Ice is starting to form Ending what had begun I am locked in my head With what I've done I know you tried to rescue me Didn't let anyone get in Left with a trace of all that was And all that could have been
Все почему-то думают, что он сын богатого папочки. Все эти новые рубашки из дорогих тканей, остроносые начищенные ботинки, блестящие на солнце так, словно покрыты слюдой. Эти крупные часы на запястье, извечный насмешливый взгляд, брошенный из-под ресниц. Этот образ успешного и немного ветреного юноши, которому всё на свете даётся легко. Все почему-то думают, что у него был влиятельный родственник, оставивший ему крупное наследство, а может быть, обеспеченный любовник или любовница, которым нравилось перед уходом засовывать зеленоватые хрустящие банкноты в нагрудный карман чужого жилета, нравилось баловать своего «мальчика», «детку», «лапушку», покупая ему рубашки от Valentino и запонки от Dunhill. Все думают, что Рональду Ноксу всего лишь повезло. Но на самом деле у него нет состоятельных спонсоров. Он просто умеет делать деньги. У него есть четкое представление о том, какой он хочет видеть свою жизнь после окончания Академии, и Рональд работает над тем, чтобы получить возможность осуществить любые свои выдумки. Каждый его день — стремительная погоня за целью. В мире финансов — своих и чужих, — он чувствует себя, словно рыба в воде. Первым улавливает новые тенденции, виртуозно подстраивается под ситуации, мгновенно хватая события по уздцы и поворачивая их ход в нужную для себя сторону. Рональд везде ищет выгоду. Это ни хорошо, ни плохо, — он просто так живет. Пространство бумажников и кошельков — его творческая мастерская. Мистер Нокс скорее забудет поесть, чем упустит возможность что-либо заработать. Иногда ночью, а иногда и днём, пропуская занятия в Академии, он ускользает в город. Там он изредка продает наркотики в клубах — за это платят весьма прилично, к тому же есть шанс покрутиться с VIP-ложах, послушать громкую визгливую музыку и пофлиртовать с красивыми манекенщицами. Иногда Рональд участвует в рекламных компаниях и с очаровательной белозубой улыбкой предлагает прохожим попробовать Смерть знает что. Бармен, ведущий, официант, аниматор, участник массовки в рекламе или фильмах… Если деньги нужны срочно, а хороших предложений нет, Рональд идет туда, куда позовут. Однажды он даже работал посудомойщиком в каком-то ресторане; непринужденно закатал рукава своего джемпера от Vivienne Westwood и провел целых три вечера у большой глубокой раковины на кухне. Нокс на удивление не привередлив и неприхотлив. Но его сокурсники об этом не знают. Они и не должны знать, если честно. Рональду нравится почти все ходящие о нем слухи. Уж лучше быть в глазах общественности избалованным папенькиным сынком, чем вечно подрабатывающим где придется студентом. Бедняки не пользуются туалетной водой Hugo Boss и не могут обеспечить себе безбедное будущее. Бедняки — пусть даже талантливые и усердные, — никто, а вот любовник высокопоставленного начальника… это звучит гордо и нужной степени интригующе. На него бросают заинтересованные взгляды, обсуждают его обновки и отлучки. В этом месяце по курсу ходит слух, что Рональд спит с миссис Эллисон — обеспеченной женщиной в возрасте, профессором мировой истории. Рональда устраивает такое положение дел: миссис Эллисон привлекательна и авторитетна, а ещё она овдовела три года назад. Он делает всё, чтобы подогреть любопытство окружающих: заслышав имя профессора, томно вздыхает, прикрывает глаза и иногда даже смущенно краснеет. Завидев её в коридоре, галантно вызывается помочь донести книги до учительской. Ситуация доходит до того, что миссис Эллисон, кажется, сама начинает несколько многообещающе улыбаться своему студенту и теперь обращает на него намного больше внимания, чем обычно. Рональд не беспокоится на этот счет, поскольку прекрасно знает, что если профессор вознамерится затащить его в свою постель, он согласится. Он согласится и будет заниматься любовью с женщиной, к которой не чувствует совершенно ничего, только потому, что приобретенный статус любовника богатой особы подарит ему новые возможности. Можете называть подобное поведение как угодно, у Рональда всё равно весьма гибкие представления о морали. Если они вообще существуют. Пребывая в непрекращающейся гонке за новыми источниками дохода, он забывает о том, что такое искренние чувства. Рональд слишком хорошо знает, что всё в этом мире продается и покупается, — нужно лишь сойтись в цене. Он сам готов чарующе улыбаться и имитировать настоящую страсть за приемлемую оплату. Если раньше ещё было ожидание какого-то настоящего чуда, то теперь оно трагически погибло. Нокс не встречается ни с кем, у него просто нет на это времени. Хотя