Альтернатива

Я проснулась как от толчка; знаете, так бывает, когда резко проваливаешься в сон и тебе кажется, что ты падаешь с большой высоты. Наверное, где-то внутри я провалилась сама в себя, в собственные мысли, которые заполняли мою душу чернотой и безысходностью — меня физически мутило от осознания ситуации и бессилия перед ней. Вчера вечером, когда Мартин снова начал дрожать и лепетать что-то несусветное, мне ужасно захотелось ударить его. Просто взять, перегнуться через стол (он сидел напротив меня, справа от Джека) и влепить оплеуху — так, чтобы рука онемела. Видимо, это желание настолько сильно проступило на моём лице, что Джек с интересом взглянул на меня, не донеся вилку до рта. И меня как огнём обожгло, честное слово. Мартин опустил голову, и мы доужинали в молчании, будто на поминках. Перед сном он попытался меня обнять, но мне было настолько тошно, что я предложила ему перебраться на раскладное кресло. Где-то в глубине души я надеялась, что он настоит на своём и мы, возможно, помиримся, как делали это раньше, миллион лет назад, когда каждая наша размолвка заканчивалась в постели, но Мартин только пробормотал извинения и отошёл от меня, как будто захлопнулся в свою ракушку. “Сколько времени прошло с тех пор, Кейт, как он давал то, что тебе нужно?” — звучали в моих ушах слова Джека, его хрипловатый тихий голос, его рука, скользящая по моему боку, наши бёдра, прижатые друг к другу, его напряжённый член сквозь двойную ткань джинсов, упирающийся мне в ягодицы. И сквозь страх и боль, которую он причинял мне, я чувствовала дикое желание позволить ему сделать то, о чём красноречиво говорили его глаза, его дыхание, его тело. Но страх пересилил. От его лица всё ещё пахло кровью, хотя кожа была чистой — лишь ссадина на лбу. От его тела исходил слабый аромат одеколона моего мужа. Он будто мимикрировал под Мартина, по крайней мере постарался это сделать. Так, чтобы я поверила, что он не причинит мне вреда. Я села на постели. Мартин дышал ровно и размеренно, отвернувшись к стене и закутавшись в плед с головой. Мне захотелось сказать ему что-нибудь нежное, ободряющее, но слова не шли, а вымучивать из себя утешение — увольте. Лунный свет струился на постель сквозь мансардное окно, и мне совершенно не верилось, что снаружи воздух пропитан смертью, разрывающей лёгкие на части. Я с трудом справилась с порывом распахнуть окно настежь и удостовериться, наконец, правда ли это. Потому что, вы понимаете, что если эпидемия действительно есть, то наша смерть — вопрос времени, и какая, к чертям, разница, когда это произойдёт. Ну а если никакого вируса не существует, тогда... Внизу что-то грохнуло, словно кто-то оступился в гостиной, где на диване спал Джек. Я вздрогнула, мысли разбежались, словно потревоженные муравьи. Прошло ещё немного времени, прежде чем я встала, закуталась в халат и вышла из спальни — неслышно, чтобы не потревожить Мартина. Этот чёртов дом скрипел весь — от фундамента до конька крыши. Особенно отличалась лестница — каждая её ступенька пела на все лады, и мне пришлось буквально красться по миллиметру в кромешной темноте. В гостиной было тихо, но едва я ступила на порог, мне в глаза ударил ослепительный луч света, брызнули слёзы. я шарахнулась назад и, подвернув ногу, с размаху села на нижнюю ступеньку лестницы. -Джек, уберите фонарь... пожалуйста... Свет погас, и я очутилась в беспросветном мраке. Откуда-то сбоку слышалось его дыхание; затем что-то щелкнуло, и на столике возле двери зажглась настольная лампа. По гостиной заметались тени, будто любовники, застуканные с поличным, из мрака выступила громоздкая мебель, заколоченные досками окна, забитая входная дверь. Джек сидел в кресле, вытянув ноги; на нём была всё та же рубашка моего мужа и джинсы. Он был босиком; рядом