Случайности не случайны

      В майский выходной день, когда тёплая погода позволяет выйти на улицу, все стараются выбраться из своих четырёх стен, чтобы посмотреть на окружающий их мир: сходить в театр, в кино, по магазинам, возможно, уехать на дачу или провести время со своими близкими на прогулках по улицам города.       Погода радовала жителей Москвы. Градусник показывал двадцать пять тепла в тени, а на солнце и подавно все тридцать — и это-то в начале мая. ВДНХ сегодня была напрочь заполнена толпой людей, которые потоком проходили под сводами арки главного входа. Больше всего было детей: в сопровождении взрослых либо старших братьев, сестёр. Они бегали, кричали, играли. Просто были счастливы, не задумываясь о проблемах этого взрослого мира. Смотря на них, таких веселых и беззаботных, даже начинаешь немного завидовать: тоже хочется вернуться на пару мгновений в своё детство и рисовать мелками по асфальту, прыгать на скакалке, гонять мяч.       Сегодня на ВДНХ была выставка мини-скульптур, которую организовала итальянская делегация. На выставке были скульпторы разных стран, в том числе и представители Российской Федерации. Вход на выставку был свободным, оттого там скопилась людская масса: все хотели увидеть шедевры современного искусства.       Валерий Легасов не был тем человеком, которого интересовали скульптуры и современное искусство в целом. Да, он восхищался некоторыми художниками, да, он ходил периодически в Третьяковскую галерею, но если бы сегодня на ВДНХ состоялась выставка по органической и неорганической химии, Легасов бы первый стоял в очереди, дабы оценить все своими глазами, возможно, даже сделать замечания на тот или иной факт. И к тому же он был бы не прочь познакомиться с другими учеными, профессорами, обсудить новые открытия, провести время с пользой, потому что сам был из этой сферы, чувствовал себя в ней уютно и хорошо.       Но, увы, сегодня был не тот день. Сегодня все было посвящено скульптурной деятельности. Поэтому Легасов расположился на одной из лавочек, стоящих по кругу фонтана дружбы народов, и читал энциклопедию, которую недавно подарили ему его студенты. Занятная книга, с яркой обложкой, от корки до корки заполненная размашистыми химическими формулами. Сама энциклопедия по объёму имела чуть больше трёхсот страниц и представляла из себя не словарь с терминами и их обозначениями, а целые исследования по тому или иному химическому эксперименту, описание которого раскрывалось в полном объёме. Она включала в себя как отечественные, так и зарубежные исследования, что не могло не радовать Легасова, который был до мозга костей пропитан своей любовью к химии. Он действительно знал свой предмет больше, чем на отлично, и преподавал достаточно интересно, чтобы студенты на его парах не засыпали, а с искренним удовольствием записывали каждое слово, ставили опыты.       А людей тем временем прибавлялось всё больше и больше: кажется, никто даже за то время, что Валерий тут находится, не уходил. Уже было достаточно жарко, и чем ближе время подходило к обеду, тем на несколько градусов поднималась температура воздуха на улице. Валерий явно оделся не по погоде: тёмные брюки и рубашка в мелкую бело-зелёную клетку с коротким рукавом. В штанах было жарко, но Валерий почему-то решил, что идёт в общественное место, так что выглядеть неподобающе ему не хотелось, хотя вокруг было сплошное разнообразие стилей и вкусов. У Валерия же вкуса не было. Покупал вещи, не глядя на то, модно это сейчас или нет — главное, чтобы подошло по размеру, остальное не столь важно.       Он так зачитался, что не заметил, как на лавочку рядом с ним присел мальчик.       — Что Вы читаете? — вдруг раздался справа от Валерия детский голос. Валерий даже вздрогнул от неожиданности и повернул голову на источник звука. Перед его взором предстал мальчишка лет восьми. Он держал в руках самокат, а сам с любопытством в карих глазах рассматривал яркую обложку, на которой были непонятные ему иероглифы.       На голову мальчишке была надета однотонная красная кепка, из-под которой выбивались короткие пряди тёмных волос. Лицо мальчика светилось озорством и добротой, как обычно и бывает у детей. Шорты тёмно-синего цвета и голубая футболка в белую полоску смотрелись на нем просто чудесно, и Легасов в который раз подметил про себя, что даже детей одевают со вкусом. В его детстве такого не было: что купили, то и надевали. Мать никогда не смотрела на сочетание той или иной одежды, однако Валерий всегда выглядел опрятно, просто его одежда смотрелась смешно в силу того, что подобрана была безвкусно.       — Энциклопедию по химии, — отвечает Валерий, а потом хмурится, понимая: ребёнок совсем один. Он оглядывается вокруг в надежде увидеть кого-то из взрослых, ищущего потерявшегося ребёнка, но всё оказывается тщетно: люди ходили в абсолютном спокойствии, ведя за руку своих отпрысков. Тогда он снова смотрит на мальчика и спрашивает:        — Ты потерялся? — Легасов молился, чтобы мальчик не ударился в панику. У него не было своих детей, и как обращаться с ними, профессор понятия не имел. А что, если парнишка начнёт реветь во все горло? Или он ничего не знает о себе и о своих родителях? Кажется, Легасов сейчас начнёт паниковать сам. Нужно срочно найти представителя правоохранительных органов.       — Нет, — вдруг отвечает мальчик, и у Легасова нервы немного успокаиваются, — вон там мой дедушка. — Детская ручка показывает в направлении палатки, в которой выдаются ролики напрокат. Сама палатка была метрах в пяти от скамейки, на которой они сидели. Легасов смотрит в указанном направлении, но разглядеть конкретного человека не представляется возможным: возле палатки столпилась такая очередь, что кажется, будто она растянулась до главного входа. Неужели все так любят кататься на роликах?       — Уже лучше, — бормочет Легасов. Искать дедушку этого парня будет намного легче.       — Можно мне посмотреть книгу? — вдруг спрашивает мальчик, а Валерий с удивлением смотрит на ребёнка. Он же ведь даже не знает, что такое химия. Зачем она ему нужна?       