нет, постойте: в чужом воображении он всё-таки встречается с призраками, с этими якобы-его-любовниками. Но всё это, как вы понимаете, не считается. Иногда, возвращаясь под утро и в изнеможении падая на кровать прямо в одежде, Рональд с тоской думает о ком-то, кто мог бы просто сварить ему кофе с утра или погладить рубашку. Он думает о ком-то, кто мог бы пробить его панцирь отстраненности и вызвать какие-то настоящие, реальные чувства. О ком-то, кто заставил бы Рональда захотеть принадлежать другому. Но всё это, как вы понимаете, только мечты самого обычного подростка. На него засматриваются сокурсники, но Нокс никогда не отвечает им тем же. Он скорее покончит с собой, чем позволит кому-либо из Академии узнать, откуда у него появляются деньги. У него есть цель, но рядом с ним нет никого. Рональд Нокс покупает одежду в дорогих бутиках, слывет самым завидным женихом на своём курсе. Рональд Нокс забыл о том, что такое нормально спать по ночам. Рональд Нокс, кажется, не успокоится, пока не заработает все деньги мира. Он упорно пытается убедить себя, что если и страдает от одиночества, то совсем чуть-чуть.***
Близится конец семестра, а вместе с ним и бал в честь окончания очередного учебного года. Для Рональда этот факт означает лишь то, что пришло время копить на новый выходной костюм. Возможно, и на новые туфли — в своих старых он уже пару раз появлялся на университетских сборищах, а так часто носить их неприлично. Нужны деньги и нужна работа. Рональд находит в телефонном справочнике номер Берты — милой девушки из центра трудоустройства, с которой он состоит в отношениях, чем-то напоминающих симбиоз. Рональд раз в два месяца водит Берту пить молочные коктейли в хорошие кафе, а та приберегает для него самые интересные вакансии. — О, Нокс, не поверишь, но я ждала твоего звонка. Есть тут одно интересное местечко, тебе понравится. Нужно будет в среду утром прийти на собеседование, сможешь? — Берта, милая, у меня очень важная лекция по демонологии, — притворно вздыхает Рональд, выдерживая паузу. — Конечно, смогу, о чём речь. В трубке слышен довольный смех. — Тогда сейчас скажу тебе адрес. Пишешь? — Секунду… — удерживая телефон плечом, пытаться на ходу нашарить в сумке ручку. — Да, пишу, душа моя. Диктуй. Он сразу понимает, что это адрес Департамента. Его восторгу нет предела, о чем он тут же сообщает хихикающей Берте, изливая на неё целые водопады игривых комплиментов. Департамент — это солидно, там можно обзавестись полезными знакомствами и дать сокурсникам новые поводы для сплетен. К тому же, в таком престижном месте за любую работу должны неплохо заплатить. Собираясь утром на собеседование, Рональд чувствует себя так, будто поймал за пушистый хвост удачу. Он надевает свой любимый темный галстук от Gucci и натягивает довольную улыбку. Дорога не занимает много времени; уже не совсем раннее, но всё же утро, а потому общественный транспорт привлекательно пуст. На нарядного парня косятся заспанные, спешащие на службу пассажиры автобуса, но Нокс почти не обращает ни на кого внимания, предчувствуя скорое прибытие в сказку. Департамент манит его, Рональд мечтает работать там после окончания Академии, но стать диспетчером не так-то уж просто, особенно если у тебя нет ни богатых родственников, ни влиятельных любовников. Жизнь несправедлива к беднякам, даже старательным. Но жизнь иногда всё же дает такой шанс, как сегодня, когда можно показать себя с лучшей стороны и заручиться рекомендациями от работодателя. Рональд долго петляет по коридорам огромного здания, пытаясь найти кабинет с номером, который написал на клочке бумаги пропустивший его охранник. Ряды одинаковых дверей из какого-то темного дерева постоянно сбивают с толку, к тому же тут, кажется, все этажи на одно лицо: панели на стенах, ковры на полу, шикарные диваны в холлах. Рональд пару раз был в Департаменте, когда преподаватели Академии водили их на экскурсии, но он никогда прежде не заходил в эту часть здания. Если в Отделе изготовления очков и Диспетчерском управлении всё выдержано в светлых тонах, то здесь каждый коридор похож на крытую галерею какого-то старинного замка. Темные обои, тяжелые бархатные шторы и стилизованные бра. Искомый кабинет обнаруживается на третьем этаже. Рональд буравит взглядом металлические цифры «601», поправляет пиджак, изображает самую жизнерадостную из своих улыбок и осторожно стучится. Он ожидает сначала услышать из глубин кабинета что-нибудь вроде приглушенного «Войдите», а потому вздрагивает от неожиданности, когда через мгновение перед его носом распахивают дверь. Нокс мог бы поклясться, что не слышал шагов. Внутри кабинета, очевидно, очень светло. По сравнению с полумраком коридора обилие света кажется почти ослепляющим, а