с креслом стояли заляпанные грязью армейские ботинки. Слабый свет настолько лампы едва озарял его угловатое лицо, поджатые губы, тёмные впадины глаз, забавно оттопыренные уши, короткий ёжик на голове. От него пахло опасностью — всё в нём буквально кричало о ней, как яркий окрас животного сигнализирует о том, что оно ядовито. -Вы знаете, который час, Кейт? — спросил он спокойным мягким голосом, и мурашки пробежали по моей спине. Опять на “вы”, словно и не было вчерашнего инцидента. -Извините... мне послышался шум, я спустилась узнать, в чём дело. Я оправдываюсь перед ним. Мать честная. В собственном доме я, Кейт, оправдываюсь перед этим чёртовым солдатом с глазами конченного психа. -Всё в порядке, — отозвался он, и я увидела, наконец, что на его колене лежит пистолет, небрежно накрытый его рукой. — Идите спать, Кейт. Всё под контролем. Я сделала шаг вперёд и опустилась на диван напротив него. Он напрягся, это было заметно, и чуть свёл вместе пальцы на рукоятке пистолета. -Расслабьтесь, Джек, — я улыбнулась — впервые, может быть, за последние дни. — У меня бессонница. Впрочем, вы, наверное, знаете, потому что читали мои записи. Он не мигая смотрел на меня; если я и хотела подколоть его, мне это не удалось. Его глаза запали так глубоко, что казались чёрными ямами на худом заострившемся лице. Его рука, лежавшая на пистолете, слегка расслабилась. -Хотите чаю, Джек? Он нахмурился. -Опять ваши уловки, Кейт? Предупреждаю, я... Я подняла руки, капитулируя. -Никаких уловок. Просто чай. Он прошёл за мной на кухню; затылком я всё время чувствовала его взгляд. Чёртовы дрова никак не хотели разгораться, уйма спичек оказалась истрачена впустую, и Джек в конце концов подошёл ко мне, забрал у меня коробок и опустился на колени возле топки. Я стояла над ним и смотрела на его спину, обтянутую рубашкой моего мужа; подол выбился из-за пояса джинсов и задрался, открывая бледную кожу и выпуклый изгиб позвоночника. Он сидел, чуть перекосившись влево, — мешал пистолет, заткнутый за ремень. Мне ничего не стоило снять с плиты тяжёлую сковороду с остатками вчерашнего ужина и огреть его по стриженому затылку, но то ли его странное доверие, оказанное мне, то ли беззащитная поза, то ли ещё что-то, о чём мне даже думать не хотелось, останавливали меня. Единственное, чего мне хотелось, это положить ладонь на его открытую шею. Глупо, но правда. Пламя от занявшихся углей осветило его лицо, нахмуренные брови, сжатые тонкие губы; он пошуровал кочергой в жерле топки и поднялся на ноги, оказавшись очень близко ко мне. Мы были примерно одного роста, и он казался хрупким и худым, но я прекрасно знала, какая сила кроется в этом узком поджаром теле. Его взгляд медленно скользнул по мне — сверху вниз и снова вернулся к моему лицу. Я почувствовала, что краснею. Этого ещё не хватало. Чайник был полон; я водрузила его на плиту и открыла шкафчик в поисках заварки. Джек сел за стол за моей спиной. Раздался глухой стук: он снова вынул пистолет и положил его на край стола. Всё, как вчера. “Я — твой мужчина”, — насмешливо сказал он мне тогда, беря нож, чтобы совершенно по-домашнему порезать морковку. Но мой мужчина — Мартин. Мартин, глаза которого были красны от слёз, когда я увидела его; он плакал, пока Джек лапал меня, пока Джек шептал мне слова, от которых леденело сердце. Мартин, которого я всё ещё любила, но рядом с ним чувствовала себя мёртвой. Какая, к чёрту, разница? Если Джек прав, скоро мы все окажемся по-настоящему мёртвыми, как рыбы, выброшенные на берег и гниющие среди водорослей. Я достала заварку и насыпала её в чайник — руки дрожали, хотелось плакать, но я не позволяла себе: с меня было достаточно слёз Мартина. Сполоснула две чашки под ледяной водой. В кухне было довольно жарко, но меня знобило; я