Марк не понимал, почему. Когда они уже сели в кэб, он произнес:       — День впустую. Мы не узнали ничего конкретного.       — Мы узнали хотя бы что-то. И мы хотя бы попытались, иногда этого достаточно.       Марк хотел возразить, но тут рука Лилли легла на его запястье, отчего по всему телу поручика пробежала волна мурашек. Не таких, какие вызывало в нем одно присутствие леди Кларинды: сердце его не встрепенулось, и тем не менее, все остальное тело отреагировало. Точно на порыв ветра в жаркий день, который вынуждает тебя поежиться, хотя ты даже не чувствуешь холода.       — Если Вы беспокоитесь о моем обещании, то не тревожьтесь. На следующий прием у леди Кларинды Вы идете, как мой кавалер.       — Вы презираете меня за это?       — Это любовь. Это можно понять.       — Наверное. Но я мог бы искать мальчика из более бескорыстных мотивов.       Она улыбнулась ему мягко и задумчиво, как барельеф бралентийской Айне.       — Это важно? Иногда мы делаем добро не потому, что хочется. Не потому, что наше сердце истекает слезами. Порой единственная причина в том, что ты просто хочешь соблюсти баланс между хорошим и плохим в этом мире.       Марк покачал головой:       — Звучит паршиво. Я не хотел бы жить среди людей, которые делают добро ради какого-то дурацкого равновесия. По мне, так пусть лучше каждый будет искренен, даже если его истинные порывы ужасны.       — Такой мир был бы довольно неприятным местом.       Марк усмехнулся. Ему не нравился этот разговор — одно то обстоятельство, что Лилли говорила нечто столь тревожащее его старые раны, вводило поручика в ступор. Но ее неизменно оптимистичный взгляд искупал мрачность темы. Помилуй Демиург, она полагала, что вокруг полно благородных людей!       — Да, мисс. Такой мир — был бы.       Он опустил занавеску со своей стороны, не желая, чтобы прохожие могли даже мельком увидеть его в окошке кэба. Не потому, что боялся быть разоблаченным: будто бы вместо посещения врача он поехал кататься с девушкой сомнительного поведения. Лилли на такую не походила. Но солнечный свет сейчас казался Марку обжигающим, точно падал на него через огромную выпуклую линзу.       — Что-то не так?       Лилли нагнулась вперед, заглядывая спутнику в лицо. Он не хотел отвечать, но и смолчать тоже не мог.       — У меня проблемы с сильными женщинами. — Сдавленно произнес Марк.       — Какой Вы забавный. — Лилли отогнула двумя пальцами занавеску, выглядывая в окно, и так и не опустила ее, переводя взгляд на спутника. Свет выхватывал треть его лица: часть лба, глаз, нос, все остальное пряталось в тени. — Об этом ди Шарентон тоже что-нибудь написал? «Шевалье д’Облесть и ужасная грубая воительница»?       — Я имею в виду… Знаю, что человек есть отвратительное жестокое животное, и хочу только позабыть, что не одни мужчины таковы. Хотя бы вообразить, что женщины были, есть и будут мягкими, и нежными, и ласковыми. Добрыми. После того, что… — Он оборвал себя на полуслове, закрыв глаза и облизывая губу.       Тем не менее, Лилли ждала, что Марк продолжит.       — После чего? Расскажите.       — Это не то, что хочется слышать юной леди.       — Ну почему же. У Вас такой приятный голос, я послушаю с удовольствием!       Он покачал головой. Помолчал, затем все же добавил:       — Однажды, может быть, мне нужно будет выговориться. Кто знает, не Вам ли.       Лилли издала неясный звук. Не усмешка, не вдох, но какая-то перемена настроения всегда сопровождается подобным шелестом дыхания, вот только Марк, слишком долго пробывший среди крика, плача, лающих приказов и грубых лиц, позабыл, какая. Вот оно: он потерял дар догадываться о настроении женщин. А для жандарма это было профессиональной необходимостью.       — Не уверен, что тебе стоит слышать об этом. История не для женских ушей. Там был… хаос. Пиршество демонов. — Марк замолчал на секунду, теребя пальцем губу. — Это довольно известная история, о ней даже писали газеты, кажется, хотя, разумеется, не подробно. Мы квартировали в…       — В Сёйсинге, — закончила за него Лилли. — В моем родном городе.       Она угадала, и Марк вздрогнул.       — Тогда не трудись вдаваться в детали. Общую картину я знаю. Родители прислали письмо, когда мой дядя погиб. В этом хаосе.       Марк замер. Нужно было найти слова, может быть, даже стоило решиться коснуться Лилли, и доверительней, чем прежде, но… Она успела постучать в стенку кэба раньше, чем Марк собрался с мыслями. Колеса еще крутились, когда Лилли выскочила наружу и, не оборачиваясь на Марка, заспешила прочь. Поручик высунулся из кэба, ища ее глазами, но девушка уже затерялась в толпе горожан.