потому первые несколько секунд Рональд просто ошарашено моргает, пытаясь к нему привыкнуть. Однако когда зрение возвращается, лучше не становится, поскольку в дверном проеме стоит жнец, которого невозможно не узнать. Гробовщик. Легендарный. О нем частенько рассказывали на лекциях. Ронни всегда слушал и удивлялся: как можно было умудриться прославиться во всех возможных областях? Кажется, не было ни одной крупной стычки с демонами, в которой Гробовщик не участвовал. Он практически стал символом прошлого десятилетия, он стал примером для подражания. Он поистине живая легенда. И он сейчас стоит на расстоянии вытянутой руки и в недоумении рассматривает мнущегося на пороге студента. Пауза длится и длится. Первым приходит в себя Гробовщик. Его брови ползут вверх, а губы складываются в ироничную полуулыбку. — Боюсь, юноша, вы ошиблись дверью. Кастинг моделей дальше по коридору, сразу после таблички «Выход». До свидания. Рональд не успевает опомниться, как дверь захлопывается перед его носом. На этот раз он избавляется от удивления быстрее и тут же нетерпеливо стучит снова. — О, это опять вы? — кисло вопрошает Гробовщик, высовываясь из-за приоткрытой двери. — Какая восхитительная настойчивость. — Простите, сэр, я пришел на собеседование по приему на работу. Охранник оставил мне номер вашего кабинета. Сожалею, если он ошибся. Легендарный поправляет очки, бросая долгий и весьма выразительный взгляд на юношу. — Собеседование? — веселая улыбка, насмешливое фырканье. — Молодой человек, я вас умоляю, перестаньте. Мне требуется временный секретарь, а не фотомодель. Вы, конечно, просто очаровательны, но я ищу сотрудника, который действительно будет работать. Против воли Рональд чувствует захлестывающее его раздражение, и в то же время у него появляется какой-то злой азарт. Фотомодель, значит? — Сэр, не подумайте, что я оспариваю ваши решения, но по моему скромному мнению трудно составить правильное впечатление о человеке, держа его на пороге. Ведь если привлекательный внешний вид можно отметить сразу, то способности к работе невозможно выявить после трех минут знакомства, не так ли? — с чрезмерной вежливостью, сладко и певуче говорит Рональд. Гробовщик кривится так, словно у него разом заныли все зубы, и отходит чуть в сторону, делая приглашающий жест рукой. — Проходите, — мрачно и торжественно приглашает он. — Если уж с бумагами будете разбираться отвратительно, то я вас поставлю у входа в кабинет вместо злой собаки, будете капать ядом на каждого, кто пройдет мимо. Рональд против воли хихикает, тут же получая неодобрительный взгляд. Внутри довольно просторно: высокие потолки и большое зеркало на стене напротив окна визуально делают комнату больше. Тяжелая хрустальная люстра под потолком светит холодным белым светом. Ряды стеллажей с папками и документами, несколько шкафов с книгами, огромный горшок с каким-то деревцем в углу. Около окна стоит массивный письменный стол, заваленный бумагами, канцелярскими принадлежностями, заставленный стаканами с недопитыми чаем и кофе. Там же обнаруживается служебный телефон с отложенной в сторону трубкой; оттуда тихим эхом доносятся короткие гудки. Где-то между шкафами Рональд замечает ещё один стол, меньше и проще предыдущего, но вмещающего на себе намного больше всяческой макулатуры. От созерцания отвлекает бархатный голос: — Что же вы, присаживайтесь. Рональд подходит ближе и занимает одно из кожаных кресел, стоящих напротив большого стола. Напряжение никак не желает покидать тело, а потому приходится хоть как-то успокаивать себя, нервно комкая пальцами рукав пиджака. Здесь, в этом кабинете, совсем другой мир, совсем иной уровень. В соседних комнатах, должно быть, находятся рабочие места кого-нибудь из Совета Директоров — это вам не шутки. Рональд не знает, готов ли к подобной ответственности. Ему внезапно становится не по себе. Сам Гробовщик в это время тоже усаживается, закидывая длинные ноги на столешницу. Взгляду тут же открываются высокие кожаные сапоги, опутанные целой уймой широких ремней с металлическими пряжками. Для мужской обуви каблук, честно говоря, слишком впечатляющий. Плотно обхватывающая лодыжки, голени и колени лакированная кожа; даже непонятно, где заканчиваются сапоги и начинаются брюки. Рональд смотрит и почему-то не может оторвать взгляд. Гробовщик замечает это и на секунду делает притворно удивленное лицо, а затем вкрадчиво интересуется: — Так как вас зовут? — Э-э-э, Рональд Нокс, сэр. — Учитесь, работаете? — Учусь. В Академии. Предпоследний год. — Не рано ли взялись покорять Департамент? Рональд обиженно хмурится и резко отвечает: — Нет. Гробовщик в успокаивающем жесте поднимает руки. — Нет так нет, не кипятитесь, молодой человек. Злость вам не к лицу. Нокс