Любопытство — одна из детских черт. Пусть он и не знает, что такое химия или что такое химические элементы, таблица Менделеева или, например, что может сделать бор и песок одновременно, но почему бы не позволить ему удовлетворить это самое любопытство? Валерий относился к детям хорошо и, возможно, где-то в глубине души жалел, что так и не обзавёлся своей семьёй. Поэтому он без лишних вопросов, запомнив страницу, на которой остановился, протягивает в детские ручки, отпустившие самокат, энциклопедию. Возможно, это того стоило: малыш улыбается и принимает такую яркую книжку в свои руки. Он открывает её на середине и просто листает, ничего не понимая. Но занимательные картинки привлекают его внимание, и он сразу задаёт первый вопрос:        — Что это? — Маленький мальчик тычет в разноцветную таблицу элементов, с помощью которых многие проблемы человечества могут быть решены.       Легасов смотрит в книгу и отвечает:       — Это таблица Менделеева. В ней собраны химические элементы.       — Кто такой Менделеев? — Мальчишка явно проявляет интерес, и Валерию даже приятно, что современные дети ещё чему-то могут научиться. Но ответить, к сожалению, ему не суждено.       — Павел! — строгий оклик заставляет вздрогнуть не только мальчика, но и самого Легасова. Значит, этого пацаненка зовут Паша. И почему Валерий сразу не додумался узнать его имя?       Паша тем временем отвлекается от книги и поглядывает в сторону мужчины, который идёт к лавочке. В одной руке у него пара роликов, в другой — детский портфель, оставленный Пашей ему на попечение.       Легасов тоже смотрит на мужчину и сразу узнает его — это Борис Щербина. Известный политик двадцатого века. Отличался тем, что, в отличие от многих, действительно боролся за права человека. До мозга костей советский человек, со своими неотступными принципами и обещаниями. В тайне Легасов его уважал и симпатизировал политику. Мало кто мог честно держаться на арене, однако Борис Щербина, несомненно, был таким человеком. По крайней мере, Валерий безоговорочно в это верил.       — Что происходит? — говорит Щербина, подойдя ближе. Голос точно такой же, как и с экрана ТВ, а вот внешность намного приятнее вживую: густые седые волосы, аккуратно уложенные в прическу, деловой стиль даже на прогулке, но ничуть не портящий общую атмосферу. Легасов даже заметил сходство между внуком и им. — Вы смеете приставать к моему внуку? Тут Легасов опешил. Он, конечно, мог походить на человека, которому нельзя доверять, но чтобы настолько? Это даже звучало оскорбительно.       — Простите? — твёрдо переспросил Легасов, в надежде, что ему послышалась предыдущая фраза.        —Я, кажется, четко проговариваю слова. Как Вы посмели давать вещи незнакомому Вам ребёнку? — Щербина вдруг навис над Легасовым, и тому уже не казалось, что Борис был душкой. Нарушение границ личного пространства Легасова сильно нервировало, и вместе с тем его будоражило оттого, что рядом стоял его если не кумир, то кто-то отдалённо напоминающий такового. — Если бы я не вернулся за ним, то Вас бы, наверно, и след простыл. Я не позволю Вам приставать к моему внуку! — фраза прозвучала жёстко и устрашающе. Легасов сглотнул скопившуюся во рту слюну, глядя на Щербину сверху вниз. Этот товарищ был немаленьких размеров. Сам же Легасов был среднего телосложения, примерно чуть ниже Щербины, однако не настолько, чтобы казаться коротышкой.       Ситуация была до ужаса комичной, но так, похоже, считал только один Легасов. Щербина же готов был дыру проделать в каждом, кто не так посмотрит на его внука. Интересно, откуда это в нём? Легасов же не похож на маньяка, крадущего маленьких детей средь бела дня, да ещё и в многолюдном месте. Или же, думает Легасов, товарищ Щербина в каждом незнакомом видит угрозу для его мальчишки. Да больно они сдались Валерию — заслуженному профессору университета, но так незаслуженно униженному перед самим собой. Валерий встал с лавочки и поравнялся со Щербиной. Однако тот всё равно будто возвышался над ним, как коршун над своей добычей, и даже глазом не повёл на движения Валерия.       —Извините, — произнёс Валерий тихим голосом. Он не хотел конфликта, особенно с таким известным на всю страну и за её пределами человеком. Ему проще было извиниться, всегда, даже за то, чего он не делал, и в чём, по сути, не был виноват. Такой уж он человек — неконфликтный. — Что испортил Вам ваш с внуком отдых. Я ничего плохого не имел в виду. Ваш мальчик очень смышлёный и любопытный. Хорошего дня. — И, пока не передумал, не услышал в свой адрес ещё парочку гневных слов или предложений, Легасов быстро ретировался: то ли от страха, то ли от неловкости всего происходящего.       Щербина смотрел вслед удаляющемуся мужчине, который на секунду показался ему интересным. Может, зря он так с ним? Хотя после произошедшего двумя месяцами ранее он готов был свернуть голову за своего внука кому угодно. И как бы этот кто угодно не выглядел.       Тут Щербина чувствует, как кто-то дергает его за штанину, и опускает голову вниз, натыкаясь на укоризненный и грустный взгляд своего внука Паши.       — Деда, — вдруг дрожащим голосом говорит мальчишка, и Щербина присаживается рядом с ним на корточки. — Этот дядя не обижал меня и даже не собирался, — глаза Паши вдруг заслезились: он почувствовал себя виноватым перед этим незнакомым человеком за то, что дедушка отругал его. — Это я сам к нему пристал с вопросами, — Паша всхлипнул, а Щербина смягчил взгляд. Похоже, он погорячился. Обидел незнакомого ему человека, расстроил внука. Да что за день такой неудачный. А ведь сначала все хорошо складывалось. Сам виноват.       — Не плачь, — говорит Борис и протягивает указательный палец, чтобы смахнуть слезы, застывшие на ресницах у ребёнка. — Деда сегодня не в духе, вот и досталось тому дяде. Ничего, жив будет. И к тому же сколько раз тебе говорили не разговаривать с незнакомыми людьми? — Паша нахмурился. Он тоже виноват, что ослушался, но родители учили его, что хороших людей обижать нельзя, а если обидел, то непременно надо попросить прощения. А Паша был уверен, что Валерий — хороший человек.       — Ты должен извиниться перед ним, — вдруг говорит мальчик, да так серьёзно, что Щербина удивляется его напористости в отношении этого незнакомого человека. Сам подошёл, сам заговорил, теперь вот хочет, чтобы Борис извинился перед… А перед кем, собственно, извиняться? Борис даже имени его не знал.       — Паша, — говорит Щербина, выпрямляясь в полный рост, потому что годы уже не те, чтобы сидеть на корточках сколько душе угодно. — Я даже не знаю этого человека, а ты мне говоришь, что надо извиниться, — лучше сказать внуку правду, чем юлить и говорить о том, что да, он обязательно извинится.       Паша улыбается: от слёз и печали не осталось и следа, - и Щербина в который раз поражается тому, как всё-таки переменчиво настроение у детей. Мальчик перестаёт держаться за брюки и поворачивается по направлению к лавочке, затем подходит к ней и забирает оттуда ту самую книжку с яркой обложкой, ради которой он приставал к мужчине. Он подходит с ней к дедушке и протягивает ручками ввысь, чтобы дедушка мог без труда дотянуться до вещи. Щербина принимает книжку и рассматривает её со всех сторон: с виду напоминает учебник химии для старших классов, но обложка выглядит гораздо интереснее, чем в школе. Он хочет задать Паше вопрос, но тот, как будто прочитав его мысли, говорит своим детским голосом:       — Эта книжка того дяди. Это из-за неё я к нему подошёл. Она красивая, — Паша, видимо снова вспомнив, что из-за него разыгрался недавний скандал, готов был опять разреветься. Щербина, вовремя это заметивший, сразу сообразил, что сказать:       — Мы обязательно найдём этого дядю и отдадим ему его вещь, — и в подтверждение своих слов Борис улыбается внуку, а тот отвечает ему взаимной улыбкой.       Пока Паша шнуровал ролики, Борис сидел рядом и не выпускал из рук книгу. И как он найдёт её хозяина? Быть может… Борис открыл книгу, где, на его удачу, в правом верхнем уголке красивым, очевидно, женским почерком были выведены несколько строк: «Валерию Легасову — лучшему преподавателю от студентов группы БХ — сто пять». Значит, этот человек, некий Валерий Легасов, был преподавателем в одном из ВУЗов Москвы (по крайней мере, Борис надеялся, что он действительно живет в Москве), а это означает, что поиски значительно сужаются. Осталось только выяснить, в каком именно университете обитал тот самый Валерий Легасов, но это не составит труда для Бориса Щербины.        — Паша, куда ты поехал? Постой! — Щербина не мог угнаться за шустрым внуком. День обещает быть долгим.       ***       Валерий Легасов отработал уже вторую пару подряд и чувствовал себя более разбитым, чем обычно. То ли это было от неудачных выходных, то ли оттого, что поздно пришлось ложиться спать, готовя материал на будущую неделю. Да и к тому же Валерий до сих пор думал о встрече с Борисом Щербиной. Он никогда так близко не видел политиков с экрана, а тут случилось такое. И не поверит ведь никто, если рассказать. А рассказывать, как его достоинство унизили всего лишь парой фраз, не хотелось. Лучше забыть о воскресном дне, как о страшном сне, и больше не вспоминать. Жаль только, что книгу забыл. Вспомнил о ней, только подойдя к входу в метро величественной станции ВДНХ, и понял, что в руках книги-то нет. Досадно, обидно, неприятно. Сначала мелькнула мысль вернуться, но сразу же перед взором стало суровое лицо Бориса Щербины, и Легасов решил не рисковать своей жизнью и репутацией. Валерий надеялся только на то, что такой драгоценный подарок от студентов не найдёт применение в мусорке или в качестве разорванных листах в лотке для кошки.       Валерий посмотрел на наручные часы — без четверти час дня. До следующей пары есть окно, поэтому стоило бы сходить на обед. Легасов начал складывать листы с печатными лекциями в свой портфель, когда услышал стук каблуков, раздавшийся по аудитории гулким эхом. «Кого сюда принесло», — думает Легасов и поднимает голову, чтобы увидеть источник звука. Увиденное его поражает. Может, это сон? Но нет, Борис Щербина действительно вошёл в аудиторию и практически поравнялся с кафедрой, за которой стоял Валерий с расстегнутым портфелем и чуть приоткрытым ртом от удивления.       — Добрый день, профессор Легасов, — первым диалог начинает Щербина, и сегодня его голос звучит дружелюбнее, нежели вчера. Легасов, кажется, теряет дар речи. На секунду ему чудится, будто бы Щербины тут нет, а это его больное воображение подкидывает столь яркий образ. Он даже для убедительности моргает пару раз, но Борис как стоял перед ним, так и продолжает стоять.       — З… Здравствуйте, — наверное, ещё немного, и Легасов бы поклонился вперёд, но вовремя удержал себя в руках. Отчего же столько волнения? — Вы пришли с новыми обвинениями? — видимо, Легасов собрал волю в кулак и вспомнил вчерашний неудачный выходной.       Борис слегка усмехнулся поведению этого ученого, но комментировать ничего не стал. Он здесь по другому поводу.       — Вчера у нас с вами состоялся не очень конструктивный диалог, — говорит Щербина, на что Легасов кривит губы. Да, «не очень конструктивный» — явно неподходящее описание. — Я бы хотел извиниться за столь грубое поведение, — на это Легасов удивлённо поднял брови, а Щербина который раз внутренне поразился, как у этого человека получается передать все свои чувства через мимику, — и отдать Вам эту вещь.       Рука Щербины потянулась в пакет и через секунду выудила оттуда ту самую энциклопедию, которую Легасов и не надеялся уже когда-нибудь увидеть. Глаза химика засияли благодарностью. В самом деле, сейчас в современном мире настолько никому нет ни до кого дела, что такой поступок приятно греет душу.       Борис протянул книгу в сторону Валерия, который наконец-то вспомнил, как дышать, и принял её в свои руки, случайно соприкоснувшись пальцами с пальцами своего гостя. Валерию в этот момент показалось, что по его телу прошёлся маленький электрический разряд от этого прикосновения, но, возможно, ему всего лишь показалось.       — Спасибо Вам огромное! Вы не представляете, как это для меня важно, — Валерий улыбнулся, действительно радостный, что его вещь к нему вернулась. Борис же, неожиданно для самого себя, проникся такой искренней радостью, исходящей от этого человека. Кажется, он не был плохим, и политику стало стыдно, что он в очередной раз поддался эмоциям.       