подумала, может быть, именно так начинает действовать этот вирус — с температуры, озноба, рези в глазах. Я поморгала, взяла чашки и повернулась к столу. -Джек, вам... Он вздрогнул и открыл глаза. Рука двинулась к пистолету. Всё это время, пока я возилась с чаем, он дремал — невероятно просто, уму непостижимо... Его веки покраснели от недосыпа, белки потрескались. Он выглядел смертельно уставшим. -Простите, — сказала я тихо, ставя перед ним чашку. — Я не хотела вас разбудить. -Бросьте, Кейт, — отозвался он. — Вы понятия не имели, что я сплю. Именно поэтому я позволил себе расслабиться. В его тоне прозвучала лёгкая издёвка, а взгляд выразительно указал на сковороду за моей спиной, и я снова покраснела как школьница, застуканная в туалете с сигаретой. -Вам с сахаром? — Нужно было спасать положение. Он кивнул, иронично улыбаясь. -Вы ещё не выучили мои пристрастия, Кейт? Нам нужно привыкать жить одной семьёй. Я бросила в его чашку кусочек сахара и придвинула к нему. -Дурные привычки — не моё, Джек. -Вы упрямая женщина, Кейт. Упрямая, и очень красивая. Вы порой меня просто... обезоруживаете. — Он снова одарил меня улыбкой, которая внезапно преобразила его лицо, сделав его почти прекрасным. Сияющим. Полным влекущей к себе силы. Но глаза не лгали — в них бился страх, смешанный с решимостью. Я бы даже сказала, с одержимостью. -Понимаете, Кейт, — проговорил он, — всё, что я вам пытаюсь тут втолковать, правда — от первого до последнего слова. Я знаю о выживании больше, чем вы оба. Я умею защищаться — и неважно, от людей или от вируса. Вместе у нас гораздо больше шансов, но если вам почему-то всё ещё кажется иначе, я беру свои слова назад. Я вас не удерживаю, Кейт. Ни вас, ни Мартина. Дождитесь рассвета и уходите, если хотите. — Он замолк и поднёс чашку к губам. Его глаза поверх ободка пристально следили за мной. Что я могла ему ответить? Что я действительно хотела ему ответить? В конце концов это остров. Куда мы пойдём, если лодки нет... Гордо умирать на скалы с видом на одинокий заколоченный дом? Но с другой стороны, спасатели могут прибыть в любой момент — даже если на материке что-то случилось, они не могут бросить живых людей на острове. И тогда у нас есть шанс выбраться отсюда. Без Джека. -Вижу, вы серьёзно задумались над моими словами, Кейт, — неожиданно раздался его голос, и я вздрогнула. — Жаль, что вы не настолько умны, насколько упрямы и красивы. -Я вам не верю, — прошептала я, и в этот момент это была чистая правда. -Ваше право, — он пожал плечами. — Альтернатива у вас есть. Утром вы скажете о ней Мартину. Я думаю, он с радостью ухватится за возможность уйти, правда? -Я не знаю, Джек. -Вы не знаете, как среагирует ваш собственный муж? — казалось, он искренне удивился. Мой чай на вкус напоминал сено, заваренное кипятком. Отвратительно. Мне всё казалось отвратительным. -Отвяжитесь от Мартина, Джек, — тихо сказала я, подняв глаза и встретив его бесстрастный серый взгляд. — Он — не <i<ваш</i>. Он никогда не будет вашим. -Вы ошибаетесь, Кейт, — возразил он, аккуратно ставя чашку на стол, рядом с матово поблёскивающим пистолетом. — Он уже мой, если я правильно понял то, что вы вкладываете в это слово. Мы с ним составляем отличным тандем — страх и уверенность, покорность и лидерство. Ведущий и ведомый. У него большой потенциал на выживание, Кейт, но лишь в том случае, если он будет со мной. И он это прекрасно понимает. Даже если вы этого в упор не видите. Он потянулся вперёд, сумрачно глядя на меня, и накрыл своей ладонью мою руку. Кожа его была настолько бледной, что контраст резал глаза: белизна против моей смуглоты. Пальцы тонкие, но сильные, кисть изящная, небольшая, но отнюдь не женственная. Я помнила её тепло на своём теле. -Из вас двоих, Кейт, — прошептал он, — только вы никогда не будете моей. И я восхищён вашей силой. Вашим упрямством. Но даже вам не выжить в одиночку. И тем более с таким слабаком, как ваш драгоценный Мартин, который не знает и половины о вас. — Последние слова он произнёс размеренным шёпотом, придвигаясь всё ближе и ближе ко мне; его пальцы сжали мою руку, и у меня не достало сил вырвать её. Это было похоже на чудовищное наваждение, на дурной сон. -Не смей так говорить о Мартине... — язык не слушался меня, голова кружилась, воздуха не хватало. — Ты, чёрт тебя побери, как ты можешь вообще...