чувствует себя несколько уязвленным, а потому, чтобы перевести разговор в более безопасное русло, достает из внутреннего кармана пиджака своё резюме и протягивает его собеседнику. Тот настораживается и придирчиво рассматривает листки бумаги в чужих руках. — И что это такое? Конверт с сибирской язвой? — Резюме. — Ох, можете выбросить его, терпеть не могу всех этих формальностей. Не поймите меня неправильно, мистер Нокс, но мне глубоко наплевать на то, кто вы и чем занимались раньше. Для меня главное, чтобы мои поручения выполнялись быстро и в срок. Что вы умеете? Рональд ошарашено моргает. — Всё! — тут же находится он с ответом. — Вы только скажите, что вам нужно — будет сделано в лучшем виде. — Ох, какой вы… — игриво и в то же время ядовито отзывается Гробовщик, легко убирая ноги со стола и поднимаясь. — Пройдемте со мной. Нокс с готовностью следует за жнецом. — У меня, знаете ли, секретарь взял отпуск, а дела всё накапливаются и накапливаются… — печальным тоном жалуется Легендарный, подходя к столу, заваленному отчетами, административными письмами и какими-то папками. Со стороны вся эта гора выглядит весьма внушительно. — Давайте-ка проверим ваше усердие. Сделаем так: я тут отойду на секундочку, а вы попробуете рассортировать всю корреспонденцию. — Как именно? — Ой, мне вам нужно всё объяснять? — поморщиться и вздохнуть. — Ради Смерти, Рональд, давайте обойдемся без этого. Ненавижу всякие формальности. Вы кажетесь мне смышленым юношей, сами разберетесь. Изобретательность, самостоятельность и быстрая обучаемость входят в список моих требований к соискателям, — Гробовщик легко отмахивается и подхватывает со стола грязную кружку с остатками кофе. — Я даю вам… — быстрый взгляд на часы, — время до обеда, а потом вернусь и мы с вами обсудим ваши перспективы на данном рабочем месте. Удачи, — жнец выскальзывает за дверь, даже не дожидаясь согласия собеседника. Рональд раздраженно вздыхает, запуская пальцы в волосы и варварски разрушая идеальную укладку. Пытаясь собраться с мыслями, обводит кабинет задумчивым взглядом. Он уже жалеет, что пришел сюда, к этому фрику. К черту деньги, к черту связи, если придется каждый день терпеть такое вот отношение. Но… Давать волю эмоциям — непрофессионально и очень по-детски. Рональд ослабляет галстук, бросает пиджак на спинку кресла и садится за стол, придвигая к себе первую папку. Первые полчаса проходят невероятно медленно. Предыдущий секретарь явно пользовался какой-то замысловатой системой сортировки бумаг: ни одно отделение стеллажа не подписано, на первый взгляд все письма разложены, как попало. Рональду приходится постоянно напоминать себе, что он тут делает и зачем. Но постепенно работа ускоряется, и куча бумаг на столе становится всё меньше и меньше. Нокс против воли вникает в содержание служебной переписки и приказов и, складывая все полученные факты в голове, понимает, что Департамент готовит какой-то праздник. То и дело мелькают упоминания о приглашениях, аренде помещения, плате за украшение зала. Зарождается любопытство. Рональд начинает специально искать в текстах подсказки, ключи, которые укажут на повод для таких грандиозных трат. Он находит желаемое в одной из последних папок, полностью забитой эскизами памятника. Страница за страницей — Гробовщик. Разные позы, выражения лиц, одежда, стили, но суть одна. Рональд восхищенно рассматривает рисунки, чувствуя себя Алисой, у которой не хватило ума не следовать за Белым Кроликом. Одна из страниц притягивает внимание своей красной печатью «Утверждено». На ней — очередной эскиз. Гробовщик держит в руках огромную причудливой формы Косу, его волосы и полы длинного пиджака будто развеваются на ветру. Детали проработаны так, что нарисованный жнец выглядит, словно живой. Рональд замирает, а потом осторожно проводит пальцами по гладкой поверхности бумаги, очерчивая взглядом четкие линии чужой фигуры. За спиной слышен звук открываемой двери, и Нокс тут же поспешно захлопывает папку, бросает её обратно на стол и резко разворачивается на крутящемся стуле, стараясь принять как можно более невинный вид. Гробовщик удивленно и молча разглядывает студента, отмечая взъерошенные волосы, ослабленный галстук, болтающийся на шее, и отсутствие пиджака. Рональд тут же испуганно округляет глаза и лихорадочно пытается привести себя в порядок, но его прерывают: — Не надо, оставьте. Так лучше. Хотя бы выглядите не как унылое бюрократическое чучело, — одобрительно усмехается Гробовщик, отпивая из принесенной с собой кружки. — У меня нет пунктика насчет униформы. — Ага, — растерянно протянуть в ответ. — А я смотрю, вы справились, — говорит Гробовщик, указав кивком на опустевший стол. — Похвально, весьма похвально. Вы даже почти уложились в отведенное