Буря

      Маркус смотрит на злого, самоуверенного человека перед собой, ловит слуховыми модулями вкрадчивые интонации его голоса, и не может разобрать ни единого слова. Поле зрения по бокам съедает пиксельная дымка, выскакивают и тут же гаснут системные ошибки, а злой человек в фокусе, в самом центре невероятно четкий, вплоть до седого волоска на правом виске. Он ухмыляется, будто прячет какие-то козыри в уголках губ, как чертова Джоконда, и Маркус моделирует ситуацию за ситуацией, в которых стирает эту мерзкую самоуверенность с плохо выбритого лица.       Чтобы разобрать сказанное, приходится перемотать новорожденное воспоминание и, RA9, лучше бы он оставил все так… Потому что каждое слово злого человека хочется запихать обратно в его лживый рот.       — Да я лучше сдохну здесь, чем предам свой народ, — произносит Маркус, пытаясь излить в слова самое мучительное, но не получается, звуки растворяются во времени, пустые, как черный космос там, за завесой антрацитовых туч.       — Что ж, ты только что подписал себе смертный приговор.       Злой человек разворачивается и уходит, а Маркус бросает полный презрения взгляд ему в спину.       Когда он возвращается к своим, Норт спрашивает:       — Как все прошло? Что он сказал?       Маркус оставляет её без ответа. Ярость все ещё клубится внутри, и меньше всего он хочет, чтобы она обожгла кого-нибудь ещё.       ***       Солдаты опускают оружие и отступают. Кто-то треплет Маркуса за рукав «Мы смогли! Мы победили!», а он не может оторвать взгляда от снежной дымки, в которой видит очертания знакомой фигуры. Злой человек смотрит на него, все так же самодовольно ухмыляясь, и шутливо машет рукой на прощание. В мгновение ока всё возвращается; Маркус пошатывается, сжимая кулаки до белого пластика.       — Эй! Ты! — кричит он, делая шаг вперед.       Злой человек поворачивает голову. Солдаты останавливаются рядом, он дает им знак, и они идут дальше.       Маркус сокращает расстояние, шаг за шагом, сквозь колючий морозный воздух, в котором висят застывшие снежинки. Он чувствует: там, под невесомой голографической кожей, горячим пластиком, за гудящими от тириума трубками, по которым змеятся электрические разряды, бушует и ревет настоящая буря.       А злой человек — её око.       Он останавливается близко-близко, пересекая все мыслимые для их социального статуса границы. Злой человек меряет его насмешливым взглядом, который хочется стряхнуть, как налипший снег. Маркус тянет его за галстук, ближе, и начинает яростно шептать прямо в маленькое изящное ухо…       О том, как мягка и чувствительна человеческая плоть и как мало может она вынести. О том, как боль ставит людей на колени, заставляет умолять, низводит разумное существо до пресмыкающегося в ногах собственного мучителя. О том, как легко все это происходит в замкнутом помещении без свидетелей.       Маркус отпускает галстук. Злой человек выпрямляется, машинально его поправляет. Студеный ветер треплет его за усыпанные снежинками волосы и полы плаща, гладит по беззащитному животу, прикрытому тонкой рубашкой.       Маркус ждет.       — Отель «Шинола», номер 201, — спокойно произносит злой человек. — Сегодня вечером, — он неожиданно протягивает руку к лицу Маркуса и указательным пальцем легко нажимает на нос: — Буду ждать.       Он бросает ему, как перчатку, снисходительную улыбку и уходит, скрипя подошвами лакированных ботинок по свежевыпавшему снегу. Маркус смотрит ему в след. Хмурится. Опять.       А буря стихает, притаившись, как дикий зверь в чаще.