Смотря на улыбающегося профессора, Борис даже позволил себе подумать о том, что тот выглядит донельзя очаровательно. И вдруг возникло отчетливое чувство, что ему стоит узнать его поближе. И пока Борис думал, Валерий уже спрятал оставшийся материал и заветную книгу в свой портфель и направился по направлению выхода из аудитории, роняя при этом на ходу:       — Что ж, — он вышел из-за стола, и теперь снова стоял рядом с Борисом, смотря на его лицо. Мелькнула мысль взять у него автограф, но Валерий ведь не девочка-подросток, которая первый раз увидела своего кумира воочию. Борис был серьёзным человеком, и у него не было времени на всякие глупости, — ещё раз Вам спасибо. Хотя я был разочарован Вашим поведением и незаслуженным в мою сторону подозрением, за книжку я Вам действительно благодарен, — Валерий не хотел говорить этого, но ущемлённая гордость возобладала над разумом.       —  Иногда обстоятельства вынуждают идти на поводу у эмоций. За это я прошу прощения, — Борис разводит руками, не зная, что ещё можно добавить в оправдание за своё поведение.       Валерию не нравится такой расклад. Оскорбить человека, поддавшись эмоциям, можно, но разве может вести себя так уважаемый в народе человек? Валерий и сам не знал до конца ответа на вопрос. Затаённая обида за вчерашнее проснулась.       — Всего доброго, — проговорил Легасов и направился на выход из аудитории. Это был странный диалог. Но Валерий не мог не подметить про себя, что у Бориса Щербины очень красивые глаза.       ***       Близилось Девятое мая — один из главных праздников в году, его отмечали с большим размахом по всей стране и в бывших советских республиках. Валерий скучал по временам, когда все были едины, когда все были одним народом, когда не было границ между странами, когда площадь территории занимала чуть ли не весь материк, когда основной цвет этой великой державы — красный. Валерий скучал по временам, когда существовал СССР. Он считал, что жизнь там, в прошлом, была гораздо чище, уютнее, дешевле, интереснее, спокойнее. Одним словом — лучше. Таких патриотов, как он, по всей России было предостаточно.       Валерий был удивлён, когда пару дней назад сам ректор вызвал его к себе на разговор. Идя по коридору в приемную, Валерий мысленно перебирал свои косяки за последнее время, но не вспомнил ни одного чудовищного проступка. Вряд ли его хотят повысить, вот уволить — пожалуйста. В России и не такое могут сотворить с послушными гражданами. Но что толку гадать, если всё равно не знаешь, о чём начальство решило поговорить.       Легасов зашёл в кабинет к ректору, к слову, тот был давним другом Валерия. Они вместе выпустились со школьной скамьи и вместе окончили университет.       — Валера, дорогой, заходи, — Андрей Петрович Ященко, пожалуй, был одним из приветливых ректоров, которых видал этот университет. Он всегда справлялся о нуждах учащихся, всегда прислушивался к просьбам преподавателей и советам, а самое важное — деньги, выдаваемые на улучшение университетской жизни, действительно шли на улучшение, а не кому-то в карман. Понятное дело, что ректору очень хорошо перепадало, но результат на лицо. ВУЗ, в котором преподавал Легасов, был одним из ведущих в стране и был знаменит за границей.       — Андрей, — Валерий протягивает руку старому приятелю и тот пожимает её легко, без нажима. Значит, не напряжен, значит, вызвал не по поводу увольнения. Легасов садится на стул и оглядывается. В кабинете Андрей практически ничего не менял, оставив всё прежним, как у предыдущего ректора.       — Валер, у меня есть к тебе одно интересное предложение, — после этих слов Валерий подобрался и внимательно стал слушать своего друга. — Да не напрягайся ты так, — Андрей, до этого стоявший у книжного стеллажа, подошёл к Валерию и хлопнул того по плечу, сгоняя напряжение. — Я всего лишь хочу тебе предложить, как одному из лучших преподавателей, сходить на парад в честь Дня победы, — тут Андрей выуживает из кармана небольшой конверт, разрисованный триколором. — Место практически в первых рядах, чуть ли не рядом с Путиным, — Валерий не может поверить своим ушам и глазам. Его приглашают на Красную Площадь, чтобы посмотреть на парад своими глазами. Ему это всё наверняка снится.       — Почему я? Почему не ты? — не может тут быть всё так просто. Андрей — ректор университета, уважаемый и знаменитый человек. И отдаёт приглашение ему, простому заурядному профессору?       — Вот почему ты просто не можешь принять то, что тебе дают, без лишних вопросов? — Андрей вздыхает. Его просили не оповещать Валерия о том, почему на парад идёт именно он. Сказали передать Легасову, значит нужно передать.       — Потому что я всего лишь преподаватель, а ты — ректор.       — Зачем вешать на всех клише? Преподаватель, музыкант, ректор, пианист, политик. Валер, в первую очередь, мы все люди, а уже потом кто-то ещё. От того какая у тебя профессия, никто не скажет хороший ты или плохой человек, заслуживаешь ли ты того или иного от жизни. На парад идёшь ты, потому что так решено. Я считаю, что ты этого заслуживаешь. Учитывая, твою любовь к Родине и патриотизм.       Кажется, в споре была поставлена точка, и Валерию пришлось принять приглашение на столь важное мероприятие. Да и как он мог от такого отказаться?       Валерий и не думал, что столько людей обычно приходит посмотреть парад. Столько зевак, столько желающих хотя бы одним глазком посмотреть на всю эту мощь, что, кажется, даже дышать нечем в такой толпе. Да, это тебе не воскресный денёк на ВДНХ, где людей бывает в три раза меньше от сегодняшней массы. Но в этот день всё было по-другому: Валерий не занимал место среди человеческой массы за ограждениями, а гордо прошёл мимо, туда, где пропускали по приглашениям. Он остановился вокруг металлоискателей, ожидая своей очереди на вход. После того, как все процедуры были выполнены, он попал на территорию Красной Площади, которая сегодня была непривычно пуста. Не было снующих туда-сюда туристов, оров и криков, фотосессии на фоне Кремля. Только куранты оставались неизменными, возвышаясь своим величием над всей Москвой.       Валерий смотрел на ветеранов, на их награды и мысленно говорил им спасибо за мирное небо над головой. Но ведь помимо ветеранов на парад, как принято, собирались и все политики. Тут Легасов резко остановился, вглядываясь в трибуны, ища одного очень знаменитого человека. Человека, с которым за последнюю неделю Легасов успел увидеться два раза.       