вам время. Гробовщик задумчиво отставляет кружку в сторону и берет брошенную Рональдом папку. Открывает, замирает, а потом бросает долгий испытывающий взгляд, словно бы спрашивающий: «Да ну?» Нокс смущенно откашливается и, чтобы скрыть своё замешательство, спрашивает: — Когда открытие? — Через месяц, — вздыхает жнец, захлопывая папку одним движением и отбрасывая её обратно на стол. — Прощальный подарок от Департамента. Что думаете, Рональд? — В смысле? — растерянно вскинутые брови. — Нравится памятник? — вопрос почему-то звучит так, словно у него есть некий слегка непристойный подтекст. — Неплохой, — невозмутимо и дипломатично замечает Нокс. — Весьма интересная, эм-м… концепция. — Прекрасно, — отбросить со лба длинную челку. — Можно ли задать вам вопрос? — Конечно. — Как вы собираетесь сдавать зачет по демонологии, если прогуляете все лекции из-за этой подработки? — вопрос, очевидно, должен ввести собеседника в неловкое положение, но не тут-то было. Рональд очаровательно улыбается. — Наш преподаватель, очаровательная мисс Смит, очень любит шоколадные конфеты с миндалем, — многозначительная пауза. — Я договорюсь с ней, будьте спокойны. Гробовщик какое-то время молча и очень серьезно смотрит на сидящего на стуле Рональда. Тишина в кабинете кажется физически ощутимой: она давит на плечи и на грудную клетку, удерживает на месте. У Легендарного светлые ресницы и брови, темные шрамы ползут по лицу и шее, но не уродуют, а даже наоборот, придают какой-то странный шарм. Рональд чувствует смутное желание что-нибудь сказать. Он даже приоткрывает рот, но Гробовщик его опережает. — Вы приняты, мистер Нокс, поздравляю, — бросает он через плечо, направляясь к своему столу. — Жду вас завтра в это же время. Не опаздывайте. Рональд быстро встает со стула, в спешке собирается и покидает кабинет, буркнув напоследок что-то не слишком вразумительное, но отдаленно похожее на «до свидания». Возвращаясь в общежитие, он всю дорогу думает о том, была ли подработка в Департаменте действительно настолько хорошей идеей. Вспоминая эскиз памятника, Нокс мимолетно улыбается, но тут же выбрасывает все мысли о нем из головы.***
Первая неделя пролетает так быстро, что неукротимый бег времени кажется каким-то злым фокусом. Собираясь на работу в пятницу утром, Рональд чувствует себя легко и свободно. Ему нравится Департамент. Нравятся эти мрачные темные коридоры, нравятся милые и глуповатые девушки из Отдела кадров, нравятся царящие в организации порядки. Ему нравится его начальник, который ведет себя и выглядит на редкость эксцентрично. Рональду не хочется уходить. Письма и приказы становятся такими привычными, теперь их можно сортировать хоть с закрытыми глазами. Все охранники и девушки-консультанты превращаются в хороших знакомых; с ними приятно поболтать и посмеяться, они все очаровываются новеньким сотрудником. Теперь невозможно понять, как раньше коридоры могли показаться одинаковыми: на первом этаже особый рисунок паркета, на втором — диваны из темно-коричневой, а не из черной кожи, а на третьем — больше окон, есть даже небольшой витраж. Рональд иногда захаживает в другие отделы, знакомится и интересуется насчет имеющихся открытых вакансий — так, на всякий случай. Он даже как-то раз сует свой нос в складские помещения и присматривает прекрасную Косу: красную газонокосилку с удобной ручкой и тремя скоростями. Рональд привыкает к Гробовщику, хотя это дается не так уж и просто. Он очень странный, этот Легендарный жнец, — часто пропадает где-то целыми часами, иногда вдруг начинает громко смеяться без, казалось бы, всякой на то причины. Он пьет безумно крепкий горький кофе чуть ли не литрами и заплетает себе маленькие тонкие косички. Большую часть времени у него рассеянный и доброжелательный вид, но бывают моменты, когда он весь внезапно собирается, напрягается, как почуявший дичь охотничий пес. Тогда у него в глазах загорается что-то жуткое и хищное, Рональду страшно находиться рядом в подобные моменты. Он остро понимает, что многочисленные битвы не прошли для Гробовщика бесследно. По той же причине с ним невозможно разговаривать про работу диспетчеров; он начинает злиться, очень эмоционально осуждать нынешний состав Диспетчерского отдела. Это звучит смешно из уст жнеца, сделавшего себе карьеру на сборе душ, но Рональд решает просто не поднимать данную тему. Он смутно догадывается о том, что такая реакция Гробовщика как-то связана с его скорым уходом из Департамента, но тот и об этом говорить не желает: резко прерывает и ядовито замечает, что для простого секретаря Нокс слишком любопытен и болтлив. На первый взгляд Легендарный выглядит очень уверенным в себе. Он ходит по коридорам, гордо подняв голову, он явно чувствует себя хозяином