ты... Он рванулся через стол, едва не уронив чашки, схватил меня за предплечья, с неожиданной силой подтащил к себе и прижался ртом к моим губам, заткнув мои жалкие попытки защитить собственного мужа. Я задохнулась — нажим его жёстких губ был настолько силён, что во рту появился вкус крови; в тот же миг его язык скользнул мне в рот и переплёлся с моим. Я хотела закричать, я хотела оттолкнуть его, но вместо этого ответила на поцелуй, который был больше похож на укус; мелькнула мысль, что Мартин никогда не целовал меня так... его рот был мягок и нежен, ласки неспешны и размеренны, а губы Джека впивались в меня с бешеной, отчаянной страстью, подминающей под себя остатки моего разума, поглощающей мой страх без остатка. Он на мгновение разорвал поцелуй, вскочил, обошёл стол, рывком поднял меня за локти и развернул спиной к себе — точно как вчера, но теперь в агрессии его движений сквозило скорее нетерпение, чем желание причинить боль. Я слабо дёрнулась, подумав о том, что будет, если войдёт Мартин, но спустя мгновение мне стало плевать. Если его сила успокаивала мой страх, то я позволю ей овладеть мной. Край стола упёрся мне в бёдра, когда Джек толкнул меня вперёд, одной рукой ухватив за шею — но не слишком жёстко; его пальцы взъерошили мои волосы, пробравшись к затылку, и это было безумно приятное ощущение. Его дыхание коснулось моего уха, губы скользнули по щеке, вниз, к шее, к плечу; он сгрёб и резко потянул вниз рукав моего свитера, и ворот пополз вбок, открывая плечо. Другой рукой он сжал мою грудь, и я почувствовала, что у меня темнеет в глазах. Чёрт, чёрт, чёрт... Так мокро и горячо между ног, что это ощущение сводит с ума. Мне казалось, что он чует мой запах сквозь бельё и джинсы, как зверь, и это раззадоривает его ещё больше. Он дышал тяжело и часто, и я невольно перехватила его темп, подстроилась под него; и тёплая волна потащила меня куда-то вверх, на пик безумия. Пир во время чумы. Его пальцы дёрнули мой ремень, расстегнули молнию, торопливо стащили джинсы с моих бёдер, сведённых судорогой. Я вцепилась в край стола, он с хрипом ткнулся ртом в мою шею, прихватил зубами за загривок, по-прежнему крепко удерживая за талию; его пальцы, прохладные и жёсткие, бесцеремонно вторглись в моё тело — я закусила губу изо всех сил, чтобы удержать крик, и он моментально среагировал, зажав мой рот свободной ладонью. Я чувствовала себя живой, бесконечно, восхитительно, отчаянно живой — боль, перемешанная с диким удовольствием, растекалась внутри меня пылающей рекой, его пальцы скользили во мне, двигались ритмично и быстро, постепенно ускоряясь всё больше и больше, и я глухо завыла в его ладонь. Он не дал мне кончить сразу. Схватил за волосы и толкнул вперёд, так, что я распласталась на столе. Мартин никогда не позволял себе таких грубостей. Он обходился со мной как с грёбаной фарфоровой вазой. Он и не подозревал, что нужно сделать со мной, чтобы я ожила. А я молчала. Всегда молчала. Джек тихо зарычал мне в ухо и подался вперёд — и вошёл в меня, чёрт подери, он вошёл в меня со всей силы, и край стола практически разрезал меня пополам. Это было больно, это было великолепно. Он начал двигаться — резко, мощными короткими рывками, одна рука по-прежнему закрывала