Но Бориса Щербины видно не было, Валерий искренне верил, что его бы он узрел сразу. Вздохнув с облегчением, Валерий однако не надеялся, что такой день пройдёт без ведома товарища Щербины. Оставалось молиться, чтобы они не пересеклись. Валерий необходительно повёл себя с ним после последней встречи, говоря своим поведением, что они квиты. Но это же не детский сад, в конце концов.       Профессор продвигался к своему месту, которое было идеально — четко посередине, никто не закрывает обзор. Он даже удивился такой удаче. Оказаться в гуще этих событий, почувствовать себя их частью было для Валерия выигрышем. Ведь он так давно хотел побывать тут. Неужели у желаний и правда есть свойство сбываться?       Почти все расселись по местам, однако место рядом с Валерием по правую сторону от него пустовало. Неужели кто-то опаздывает в такой день? Валерий даже начал немного негодовать. Однако негодование его через минуту сменилось шоком, стоило ему только увидеть, как на это самое пустующее место приближается никто иной, как Борис Щербина.       Первая мысль, посетившая Легасова, — встать и уйти. Но она оказалась чересчур абсурдной, учитывая то, что Щербина на сто процентов знал, кто будет рядом с ним на параде. Валерий даже на секунду подумал, а не с подачи ли Щербины он тут оказался? С одной стороны, мысль грела душу, а с другой, это было странно. И о странности другой стороны Валерий предпочитал не задумываться.       Борис добрался до места назначения и даже не был удивлён такому неожиданному соседу. Валерий снова подумал, не подстроен ли его приход сюда?        — Профессор Легасов, — Борис в знак почтения кивнул головой и даже протянул руку, на что Валерий немало удивился, но в ответ протянул свою для обмена рукопожатиями. У Бориса была сильная уверенная хватка, олицетворявшая весь его образ. С таким мужчиной женщинам бояться было нечего. Вот за кем точно можно быть замужем. Однако обручального кольца Валерий при рукопожатии не обнаружил. Либо не носит, либо не женат. И почему Легасова это так волнует?       Борис присел на своё место. До начала парада оставалось несколько минут, поэтому он ими воспользовался, заводя разговор.       — Первый раз на параде? — Борис был настроен оптимистично, без ноток недовольства в голосе.       Сначала Легасов подумал, что вопрос был задан другому собеседнику, но, посмотрев в сторону, обнаружил, что наряду с ними сидят одни ветераны, которые без особого участия смотрят перед собой в ожидании праздника. Так что да, вопрос был адресован ему.       — Да, — отвечает Легасов. Наступает тишина. Может, стоит спросить что-то в ответ или разбавить эту тишину какой-нибудь фразой. Валерий не знал. Не знал, как ему себя вести с таким человеком, как Борис Щербина. Сказать что-то не то и показаться глупцом не хотелось, говорить без умолку умные вещи — тоже. Поэтому Валерий принял решение молчать.       — Вам обязательно понравится, — а вот Щербина решил иначе. Тишина рядом с Валерием угнетала, несмотря на то, что Борис её любил, но именно сейчас хотелось поговорить с этим чудным человеком. Он смотрит на Легасова, чуть повернув голову в бок.       — От чего Вы так напряжены? — спрашивает Щербина. Валерий смотрит в ответ, снова подмечает, что у Бориса красивые глаза, в которых, если долго смотреть, можно утонуть. Не поддаваться. Главное - не поддаваться. Валерий молчит, будто воды в рот набрал. Что ему отвечать? Что Борис его напрягает своим присутствием? Нет, слишком грубо. Сказать, что не хочет разговаривать? Тоже некрасиво.       — Слишком много почтительных людей, — Легасов останавливается на золотой середине. — Не привык к такому обществу, — он пожимает плечами.       — И что же? — Щербина немного хмурится. — Моё общество Вас тоже не утешит?       Двусмысленность этой фразы мог не заметить только ребёнок, ничего не смыслящий в человеческих отношениях. Борис и глазом не повёл, а кончики ушей Валерия вспыхнули, и перед взором вдруг встала яркая, до ужаса интересная картина того, как Борис Щербина утешает его своим обществом. Это было довольно… занимательно. Валерий тут же пытался отогнать этот образ, но тот, на злобу, закрепился в воображении. Отвлечься. Нужно на что-нибудь отвлечься. На удачу профессора, заиграла музыка, но прежде чем повернуть свою голову в сторону арки входа на Красную Площадь, Валерий обронил ответ:       — Меня уже давно ничьё общество не утешает.       Борису Щербине оставалось только гадать, что означает эта фраза, но мужчина рядом оказался для него достаточно интересен, чтобы не оставить его в покое.       ***       Май в этом году действительно баловал жителей столицы. Практически две недели с начала месяца стоит жара. Намёка на дождь в метеорологических прогнозах не ожидается, кажется, до конца месяца, а то и вовсе до середины июня.       Валерий Легасов не любил духоту. Ему больше по душе пришлась бы легкая, даже местами ветреная майская погода, а не то, что творится сейчас на термометре. Но какая бы погода не стояла за окном, замечательную выставку в Третьяковской галерее он пропустить в эту субботу никак не мог: сегодня там состоится показ монументальных росписей конца девятнадцатого и начала двадцатого века.       Думая об этой выставке, Валерий медленно помешивал ложкой в кружке чая. Вот сейчас он позавтракает, погладит рубашку и брюки — и в путь. Валерий вздохнул. Одиночество угнетает: рубашки гладить некому, готовить отменные блюда тоже, любить некого. Ему даже на выставку сходить не с кем — таким он казался отшельником. На самом деле Валерий просто однажды понял для себя, что нет такого человека, способного выстоять против его принципов, убеждений. И нет такого человека, который смог бы его переубедить. Встречаясь с людьми, Валерий не чувствовал к ним тягу, интерес. Не было общих тем для разговора, не было нужных точек соприкосновений, не было желания. И Валерий смирился со своей участью одинокого странника, пока… Пока в один прекрасный воскресный майский день не встретил Бориса Щербину. Не то чтобы Легасов влюбился, как школьница, с первого взгляда, но что-то внутри него проснулось, зашевелилось и с интересом начало наблюдать за известным политиком. Как было сказано ранее, Легасов уважал Бориса и симпатизировал ему, но личная встреча открыла глаза на то, что это был интерес и другого рода.       