положения. Разговаривая с другими сотрудниками Департамента, обращается к ним свысока. Но это лишь на первый взгляд. Рональд проводит с Гробовщиком в одном кабинете по несколько часов каждый день. Он — мишень для многих ироничных замечаний и болезненных шуточек, он — мальчик на побегушках. И он невольно присматривается к своему начальнику, собирает о нем информацию, пытается научиться предсказывать его поведение. Рональд и сам удивляется, когда ему в голову вдруг приходит мысль о том, что Гробовщик на самом-то деле очень несчастен. Он зло шутит и язвит, но вся агрессия, заключенная в словах, кажется, намного больнее ранит самого говорящего, нежели адресата. Он держится высокомерно будто бы лишь для того, чтобы не допустить к себе. Изображает безразличие, тем самым увеличивая дистанцию. Пытается спастись, отгородившись от мира. За всей его демонстративной гордостью угадывается что-то, чему Рональд никак не может дать названия. Это то ли растерянность, то ли отчаяние, то ли страх перед будущим и боязнь собственного прошлого. Рональд не знает, что гложет жнеца, поборовшего сотни демонов, забравшего сотни душ. Рональд не знает, чего тот вообще может бояться. А потому старается об этом не думать. Он разбирает отчеты, поливает деревце в углу комнаты, таскает Гробовщику его отвратительный горький кофе из буфета и изо всех сил притворяется слепым. Помогает ли такая тактика — неизвестно. Гробовщик, кажется, с одной стороны благодарен за отсутствие лишних вопросов. А с другой, выглядит каким-то оскорбленным. В некоторых брошенных взглядах явно прослеживается немного детская обида: «Посмотри на меня, не притворяйся, что тебе всё равно». Гробовщик отгородился ото всех и теперь варится в собственном соку, в собственных чувствах, пытаясь найти кого-то, кто не побоялся бы поднять крышку кипящего котла. Рональд хочет что-то сделать, но не уверен, готов ли столкнуться с последствиями. Всё-таки он не создан для душевных разговоров, а Легендарному, возможно, сейчас нужно именно это. Рональд делает вид, что ничего не происходит. Он не слышит протяжных тяжелых вздохов, он не видит папок с документами, которые Гробовщик читает с таким лицом, будто ему воткнули лезвие Косы в грудь, а потом поспешно убирает в запираемый на ключ ящик стола. Рональд не сочувствующая нянька, он хороший работник. Его дело исполнять поручения, а не лезть в чужую душу. Ему все равно. Почти. Пятница знаменует собой конец первой рабочей недели, и Рональд уже мысленно предвкушает выходные. Он с радостью думает о возможности вдоволь поспать и не выходить из своей комнаты до конца утра понедельника. Наконец-то можно будет отдохнуть от бесконечного потока служебных бумаг и от Гробовщика. Можно будет не ломать голову над странным поведением босса, не стараться отыскать какие-то зацепки, указывающие на то, что именно с ним происходит. Наконец-то. Но Рональд забывает, что судьба любит играть с ним злые шутки. Обеденный перерыв, и он сидит в буфете, задумчиво ковыряя вилкой вишневый пирог. — Эй, здесь свободно? — интересуется подходящий к столику высокий блондин. Не дожидаясь ответа, он усаживается напротив Рональда и принимается размешивать сахар в чае. — Привет, Эрик, — Нокс всё-таки вспоминает этого парня; кажется, он работает в Диспетчерском управлении, и виделись-то они всего пару раз. — Как рабочий день? — Так себе, — мрачно отзывается жнец, делая большой глоток из картонного стаканчика. — Сегодня уже три вызова в мир людей, в Отделе чистки все с ума сошли. — А чего ты хочешь? — пожать плечами. — Всё-таки конец квартала. В следующем месяце будет полегче. — Ни черта, — мрачно констатирует Эрик. — Скоро холеные идиоты из Совета директоров выгонят Легендарного, и тогда Управление развалится окончательно. Рональду требуется целых две секунды, чтобы осознать смысл сказанной только что фразы. — Что? — сказанное с придыханием «о», широко распахнутые глаза и отброшенная в сторону вилка. — Выгонят Легендарного? Гробовщика? Эрик с вежливым удивлением упирается взглядом в собеседника и осторожно отвечает: — Ага. Ты что, не слышал? — закатить глаза, заметив недоумение на чужом лице. — Да, Совет решил отстранить его от службы. Там целый скандал был. Легендарный-то, ясное дело, не собирается никуда уходить; Департамент — вся его жизнь. К тому же, у Совета нет серьезных причин для принятия подобного решения, но как бы там ни было… Они все раскланиваются и бегают вокруг него на цыпочках, а сами уже дни в календаре зачеркивают. Вон, выхлопотали ему ещё два каких-то ордена и памятник. Откупаются. Гробовщик уйдет в конце этого месяца, а на его место поставят какого-нибудь отмороженного придурка — вот тогда мы и взвоем. Рональд ошарашено молчит, чувствуя себя полным дураком. Черт