Keep 'em falling when I know it hurts

      Она здесь.       Гарри чувствует это буквально каждой клеткой своего тела; её прожигающий, надменный взгляд; её уже выпирающий, кажущийся огромным живот, который она все время старается прикрыть чем-нибудь, будь то руки или куртка.       Но сегодня Гарри подготовился, пусть не морально, зато физически, выпив приличное количество энергетиков, сверху глотнув что-то, напоминающее коньяк, любезно предоставленный Найлом. Хоран всегда был предусмотрительным.       Так что Гарри весел и полон жизни, его тело расслаблено. Никто даже не заметит разницы, ведь это его обычное поведение на сцене. Всё будет хорошо.       Остаётся только привыкнуть к пульсации в висках, к одной новой добавленной в сет-лист песне и к голосу Луи, который чёрт знает зачем просит увеличить громкость своего микрофона, и при обычных обстоятельствах Стайлс бы даже обрадовался такой перемене. Так что теперь голос Луи звучит громче. Болезненнее - сказал бы Гарри, если бы его спросили, но никто, конечно, не спросит. «How many nights does it take to count the stars? That's the time it would take to fix my heart.»       Гарри хочется сорвать голос на этих строчках, но он не может позволить себе таких привилегий перед многотысячной толпой, а тем более перед ними, так что единственное, что ему остаётся - петь так, словно он все ещё надеется на что-то.       — Лондон, вы были потрясающими все эти три ночи! Здорово снова вернуться домой. Вся любовь.       Когда за кулисами остаётся всего пара фанатов, Гарри думает, что взорвётся, потому что прямо сейчас он касается руки Луи, а несколькими минутами ранее он видел её где-то поблизости. И он больше не может этого выносить, ведь энергетики и алкоголь исчерпали себя ещё на середине концерта, а постоянные озабоченные взгляды Лиама угнетают. Но Гарри не может просто сбежать, потому что девушка лет шестнадцати просит их взяться за руки для фотографии, и Стайлс понятия не имеет, каким образом оказывается так близко к Луи, ведь он избегает его вот уже как несколько недель, словно, подойди он ближе - мир сейчас же разлетится на куски. Хотя, скорее сам Гарри распадается, когда крепко сжимает руку Луи в своей, и тот улыбается. Так, будто только что поймал звезду, получил Рождественский подарок или задул свечки на именнином торте.       Только для фото, уговаривает себя Гарри, на секунду прикрывая глаза, и распахивает их, улыбаясь при этом. Он чувствует, как подрагивают пальцы Луи, сжимает его ладонь крепче и приподнимает руки вверх, делая то, что должен.       Когда последняя фанатка скрывается за дверью, Гарри растворяется в помещении. Последние несколько лет его жизни, проведенные под микроскопом, вынудили его стать профессионалом в подобного рода вещах.       Его хватают за запястье, и Стайлс сглатывает, медленно разворачиваясь. Когда их глаза встречаются, Гарри хочется бежать.       — Гарри, пожалуйста, дай мне...       — Луи!..       Томлинсон оборачивается на оклик Найла и Гарри думает над тем, какую выпивку ему купит. Он вырывает свою руку из тонких пальцев, быстро ныряя за дверь.       Сбегает, как последний трус. *       Следующие две недели отпуска он решает провести дома со своей семьёй. Мама готовит потрясающие пироги, у Джеммы новый парень, который не нравится Гарри так же, как и все предыдущие, так что он внимателен и наблюдает.       Родные стены, как известно, помогают, но он не спал нормально на протяжении последних месяцев, потому что его нет рядом, так что, нет, они не помогают, когда в голове вертится одно и то же слово: оно обжигает, прокатывается огненным шаром вдоль позвоночника и оседает маленьким ядовитым огоньком на языке. Измена.       На третий день Гарри вспоминает, что его ежедневник остался в их его доме, поэтому оставляет небольшую записку на дверце холодильника и в два ночи уже сидит в самолёте. *       Прихожую заливает тёплый свет. Он бликует от стен и пола, создавая немного уюта и нагревая мёртвый дом.       Гарри не глядя кидает ключи на тумбочку, но они с грохотом летят на пол, отчего сердце сжимается, ведь он вспоминает: разгромил прихожую сразу после того, как узнал. Наплевав на ключи, парень направляется по коридору. Под ногами что-то хрустит, но Стайлс не смотрит, потому что знает: рамки. Множество фоторамок, которые раньше были развешаны на стенах на протяжении всего коридора.       Гарри чувствует, как с каждым шагом всё новые и новые осколки некогда счастливых воспоминаний вскрывают рубцы на его сердце, добавляют новые. Он хочет поскорее убраться из этого дома, долгие годы служившего им убежищем и пристанищем, но оказавшемся всего лишь сладкой утопией. Найти бы только этот чёртов...       — Хаз?       Гарри замирает у подножия лестницы и сглатывает, всеми силами пытаясь убедить себя в том, что это всего лишь галлюцинация его мозга, измученного бессонницей и джетлагом.       — Хаз, — тише, ближе и больнее. Подрагивающие пальцы касаются его запястья, но Гарри одергивают руку, точно ошпарившись.       — Не прикасайся ко мне, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы, разворачиваясь вопреки желанию сбежать к чертям из этого дома.       Когда их взгляды встречаются, Гарри хочется выть - настолько несчастным и маленьким выглядит Луи, стоящий на осколках их воспоминаний, среди разбросанных вещей и перевёрнутой мебели.       Стайлс поспешно отворачивается, поднимаясь по лестнице. Ему уже не нужен этот чёртов блокнот, всё, чего он хочет - сжечь этот дом вместе со всеми вещами, с воспоминаниями, с болью, с собой, с ним. Он хочет вернуться на восемь тысяч семьсот пятьдесят километров и двенадцать часов назад, вернуться и никогда больше не приезжать сюда. Никогда больше не видеть его.       — Гарри, пожалуйста, послушай, — умоляет Луи ему в спину, и голос срывается.       Стайлс мечтает сорваться с лестницы и сломать себе шею. Он не останавливается, преодолевая последние ступени. Каждая из них по ощущениям равняется тысячи, сердце загнанно бьётся, будто хозяин пробежал марафон, но, в сущности, этим он и занимается. Бегством.       Оказавшись в комнате, Гарри аккуратно прикрывает дверь. Хочется рвать и метать, хлопать дверями и срывать их с петель, но кажется, что от любого резкого, громкого звука хрупкое равновесие нарушится, и весь мир полетит к чертям.       Парень оглядывает комнату, поёжившись - их спальня пострадала больше всего. Гарри помнит, что его ежедневник должен быть где-то около развороченной постели. Аккуратно ступая, он обходит большую кровать. На полу, среди осколков от разбитой лампы, Стайлс видит его - распахнутый, с растрепавшимися листами и помятыми углами из-за полётов от стены до стены. Гарри чувствует себя точно так же - потерянным, потрёпанным и растерзанным. Использованным, ненужным, выброшенным. Он - оголённый провод, который может убить любого, кто его потревожит; но в этом случае он перегорит сам.       Трясущимися руками Гарри поднимает блокнот, смахивая осколки. Один из них цепляет кожу на пальце, царапая. Проступившая кровь смазывается об исписанный лист. Стайлс морщится. Пот, кровь и слезы - вот что теперь олицетворяет эта никчёмная тетрадка, в прямом и в переносном смысле.       Собрав все те крохи выдержки, которые у него остались, Гарри медленно спускается, сжимая в руках коричневый ежедневник. Он на секунду задумывается, что в состоянии кровоточить сильнее - его порез или этот блокнот, внутри которого чёрной ручкой буквально вырезаны мольбы, крики, клятвы и пустые обещания. Гарри кажется, что он сжимает в руках собственное сердце, растоптанное, но всё ещё живое.       Луи сидит на перевёрнутом кресле, заламывая руки, спиной к лестнице. Он подрывается, когда слышит шаги. На его лице нет ничего, кроме глаз, а резко выделяющиеся скулы ловят каждую тень. Гарри ощущает всепоглощающую тоску, потому что хочет отчаянно коснуться его. Луи измучен и истощён, но всё ещё так чертовски красив. Они не оставались наедине несколько месяцев, и видеть его так близко, но не иметь возможности дотронуться - мука. Особенно здесь, в доме, в котором они могли быть теми, кем на самом деле являлись, могли делать то, что им хочется. Теперь же это место - железная цепь, приковавшая все хорошие воспоминания к огромному булыжнику боли, утаскивающему их на дно.       Луи тянется к нему, и Гарри отворачивается, не в силах видеть слёзы в его глазах. Он судорожно вздыхает, опуская руки. Луи ловит его ладонь своими двумя, и Гарри замирает. Он боится шелохнуться, потому что знает, что следующее движение разобьёт его вдребезги, выбьет из-под ног вновь обретённую опору и опрокинет на лопатки.       — Гарри, пожалуйста, — надтреснуто шепчет Луи, — пожалуйста, хотя бы в последний раз, посмотри на меня.       Стайлс прикрывает глаза и чувствует морскую соль у себя под веками. Он смаргивает и вскидывает голову. Когда их взгляды встречаются, Луи выдыхает тихое «прости», сильнее вцепившись в его ладонь. Гарри слегка сжимает чужие пальцы до того, как хватка Луи слабеет, и прижимается губами к его лбу, зажмурившись на секунду.       Он идёт на дно и захлопывает за собой дверь.