Заложник собственных чувств

Стоит Ловрену расстегнуть верхнюю пуговку, поправить рукава рубашки или бросить взгляд из-под опущенных бровей, как Шиме сразу же передёргивает. Он следит за каждым движением своего преподавателя. За напряжёнными руками, что опираются на стол, заставляя каждую венку выйти наружу. За мышцами, что обтягивает белоснежная рубашка, позволяя увидеть каждый рельеф и изгиб. Особенно когда мужчина напрягается, мышцы выделяются ещё сильнее. За татуировками, что выглядывают из-под одежды, как бы преподаватель не старался их скрыть. Рисунки тянутся под рубашку, вызывая ещё большее желание расстегнуть пуговки и снять с преподавателя мешающуюся и совсем ненужную одежду. За штанами, что так изыскано сидят на чужом теле и держатся на ремне, пряжка от которого блестит так, будто её специально натирали. За проницательным взглядом, что хищно осматривает класс, выбирая себе жертву. Все эти качества так удивительно слились в одном человеке, место которого в офисе или в банке, но никак не в гимназии обычным учителем истории. Деян Ловрен пришёл к ним совершенно недавно, но уже успел понравиться всем. Учительницам, которые перешёптывались про него за спиной и кокетничали в учительской. Школьницам, что пытались заслужить внимание преподавателя. То рубашечки расстегнут, то юбочки покороче наденут. Ученикам, которые считали Ловрена самым крутым учителем, ведь тот иногда отклонялся от темы своего предмета и рассказывал совершенно иные истории: из жизни или о чём-то полезном и интересном. Шиме готов бесконечно слушать этот голос и совсем неважно, что Ловрен будет рассказывать. Про независимость Хорватии, использование презервативов или про то, как он чудом выжил в землетрясении, Врсалько будет слушать этот чудесный голос, не задумываясь ни о чём. Хотел бы он однажды, чтобы преподаватель рассказал историю лично ему. Они одни в классе, из приоткрытого окна дует свежий ветерок, что перелистывает страницы одноимённого учебника. Шиме на первой парте, подперев щёку рукой, слушает своего любимого преподавателя, наблюдая за тем, как брови мужчины то поднимаются, выражая удивление, то опускаются, показывая хмурость. Руки активно жестикулируют, ведь преподаватель явно хочет рассказать свою историю. Кабинет в каком-то ярком свете. Но это не ослепляет, а лишь наоборот — украшает. Шиме мог бы слушать мужчину вечно, если бы этот же голос, только в более грубой форме не вырвал его из мечтаний. Очнувшись, Врсалько увидел, как весь класс устремил на него свой взгляд. И ладно бы класс, преподаватель хмуро смотрел на ученика, сжимая в руках деревянную указку. Руки мужчины снова напряглись и косточки на них выступили, заставляя Шиме прикусить губу, чтобы не охнуть от такой эстетики. — Врсалько, если я ещё раз скажу выйти к доске и ты этого не сделаешь, то этой указкой достанется тебе по затылку. И ни одна жалоба по поводу избиения не поможет. Класс тут же начинает смеяться, а Шиме, находясь в шоке и пытаясь сориентироваться, виновато извиняется. Встаёт, голову опуская. Надо же было так замечтаться, чтобы не услышать преподавателя. Но в любом случае Врсалько губы кусает, медленно к доске направляясь. Вниз смотрит, на собственные туфли, что блестели так, словно их ослепляло солнце. — Ночью надо спать, а не телевизор смотреть или в приставку играть, — комментирует учитель. Если бы только Ловрен знал, куда смотрит Шиме и чем заняты ночью его ручонки... Парень доходит до доски, поворачиваясь к классу (а скорее к преподавателю). На него виновато смотрит, как бы извиняясь за своё поведение. Перед этим человеком балкан мог извиняться вечно, пока его не простят. Да даже, наверное, на колени встать. Но это всё наедине, сейчас же Шиме послушно ждёт, когда ему надо будет что-нибудь рассказать. А что он расскажет? Преподавателя не слушал, вернее не вслушивался в его слова. Парень тут же начинает волноваться. Пот выступает на лице, который Шиме как бы невзначай вытирает, заодно поправляя свои кудряшки, чтобы не лезли на лицо. На своего преподавателя взгляд поднимает, обращая внимание на шею, что видна из-под рубашки. Врсалько хочет заглянуть глубже, под ткань, но лишь наслаждается кадыком, что выпирает на чужой шее. Хочется прочувствовать его губами, провести пальцами, увидеть такую привычную усмешку, что будет адресована только ему. Шиме влюблённо и одновременно тяжело выдыхает. Ему наплевать на класс, что, кажется, по-прежнему хихикает над ним, плевать на какие-то звуки из коридора, он смотрит лишь на учителя. — Врсалько, давайте, расскажите нам про независимость Хорватии. Шиме отрывает взгляд от чужой шеи, смотря в глаза преподавателя. Казалось, балкан