возьми, он же сам слышал, как Гробовщик назвал памятник «прощальным подарком», почему это не насторожило его тогда? Почему в своей игре в ничего не замечающего глупого секретаря он умудрился зайти так далеко? — Подожди, — все-таки собраться с мыслями, — но почему они его отстраняют? Должна же быть причина, хоть и негласная? — Рональд обеспокоено сводит брови на переносице, прикусывает губу и неосознанно проходится пальцами по волосам. — Слухи ходят, — кивает Эрик, а затем подается вперед и тихо шепчет: — Совет боится, что он помешался на своей работе. — В смысле? — неслышно выдохнуть в ответ. Эрик напряженно поджимает губы и на секунду прикрывает глаза. Когда он снова начинает говорить, вид у него очень невеселый. — Я тебе говорил, что пришел работать сюда только год назад? Так вот, я не видел этого своими глазами, но парень, один парень из старших диспетчеров рассказывал одну забавную историю. Короче, ты знаешь, как это бывает: откуда-то поступила информация о запланированном нападении группы нарушителей на какое-то поселение, Лондонское подразделение запросило поддержку. Департамент отправил туда троих диспетчеров, и Гробовщика назначили ответственным за операцию. Я точно не помню подробности, но суть в том, что когда наши прибыли туда, большую часть первой боевой группы уже перебили — всё-таки они сунулись в бой, не дождавшись поддержки, — а людей вырезали. Всех, — напряженная пауза, потом вздох. — Легендарный все-таки гений по части сражений, он мгновенно оценил ситуацию и придумал какую-то уловку, на которую все демоны попались. Диспетчеры их связали и уже готовы были отправить в Департамент. Понимаешь, по регламенту их нужно было допросить… — И что потом? — нехорошее предчувствие заставляет сердце окаменеть. Эрик отводит взгляд в сторону. — Он попросил на секунду оставить его наедине с нарушителями, и остальные не могли возразить. Он же был руководителем операции, к тому же никто ничего не заподозрил. Но когда ребята из оперативной группы вернулись… Он всех убил. Его застали, когда он уже кромсал Косой мертвые тела и хохотал при этом, как сумасшедший. Вся комната была в крови и черных перьях. Знаешь, там были диспетчеры, которые служат далеко не первый год; крепкие ребята, раза в два больше его. Но они стояли и смотрели. Легендарного успокоили, но то, что осталось от демонов, можно было собирать тряпкой. Рональд смотрит на Эрика в немом ужасе, чувствуя, как в животе разливается скручивающий внутренности холод. — Но… — Это не единственная история, по Департаменту их гуляют десятки. Говорят, что однажды к нему в квартиру зачем-то ворвались с обыском, и обнаружили там вскрытые трупы. Ещё я слышал, что он экспериментирует с пленками умерших людей — режет их там, монтирует, — хотя это запрещено. — Перестань, — отчаянно и одновременно раздраженно обрывает собеседника Нокс, вставая из-за стола. — Не хочу ничего слушать. Эрик хватает его за руку мертвой хваткой. — Подожди, — мягко просит он. — Я не утверждаю, что все слухи — правда. Но пойми, он прослужил очень долго, он много убивал и видел столько, что любой бы на его месте давно свихнулся. Лично я преклоняюсь перед Легендарным за его заслуги, но… Будь осторожен. — Смерть великая! — Рональд резко высвобождает руку, потирает запястье и зло хмурится. — Я просидел с ним в одном кабинете почти всю неделю. Всю неделю! Если ты думаешь, будто я не в состоянии отличить психа от нормального жнеца, то ты глубоко ошибаешься. Он в порядке, ясно? А вот у членов Совета явно что-то не так с головой, если они готовы избавиться от него просто потому, что им неудобно держать у себя в подчиненных сотрудника, сделавшего больше, чем весь чертов Департамент!.. Ну же, Слингби, ты ведь не прогуливал лекции по истории, когда учился в Академии? Вам же тоже рассказывали там про подвиги Легендарного? Эрик выглядит очень недовольным и даже оскорбленным. Он пару секунд буравит взглядом раскрасневшегося от злости Рональда, а потом с наигранным равнодушием пожимает плечами и возвращается к своему чаю. — Как знаешь. Я только не могу понять, почему ты так яро его защищаешь. Он ведь постоянно издевается над тобой и придирается по мелочам. — Просто у него такой характер. И в его придирках нет ничего такого, на что нельзя было бы закрыть глаза, — Нокс с удивлением ловит себя на том, что действительно как-то слишком сильно пытается оправдать того, кого даже толком не знает. — Возможно, ты прав, — дипломатично соглашается Эрик. — В конце концов, он твой босс, так что тебе виднее. Удачи, — поднять руку в прощальном жесте. — Да, увидимся, — бросает напоследок Рональд перед тем, как покинуть буфет. Он идет по темным коридорам, натыкается на каких-то жнецов, спешащих на обед, даже на автомате здоровается