Определенно хотелось пообщаться: быть может, это наваждение пропало бы, стоило узнать товарища Щербину получше, или разогрелось бы ещё сильнее. А у Валерия ведь был шанс, и не один. Только вот не воспользовался профессор ими. После парада он быстро встал, сбивчиво поблагодарил Бориса за компанию и за то, что предоставил ему такую возможность: увидеть мощь Российской Федерации живьём, — он был уверен, что его приглашение сюда исходило от Бориса Щербины, — и пошёл было прочь, но его руку резко удержали. Валерий опешил, когда почувствовал чужие пальцы на своём запястье, и, сказать честно, чужое прикосновение было до ужаса приятным, ласковым. Он развернулся корпусом в сторону Бориса, а потом перевёл взгляд на их руки: пальцы Щербины крепко обхватывали запястье Валерия; после этого Легасов снова посмотрел на Бориса, и в его глазах читался немой вопрос, на который Борис дал ответ:       — Не хотите пообедать? — и мягко улыбнулся. Валерий же, напротив, испугался этого предложения и резко выдернул руку.       — Нет, извините, дела, — Валерий больше пробормотал эту фразу себе под нос, нежели высказал её четко, но Борис его понял.       — Какие дела могут быть в День Победы? — теперь он немного усмехается, понимая, что Легасов ищет повод отказать и получается у него это так себе.       — Разные, — отвечает профессор и пожимает плечами. — В любом случае, мне пора. Ещё раз спасибо и прощайте, — Валерий разворачивается, и на этот раз его никто не задерживает.       Вспоминая этот эпизод сейчас, Валерий клянёт себя на чем свет стоит. Его приглашали пообедать, пообщаться, и не абы кто, а сам Борис Щербина. Валерию казалось, что расскажи он об этом первому встречному, тот бы сразу покрутил у виска пальцем, намекая, что Валерий идиот. Идиот, который просто испугался испортить обед такому человеку. Испугался, потому что считал, что его жизненная позиция только отталкивает людей, а не притягивает. Боялся, что Борис ему понравится, а сам Борис никогда не сочтёт Валерия своим другом или чем-то большим. Ещё и сказал: "Прощайте." Как будто общество Бориса было ему действительно противно. Да, сначала он показал себя не с лучшей стороны, но ведь пришёл, извинился, выбил приглашение, пригласил на обед. И все это ради кого? ради обычного профессора. Просто Валерий знал, что Борис Щербина останется для него вне зоны досягаемости и, чтобы не тешить себя надеждами, огородился сам.       ***       В Третьяковке всегда было предостаточно людей, сегодняшняя суббота не стала исключением. Легасов прошёл к контролёру и вручил свой билет. Тучная женщина в форме работника, с собранными в строгий пучок волосами посмотрела на Легасова исподлобья, протягивая билет обратно:       — Добро пожаловать в Третьяковскую галерею. Приятного времяпровождения, — кажется, голос её был механическим, и Легасов на секунду задумался: не робот ли перед ним.       Он прошёл дальше, особо не задерживаясь возле зеркал, и сразу направился в первый зал. Выставка начиналась прямо отсюда. От увиденного у Валерия даже дух перехватило: тут и там стояли росписи, которые завораживали настолько, что можно было часами стоять и рассматривать все оттенки картины.       Недалеко от Валерия собиралась группка людей во главе с экскурсоводом. Присоединиться могли все желающие. Валерий подумал, что можно и походить группой, отсюда будет ощущение, что пришёл сюда не один. А если надо будет отвлечься на то или иное полотно, он всегда может отстать от компании. Поэтому ещё раз взвесив все за и против, Валерий подошёл к одной из групп, к которой уже подоспел экскурсовод — довольно молодая и красивая девушка. Анастасия, так она представилась своей группе, повела людей за собой, начиная свой монолог:       — В рамках проекта Третьяковская галерея открывает свои запасники. С первых лет работы Третьяковской галереи эскизы росписей были в фокусе внимания при формировании коллекции. Этот раздел собрания музея активно пополняется и в настоящее время. Сегодня в коллекции Галереи отражены работы над многими крупнейшими храмовыми и светскими ансамблями девятнадцатого и начала двадцатого веков. В состав выставки включены лучшие образцы, а также представлены эскизы неизвестных, несохранившихся и нереализованных росписей, многие из которых экспонируются впервые. Обратите внимание, справа от вас работа Александра Иванова из цикла «Библейские эскизы», — как по щелчку все сразу повернули головы в указанном направлении и остановились напротив картины, — которая называется «Ангел поражает Захарию немотой», — Валерий рассматривает все внимательным образом. Эту картину он много раз видел в книгах и на просторах интернета, но в живую она оказалась гораздо лучше и живописнее. Хотелось провести кончиками пальцев по холсту, потрогать эти краски, почувствовать настроение, но прикасаться к картинам строго запрещалось, поэтому Валерию пришлось наслаждаться только глазами. Иногда ему бывало очень жаль, что природа не наградила его талантом к рисованию.       Экскурсовод Анастасия оказалась образованной и начитанной девушкой. Она хорошо подготовилась к данной выставке и с удовольствием проводила экскурсию, попутно отвечая на вопросы гостей. Таких людей, знающий толк в своём деле, Валерий Легасов уважал. И несмотря на её молодость, Анастасия показала себя грамотным специалистом, которого с наслаждением слушаешь и идёшь за ней, впитывая всё, что она рассказывает.       Где-то к середине экскурсии Валерий отстал, остановившись возле работ всё того же Александра Иванова. Сегодня их здесь было около пятисот сюжетов, и все хотелось рассмотреть более детально.       Легасов смотрел на плавно переходящий тон в одной из картин, пытаясь понять, какой цвет акварели здесь преобладает больше, когда услышал голос справа от себя:       — Художник явно хотел создать систему росписей, где перед нашим взором проходила бы вся духовная история человечества.       Валерий застыл, как немое изваяние, как одна из недвижимых скульптур в музее, потому что жизнь к нему не может быть так благосклонна. Он никогда не верил в случайности и в такие совпадения тоже не верил, но точно знал, что рядом с ним стоит Борис Щербина. В который раз.       Валерий медленно повернул голову в бок, в надежде, что ему показалось, но нет, Борис был здесь и внимательно вглядывался в ту же экспозицию. Уловив движение, он оторвал взгляд от картины и посмотрел в ответ.       — Здравствуйте, — сказал Борис, слегка улыбаясь.       — Вы меня преследуете? — спросил Валерий скорее взволнованно, чем возмущённо.       — Отнюдь. Наши встречи абсолютно случайны, — Борис суёт руки в карманы брюк, и Валерий подмечает, что тот снова одет в деловом стиле. Интересно, он носит когда-нибудь обычные свитера и джинсы?       — Сначала Вы обвинили меня в растлении вашего внука, затем заявились ко мне в университет, потом подстроили мой приход на парад, теперь вот мы встретились здесь. Слишком много случайностей. Что Вам от меня нужно? — Валерий скрещивает руки на груди, закрываясь от своего собеседника.       — Сходите со мной на ужин, — вот так, просто и без замысловатых намеков. Легасов растерялся. Это второе приглашение от Бориса Щербины, и оно так заманчиво, но… но… Валерий вздыхает, опускает руки и зеркалит действия Щербины, отворачиваясь при этом от него к холсту.       — Я не самая подходящая компания для ужина, знаете ли.       Щербина подходит чуть ближе и тоже обращает свой взор на картину.       — От чего же Вы сделали такие выводы?       — Видите эти два оттенка? — Легасов показывает пальцем на небо, изображённое в пору заката. В нём преобладают оттенки нежно-розового, фиолетового и оранжево-желтых цветов. Пальцы Легасова указывают на плавный переход между розовым и сиреневым. — Они вроде бы из одной палитры, но всё равно разные. Так и мы с Вами, — Валерий резко поворачивается к Борису и не ожидает, что тот стоит так близко, нарушая границы личного пространства. Валерий сглатывает от этой близости. У Бориса явно хороший парфюм, от которого кружится голова, как у девицы на первом свидании. — Так и мы с Вами, — зачем-то повторяет Легасов. — Разные.       Борис усмехается. Он ещё ни разу не слышал отказа в свою сторону, а тут уже во второй раз его пытаются опрокинуть. От этого ещё больше хочется бороться.       — Знаете, — Борис снова поворачивается к картине, Валерий повторяет за ним. — Есть у этих оттенков кое-что общее. Вот здесь, — он показывает в сторону всё тех же двух цветов. — Они соприкасаются и вместе создают новый оттенок, который стоит между ними. Еле заметный, но он есть. Этот оттенок — их общее. Так и у нас с Вами: мы можем попытаться создать свой оттенок, и он будет для нас общим. Я не думаю, что мы разные, Валерий., — Борис позволил себе небольшую наглость — перешёл на имена — , но Легасов ничего против этого не высказал. — Один ужин. И уже после этого Вы сами решите: есть у нас что-то общее или же мы абсолютно разные.       Они снова смотрят друг на друга. Валерия поразило до глубины души, как Борис четко выделил этот крошечный, никем не примеченный оттенок и наложил его проекцию на их странные взаимоотношения. По крайней мере, они оба разбирались в искусстве, а это уже немало. Было о чем пообщаться. И к тому же, иметь хорошие знакомства ещё никому не мешало. А может, Валерию просто хотелось побыть в компании Бориса, и он просто боялся признаться в этом даже самому себе?       — Хорошо. Ваша взяла. Как насчёт сегодня?       Борис был более чем доволен.       ***       -… и вот мы увидели этого юнца, а он уже перебирался через забор на соседскую дачу. Мой пёс Рекс — немецкая овчарка — кинулся за ним и успел укусить его за одно мягкое место. Парень от неожиданности рухнул обратно, слава Богу, что ничего себе не сломал. Но его отчаяние надо было видеть, — Борис слегка смеется, вспоминая историю о воришке на даче, и отпивает немного красного вина из своего бокала. Валерий улыбается ему в ответ, накалывая на вилку кусочек курицы из салата.       Прожевав пищу, профессор разглядывает мужчину напротив. Кто бы мог подумать, что он будет сидеть в уютном тихом ресторанчике с таким влиятельным человеком. Борис оказался интересным собеседником, умеющим в любой теме поддержать точку зрения Валерия. Это приятно поразило Легасова, точно уверенного, что нет человека, так похожего на самого профессора. Но нет же, вот он, сидит напротив, улыбается такой заразительной и тёплой улыбкой, от которой на душе становится лучше.       Они прошли всю выставку в Третьяковке до конца, разговаривая о той или иной картине, останавливаясь и дискутируя напротив интересующего эскиза. Щербина рассказывал довольно занимательные факты, о которых Валерий доселе не слышал. Потом они попрощались и договорились встретиться позже в том самом ресторане, в котором сейчас проводят свой вечер.       — Расскажи, — просит Борис. — Почему ты пошёл в преподаватели? Валерий скинул с себя наваждение, которое приходило к нему каждый раз, стоило ему посмотреть на Бориса чуть дольше нескольких секунд, и ответил:       — Знаешь, я всегда стремился чему-то научиться. А когда ты узнаешь что-то интересное, познавательное, этим хочется поделиться. Так и здесь, я захотел, чтобы знания, которые получил я, перешли ещё кому-нибудь. Своих детей у меня нет, поэтому… — Валерий разводит руками, как бы показывая, что преподавание для него как смысл жизни.       Борис задумывается. Валерий был достаточно образованным и начитанным человеком, внешность была привлекательной в молодости и сейчас ничуть не хуже. Так почему же товарищ Легасов не обзавёлся семьей.       — По какой причине такой замечательный человек, как ты, не женат? — Борис не огорчён этому факту с одной стороны, но с другой он точно знал, как важно для мужчины оставить потомство.       Валерий пожимает плечами и, прежде чем ответить, делает внушительный глоток вина, стараясь спрятать смущение от комплимента.       — Не сложилось. Не встретил нужного человека. Ни к кому не тянуло, — стандартные фразы, которые используют люди каждый раз, стоит кому-то намекнуть на их одиночество. Тут Валерий осознаёт: у самого Бориса есть внук, соответственно есть дети, а, раз есть дети, то значит, есть и…       — Ты женат? — резко выпаливает свой вопрос Валерий, мысленно огорчаясь внезапно пришедшей к нему догадке. Ужин — это просто извинение за ту, давнишнюю, стычку на ВДНХ.       Борис замечает, как Валерий начинает нервно теребить салфетку, и не понимает резкой смены настроения. Возможно, в его вопросе кроется нечто большее, чем обычное любопытство.       — Нет, — отвечает Борис. — Я в разводе уже довольно-таки долгое время. Так что полностью свободен.       Валерий перестаёт теребить салфетку и внутри разрастается облегчение. В последней фразе Бориса явно скрыт подтекст, но Легасов предпочитает его не комментировать. Он и сам не понимает, что у них: свидание или просто ужин.       — В любом случае, я рад, что сегодняшний вечер провёл с тобой, — продолжает Борис, и от его слов сердце начинает стучать быстрее.       — Взаимно, — отвечает Валерий. Он ни разу не пожалел, что принял приглашение.       ***       Сытые и опьяненные вином и вечером, они шли к дому Легасова. Борис сам вызвался его проводить, на что Валерий пытался протестовать, но все его протесты пролетели мимо ушей политика.       Майский вечер был тёплым. Жара и духота, которые стояли днём, сейчас спали и уступили место спокойному, чуть влажному воздуху и лёгкому тёплому ветерку. Было хорошо. Дышалось свободно и чисто. Казалось, что они не в большом грязном городе, а где-то на природе, дальше от огней и людей.       На улице, по которой они пробирались к дому Легасова, было немноголюдно. В основном на встречу шли молодые парочки или небольшие компании, что-то весело щебечущие. Валерий и Борис тоже разговаривали: Легасов пытался объяснить Щербине принцип работы атомного реактора, чтобы тому было понятнее.       — Зачем тебе вдруг понадобилось это знать? — удивился Валерий, закончив рассказывать.       — На следующей неделе я еду в Курчатов. На АЭС. Там внеплановая проверка. После стольких лет Чернобыля… — Борис делает паузу. Они помнят то страшное время. — Люди научились беречь то, что их может уничтожить, — проговорил Щербина. — Поэтому мы собираем комиссию для оценки работы атомных реакторов. Пока Курчатов, затем Ростов и далее по списку.       Значит, Борис уезжает в командировку, значит, они не увидятся… Если бы была возможность тоже поехать с ним, посетить все атомки страны, убедиться, что реакторы работают так, как надо, то Валерий бы, наверно, прямо сейчас расцеловал бы Бориса за предоставленную возможность.       Ему всегда хотелось хоть одним глазком посмотреть на мощь АЭС. Он был уверен, что Чернобыльскую катастрофу так до конца и не расследовали, были там несостыкующиеся факты, которые он однажды хотел донести до учёных, но кто его слушал — восемнадцатилетнего студента инженерно-физико-химического факультета. Доводы молодого Легасова никому не были интересны, и тем более правду, о которой думал Валерий, никогда бы не захотели слышать в СССР.       Он был обычным человеком, не имеющим статуса, не относящимся к дорогим тусовкам, официальным костюмам, богатому обществу. Они с Борисом не были разными людьми в плане мыслей, мнений, но их всё равно разделяла огромная пропасть — социальное положение, которое в современном мире очень существенно. И с этим придётся смириться: Борис Щербина никогда не станет переступать черту с таким человеком, как профессор Легасов. И пока Валерия посещали такие мысли, к Борису пришла иная:       — Слушай, Валер, нам всё равно нужен будет опытный человек для осмотра реакторов. Я впишу твоё имя. Поедешь со мной.       Валерий от услышанного не заметил лежавший камень и споткнулся об него, только крепкая хватка Бориса не дала профессору встретиться с асфальтом. Политик все ещё удерживал Легасова чуть выше локтя, когда тот к нему повернулся: в глазах плескалось неверие пополам с благодарностью:       — Ты это на полном серьёзе? — тихо спрашивает Валерий. Борис молча кивает. — Спасибо. За то, что поймал. И за то, что хочешь включить меня в комиссию, — Борис улыбнулся и отпустил руку, однако на месте прикосновения Валерий все ещё четко ощущал горячие пальцы.       Они как раз подошли к подъезду дома, где жил Легасов.       — Что ж, — Валерий не знал, что говорить дальше. Он вдруг замялся, растерялся. Как-то быстро дорога от ресторана до дома промчалась мимо него. Отпускать Бориса отчего-то сильно не хотелось. Не хотелось возвращаться в пустую квартиру, где из живых существ была только кошка. — Спасибо за вечер. Буду ждать приглашение в командировку, — вышло как-то неловко.       Борис сунул руки в карманы. Такой расклад его не устраивал: они не школьники, которые не знают, что между ними происходит. Для Бориса тут всё было прозрачно и кристально. Стал бы он тратить своё время на человека, не интересующего его. Либо Валерий сейчас сам догадается, что нужно сделать, либо Борис будет снова брать всё в свои руки.       — Ладно, — говорит Борис. — Тогда до скорой встречи? — вопросительная интонация в голосе Щербины заставляет Валерия произнести следующую фразу:       — Не хочешь зайти ко мне?       Борис улыбается и принимает приглашение.       Они сидят на кухне. Точнее Борис сидит и гладит кошку, которая с первых минут начала ластиться к нему, а Валерий ставит чайник на плитку и достаёт плетёную корзинку с печеньями, ставит её на стол.       — Обычно она прячется от чужих, — говорит Легасов, наблюдая за Марусей и Борисом. Кошке он явно понравился.       — Значит, я не такой уж и чужой, — парирует Борис и усмехается, смотря на Валерия. Тот ему ничего не отвечает, только лишь дёргает уголком губ в подобие улыбки и отворачивается к нему спиной, чтобы наполнить кружки… А чем, собственно, их наполнить?       — Борь, что ты предпочитаешь: чай или кофе? — спрашивает Валерий, не поворачиваясь к собеседнику. И тут он чувствует, что его поперёк живота обхватывают руки, а ухо опаляет чужое дыхание, и он слышит:       — Я предпочитаю тебя, — от этого шёпота мурашки по коже начинают бегать, и Валерий оставляет все попытки заварить чай в кружку, разворачивается в кольце рук и оказывается непозволительно близко к политику. — Как только тебя увидел — с тех пор и думаю. Можешь считать меня сумасшедшим стариком, но… — Борис привык получать то, что хотел, поэтому в следующую секунду, наплевав на все приличия, не спрашивая разрешения, он просто берёт и целует Валерия уверено и жёстко, показывая своим пылом, что он не отступится.       У Легасова же в голове проносится много мыслей, о которых он тут же забывает: в конце концов, с разговорами можно подождать, особенно тогда, когда сам Борис Щербина рядом. Валерий отпускает все свои сомнения и отвечает на поцелуй. Обсуждения останутся на потом.