мой рот, другая впилась в бедро, задавая ритм. Мне казалось, он что-то шепчет, хрипит в такт своим движениям, но не различала слов; всё во мне страдало и ликовало одновременно: я жила, жила, чёрт возьми, и пусть жить и дышать мне осталось не так долго, я получила всё, что хотела. Всё, о чём боялась признаться — и себе, и Мартину. Он укусил меня за шею, ухватил за волосы и дёрнул голову назад, входя до упора, и мои колени подкосились; если бы не стол, я бы рухнула на пол. -Кейт, — прохрипел он почти беззвучно и провёл пальцами по моей щеке и губам — необыкновенно нежно. Они были влажными. Они хранили мой запах. Я облизала их, прикусила, втянула в себя. Он тихо застонал, уткнулся лбом в мой затылок и ускорил темп; оргазм нахлынул резко, как нежданная боль, которая приносит долгожданное облегчение, и Джек содрогнулся одновременно со мной, навалился на меня, тяжело дыша. С трудом повернув голову и каждую секунду умирая от невероятного наслаждения, я увидела, наконец, его глаза — тёмные, полные опасной нежности. -Кейт, — снова повторил он моё имя — шёпотом, медленно, будто смакуя по глотку. — О, Кейт... Я повернулась к нему, чувствуя, как течёт по моим бёдрам его горячее семя. Его лицо бледным пятном плыло в сумерках, глаза лихорадочно блестели, губы приоткрыты и растянуты в непонятной улыбке. Одной рукой он крепко обнимал меня, другой опирался на стол; я была уверена, что он тоже с трудом держится на ногах. -Пусти меня, Джек. Он ещё мгновение подержал меня в объятиях и выпустил. Застегнул молнию джинсов. Провёл рукой по шее, по короткому ёжику волос. Я неловко нагнулась и подобрала с пола свои джинсы, кое-как натянула их. Руки тряслись. Что было тому виной — вернувшийся страх или пережитое наслаждение — я сказать не смогла бы даже под пыткой. На короткий миг мне показалось, что у меня вообще нет прошлого. Нет Мартина, нет нашей общей трагедии, из-за которой мы приехали сюда. Нет ран, которые нужно было бы зализывать. Есть только я и он, Джек. Джек-в-рубашке-Мартина. Джек, который оттрахал меня так, что я забыла собственное имя. Джек, который называл меня упрямой и говорил о том, что я никогда не стану его. Я и не стала. Я просто позволила ему вернуть меня к жизни. Он отошёл от меня и больше не прикасался ко мне; я видела его худощавый силуэт на фоне освещённого дверного проёма (мы так и не зажгли свет на кухне), видела, как топорщится над поясом его рубашка, оттянутая рукоятью пистолета. Он вернулся в шкуру хладнокровного безумца... если вообще выходил из неё, чтобы трахнуть меня. -Если ты скажешь Мартину, — проговорила я размеренно, — я найду способ убить тебя. И мне плевать на вирус, на выживание и прочую херню. Если Мартин... -...узнает, мне придётся убить его, Кейт, — перебил он. — Сыграть на опережение во избежание лишних истерик и осложнений. Так что это в твоих интересах не выдать себя. — Он улыбнулся, и мурашки поползли по моей спине — не от возбуждения, от ледяного ужаса. — Ты понимаешь, о чём я, правда, Кейт? Самое страшное, что я понимала. У меня горело между ног, тело ещё сотрясали отголоски оргазма, оно мучительно жаждало новых прикосновений, но я диким усилием воли запретила себе даже думать об этом. Самое сложное было выйти из кухни с достоинством, не глядя на Джека. Вообще. И позже, лёжа в холодной постели в своей спальне, рядом с безмятежно спящим Мартином, я приняла, может быть, самое странное решение за всю свою жизнь, но на фоне происходящего оно казалось очень правильным. Очень своевременным и нужным. “Вместе у нас гораздо больше шансов, но если вам почему-то всё ещё кажется иначе, я беру свои слова назад. Я вас не удерживаю, Кейт. Ни вас, ни Мартина. Альтернатива у вас есть. Утром вы скажете о ней Мартину”. Я не сказала своему мужу ни слова. И Джек — тоже.