улыбается

Честно говоря, Кетч улыбается гораздо чаще Мика. Человеку, знающему их заочно, поверить в это будет сложно. В этой парочке четкое деление на доброго и злого копов настолько очевидно, что и сомнений не возникнет. Удивляешься, начиная присматриваться и замечать. Кетч улыбается, когда идет на дело с приказом «живым или мертвым». Кетч улыбается, когда одним выстрелом — сзади, исподтишка — кончает цель. Кетч улыбается, когда берет в плен. Улыбается, когда пытает. Заходится в кашле, сплевывает кровь, и улыбается, улыбается, улыбается, — потому что знает, что победа за ним, — холодно, злобно, жутко. Может, это и делает его «плохим» копом. Многие сдаются после таких улыбок. Мик не улыбается. У него и без того полудуги не сходящих никогда мешков под глазами. Не улыбается, когда пытается вытрясти информацию мирно, потому что знает, что будет после нескончаемых «ничего не скажу». Не улыбается, когда получает похвалу от начальства. Не улыбается, когда находит новые улики. Изредка улыбается, когда закрывает дело без убитых и покалеченных. Таких дел мало, потому что он криминалист и информатор в группе оперативников. Потому что ему не дают дел, где не замешаны психопаты, убийцы и фанатики. Потому что его напарник — Кетч. Все знают: если Кетч улыбается, значит, ждать беды. Все знают, что улыбку Кетча выдержать сложнее, чем неживой взгляд обагренных кровью глаз. Все знают, что эта улыбка — признак садистской, иезуитской радости. Но Мик… Мик просто не «все». Он знает, что Кетч улыбается по утрам, если их отгулы совпадают, или если в участок не надо мчаться к шести утра, потому что похищенного можно спасти, только работая двадцать четыре часа в сутки на пределе продуктивности. Хотя Мик все равно по привычке подрывается в седьмом часу, в панике хватается за электронные часы, пытаясь понять, почему он до сих пор не на работе. Потом устало падает обратно в кровать с ослабевшим, но не прошедшим до конца чувством тревоги. Кетч в полусне, перекидывает через него руку и Мик, поглаживая его запястье, засыпает снова, чтобы в следующий раз открыть глаза только ближе к десяти. Открыть глаза и увидеть улыбку Артура. Тут он действительно больше не мистер Кетч. Жестокого слугу закона он оставляет где-то за порогом, в куче униформы, в кобуре и за полицейским значком. Его глаза теплеют, собирая в уголках сонные морщинки, след от подушки на виске, делая крутой зигзаг, прячется в замявшихся волосах. Улыбается он осторожно, почти мягко, еще слабыми после сна мышцами. Мик как будто сам слабеет от такой улыбки. На выдохе обнимает и не шевелиться. Устал. Побольше бы им таких дней. А еще Артур улыбается провалам Мика. Это не насмешка и не злорадство, потому что если Мик забывает смазать противень, уже отправляя овощи в духовку, или вспоминает, что ключи от квартиры забыл в участке, или сдирает себе ладони, падая, потому что споткнулся о воздух (да, единственный раз, но Артур никогда этого не забудет), ни о каком злорадстве речи не идет, страдают-то оба: остаются с подгоревшим ужином, попадают домой на час позже, чем могли бы, Мик получает ссадины, а Артур — страдающего Мика. Просто это… мило? Не мило, это бесит, но это делает Мика человечным. Напоминает, что он не машина и не идеальный исполнитель полученных команд. Что тоже способен забыть выключить утюг, потерять бумажник или обжечься чайником. Что он тоже человек. Мик такой привилегии лишен вовсе. Если он косячит редко, Кетч не косячит никогда. Иногда Мику кажется, что он встречается со стерильной фотографией агента 007. Мик косячит чаще, чтобы, видя улыбку Артура, расслабленно выдыхать, вспоминая, что живет не с роботом. Улыбку Кетча люди видят часто. Искреннюю улыбку — никогда. Мик видит обе, и вторая определенно вызывает больше симпатии. Мик улыбается так редко, что иногда ему кажется, будто он забыл, какие мышцы надо напрягать. Он почти всегда устал, почти всегда на грани, почти всегда напряжен. Но Мик смотрит на улыбку Артура — сонную, смешливую, ободряющую, успокаивающую, влюбленную. И думает, что, наверное, и ему стоит улыбаться чаще.