должен знать про войну в его собственной стране хотя бы потому, что он пережил этот период, но когда в Хорватии происходили боевые действия, Врсалько был настолько маленьким, что даже ничего не помнит. Ловрена он не слушал, поэтому рассказать что-то по этой теме не сможет. Чтобы не получить плохую оценку, приходится импровизировать. Шиме нервный ком сглатывает, который мешает говорить. — Эта война началась в 1991 году, когда Хорватия заявила о желании стать независимым государством. Ученик на преподавателя посматривает, который на стол оболокачивается, скрестив руки на груди. Врсалько пытается понять: правильно ли он всё говорит, но по поведению учителя это сложно сделать, поэтому он продолжает. — Спустя долгих напряжённых четыре года Хорватия всё-таки добилась своего и на весь мир провозгласила свою независимость. Балкан с ноги на ногу переминается, дожидаясь ответа от Ловрена, который, как специально, с хорвата взгляда не спускает. Шиме с опущенной головой стоит, как провинившийся котёнок, ботинки друг об дружку теребя. — Это конечно всё здорово, Врсалько, но Вы не могли бы рассказать о ходе войны? Балкан даже голову не поднимает, ведь ничего не может сказать по этому поводу. С описанием действия войны у него всегда были проблемы. Зачем запоминать, как кто-то на кого-то идёт. Он же знает даты, цели и итог. Разве этого недостаточно? Ловрен, замечая, что его ученик не может ответить, указку берёт, наконец от стола отлипая и к балкану направляясь. — Что ж, Врсалько, тогда будьте добры показать нам маршрут нападения сербских войск. Шиме указку принимает, к карте вставая и ничего в ней не понимая. Как-то он больше привык к современной, а не к той, которая была до независимости. Названия стран читает и эта информация всё равно ему ничего не даёт. Взгляд класса, устремлённый на бедного паренька, напрягает ещё больше. Сейчас Шиме хочет провалиться под землю, чтобы не видеть ни своих одноклассников, ни сексуального преподавателя, вообще никого. Ловрен же, как специально, давит на чувствительность балкана. Мужчина со спины подходит, одну руку кладя на плечо Шиме, а другую поверх руки хорвата. Врсалько глаза широко распахивает, чувствуя прикосновения любимого человека. Сам назад поддаётся, желая быть ближе. Преподаватель этому усмехается, по карте начиная водить указкой и сам объяснять материал. Врсалько же краснеет и сгорает от стыда. Как же хочется выбежать и спрятаться где-нибудь в туалете, умыться и забыть это, как страшный сон. Но с другой стороны хочется побыть в чужих «объятиях» подольше. Конечно, смущают только одноклассники. Шиме кажется, что они смотрят совсем не на карту, а на то, как преподаватель прижимается к своему ученику. — Врсалько, я же всё правильно говорю? Эти слова заставляют балкана повернуться и практически столкнуться с губами своего учителя. В этот момент сердце готово вырваться из груди, но не из-за величайшего позора, а из-за влюблённости. Если зрачки человека и вправду расширяются, когда он смотрит на то, что ему нравится, то, наверное, у Шиме уже затмило всю радужку. Он тает в руках своего преподавателя, как мороженое. Уже практически полностью на него упирается, а мужчина его придерживает. Спасает, наверное, только звонок, что заставляет учителя отпустить Шиме. Тот по-прежнему находится в шоке и не сразу идёт к своему месту, чтобы собрать вещи. Да и собирает крайне медленно — специально, чтобы остаться наедине с преподавателем. А зачем ему это? Сам не знает. О чём будет говорить, что спросит? Видимо, снова придётся импровизировать. Когда последний ученик выходит из класса, Шиме к учительскому столу подходит, лямку от рюкзака теребя. Может лучше уйти, пока не поздно? Но уже всё, учитель сам завёл разговор. — Врсалько, ты что-то хотел? «Если только Вас» — проносится в голове у хорвата, но такое он явно не скажет своему преподавателю. Лишь кудряшки от волнения на палец накручивает, нервничая. — Если хотите просто поговорить, то можете сесть за первую парту. Да, то что надо. Шиме надо просто поговорить. Не выслушать очередную историю, не индивидуальное занятие, ему надо просто поговорить. Хватит ходить вокруг да около. И если теоретически это было так просто, то на практике всё намного сложнее. Как однажды его учили друзья — надо просто не договаривать. Может так прокатит? Балкан послушно на первую парту перед учителем садится, рядом сумку кладя. — Поверь, Врсалько, мне ты можешь рассказать всё, что хочешь. Преподаватель как будто читает мысли хорвата. «Действительно что угодно?..» — Ну, знаете, просто о таких вещах обычно не говорят с родителями, а с кем ещё обсудить? Что делать, если мне нравится человек, но он... она немного.. не такая? — А что в твоём понимании «не такая»? — Ну, она не такая, какой бы её хотели видеть... все. То есть если этот человек не оправдывает ожиданий моих родителей, друзей, окружающих. И она во всём другая... То есть мне нравится, но... Это как вы ждёте девочку, а рождается мальчик... И я боюсь, что все, кого я знаю, будут хотеть как раз-таки девочку, а не... ну, вы поняли. Конечно, насчёт пола он откровенно спалился, но основную суть передал. Даже заставил преподавателя рядом с ним сесть. Шиме из-за этого краснеет, не зная: отдалиться или сесть ближе. — А тебе самому она нравится? Знаешь, даже если ты влюблён в президента, то не надо скрывать этих чувств. Даже если тебя отвергнут, то страдать ты будешь гораздо меньше, если бы не сказал вообще. Когда ты молчишь о своих чувствах, то загоняешься ещё больше. Ты строишь больше теорий. «А вдруг у неё кто-то есть», «А вдруг я не в её вкусе». И в итоге ты будешь смотреть, как у неё появляется вторая половинка, как она выходит замуж. И эта боль будет съедать тебя изнутри. А если ты расскажешь о своих чувствах и тебя отвернут, то за полгода станет легче. Время лечит, Врсалько. Этот способ намного короче. Ты перестрадаешь сейчас, но потом всё будет хорошо. Да и помни, что люди не вечные. Просто представь, что прямо сейчас человека, которому ты так давно хотел признаться в любви, сбивает поезд. Всё, его больше нет. Теперь лишь гроб, чётное число цветов и слёзы самых близких людей. Твоих слёз, Врсалько. — Пожалуйста, не надо... Парень влагу с лица вытирает. Не готов он ещё потерять этого человека. Так много было не сказано или недосказано. И даже если его отвергнут, то Шиме всё равно не готов видеть смерть своего преподавателя. Наверное, сейчас самое время сказать о своих чувствах. Но что-то не позволяет. Руки в кулаках сжимает, губу кусает. А ведь преподаватель уверенно на него смотрит. — Просто понимаете... Вы же молодой и нравитесь многим девочкам. Они буквально с ума сходят от вас. Но, кто бы мог подумать, я тоже без ума от вас. Наверное, у вас никогда такого не было. Чтобы в вас влюблялся парень... И как бы я не пытался переключиться на девочек и объяснить себе, что вы всего лишь мой преподаватель... ничего не получалось. Вы очень сексуальный и у меня внутри всё переворачивается, когда вы расстёгиваете пуговку или поправляете рукава. А ваш взгляд... Я схожу с ума от каждого вашего вздоха и вместе с этим моё дыхание становится неровным в вашу сторону. Вы мне нравитесь. Выговорившись, Шиме готов выбежать из кабинета и больше никогда не заходить в него. Запечатать чувства и забыться, будто это не он только что признавался своему преподавателю в любви. Шиме даже видеть не хочет реакцию учителя — слишком стыдно. Но какого его удивление, когда рука мужчины опускается на щёку балкана, заставляя второго стать краснее помидора. — Я знаю, что нравлюсь тебе. Стоило Шиме удивлённо поднять голову, чтобы высказать своё недовольство, как Деян тут же вовлекает его в поцелуй, сминая чужие губы. Для Шиме эти ощущения совершенно новые. Раньше только поцелуи в щёчку и совсем короткие в губы, но никак не в засос. Врсалько с открытыми глазами сначала даже не в силе ответить. А преподаватель крайне нежен, не позволяет себе грубости и слишком резких движений. И вскоре получает за это благодарность. Балкан чувствует спокойствие, поэтому немного рот приоткрывает, позволяя мужчине углубить поцелуй. Шиме не уверен, хорошо ли то, что он признался своему учителю в любви, но поцелуй, что был таким желанным, оставил приятные воспоминания. Теперь его чувства только усилились. Взгляды станут чаще, а вздохи глубже. — От вас приятно пахнет, — подмечает балкан. — Спасибо, — с усмешкой благодарит хорват, оставляя на щеке у Врсалько короткий поцелуй. Шиме не знает, обретут ли их отношения продолжение, примет ли его Ловрен, ведь тот просто сказал, что знает о влюблённости ученика. Шиме не может сказать, какое отношение у учителя будет к нему теперь. Он ничего не может обещать, но то, что произошло с ним несколько секунд назад — одно из самых лучших воспоминаний. Как быстро чувство волнения сменилось радостью. Но сейчас он боится. Боится, что между ним и Ловреном больше никогда не произойдёт ничего подобного. — Я не хочу, чтобы вы бросали меня. Окончательно испугавшись потерять дорогого человека, Врсалько мужчину за шею обнимает, в плечо ему утыкаясь и слёзы пряча. Теперь чистая рубашка Деяна станет немного влажной, но это волнует его в последнюю очередь. Он лишь ученика приобнимает, улыбаясь его боязливости. — Глупый подросток, — по-доброму говорит он и в висок балкана целует.