с ними, хотя и не всматривается в лица. Перед глазами до сих пор стоит образ Гробовщика из рассказов Эрика: шинигами, поддавшегося безумию, с перекошенным от дикой улыбки лицом. Рональд чувствует какой-то неприятный осадок на душе, когда понимает, что, несмотря на собственное нежелание соглашаться с версией о помешательстве Легендарного, он вполне может представить его себе таким. И это выглядит правдоподобно. Сознание тут же начинает лихорадочно перебирать все события последней недели, отыскивая мало-мальски странные ситуации. Да, иногда Гробовщик действительно кажется очень эксцентричным, но не более того. Не было ничего, что выходило бы за пределы нормы. А ещё стоит учесть, что, он, должно быть, очень переживает относительно своей отставки, а стресс может не лучшим образом повлиять на чьё угодно поведение. Чем больше Рональд думает об этом, тем больше успокаивается. Открывая дверь и заходя в кабинет, он уже почти полностью забывает свой разговор с Эриком. И теряет бдительность. Какая беспечность. — Нокс, — Гробовщик, мрачный, как сотня дождевых туч, сидит в своем кресле, сцепив пальцы в замок, — где вас носит в рабочее время? — голос невероятно напряженный и злой, Рональда аж всего передергивает. — Сейчас обеденный перерыв, сэр. — Мне плевать. Вы не разобрались с моим поручением, а потому не имели права даже выходить за дверь. Я понятно изъясняюсь? — заданный нарочито вежливым и убийственно ледяным тоном вопрос. — Меня не было всего лишь десять минут, — природное упрямство и гордость не позволяют сдаться так просто. — Да что вы говорите? Я вам плачу не за посиделки в буфетах. Есть и пить будете дома. — Вы мне вообще ещё ничего не заплатили, так что придержите язык, — закипает Рональд. Он прекрасно знает эту свою особенность: в любых ссорах и перепалках он просто не может держать себя в руках. Если в обычной ситуации Рональд всегда готов промолчать, то, разозлившись, совсем не может остановиться. Вот и сейчас какая-то его часть испуганно вздрагивает и забивается в дальний угол, понимая, что подобная грубость, брошенная в лицо начальнику, не сойдет с рук, но этот робкий порыв заглушает бушующее море раздражения. Гробовщик замирает на мгновение, а потом расплывается в сладкой, манящей и жуткой улыбке. Посмеиваясь, медленно поднимается из кресла, не сводя пристального хищного взгляда с Нокса, а тому хочется броситься бежать, но проклятая гордость примораживает ноги к полу, не позволяя двинуться с места. — Какая отчаянная смелость, Рональд, — интонации голоса переливаются с обманчивой мягкостью и вкрадчивостью. — Ты ведь совсем меня не боишься, правда? Гробовщик медленно приближается, и в его походке проскальзывает чарующая плавность и грациозность, и он отдаленно напоминает хищника, приближающегося к загипнотизированной жертве. Зеленые глаза ярко и загадочно поблескивают сквозь завесу длинной челки. Шаг, ещё шаг. Стук каблуков. Часы перестают тикать, воздух наполняется опасным напряжением. Рональд боится пошевелиться. Он смотрит на жнеца, идущего к нему, и четко понимает: да, скорее всего, ходящие про него слухи — чистая правда. Да, возможно, он не в своем уме и очень опасен. Да, он пугает сейчас до дрожи, но Рональд никуда не уйдет. Его вдруг охватывает всепоглощающее безразличие: убьет — ну что ж, не убьет — очень славно. Но не стоит доставлять Легендарному лишнее удовольствие, демонстрируя испуг и покорность. Расстояние между ними можно измерить несколькими сантиметрами, когда рука с длинными черными ногтями впивается Ноксу в горло. Тот тут же обхватывает её, пятясь ослабить чужую хватку, но затея явно бесполезна. Гробовщик оказывается на удивление сильным. Неестественно сильным. Тонкие пальцы сдавливают шею, и Рональд уже начинает задыхаться. — Я могу раздавить тебя, как букашку, — ласково шепчет Легендарный, придвигаясь ближе. Нокс чувствует чужое горячее дыхание у себя на губах и пытается высвободиться или хотя бы отвернуться, но его удерживают на месте, сжимая горло так, что перед глазами начинают мелькать черные всполохи. В глазах Гробовщика ярким пламенем горит злое веселье. Улыбка всё больше становится похожа на оскал. На свободу рвется что-то дикое, разрушительное и всепоглощающее. Готовое превратить своего обладателя в убийцу, способное к чертям подавить все жалкие попытки контроля. — Страшно? — вкрадчиво спрашивает он. Выражение лица становится выжидательным и предвкушающим. Рональд не делает ничего: не отвечает, не пугается, не сопротивляется. Это не шок, не замешательство, не замысловатый способ отвлечь противника и освободиться. Осмысленный взгляд, полный уверенности, наводит на мысль о том, что это, скорее, ожидание. Рональд просто смотрит на Гробовщика и ждет чего-то. Причем совершенно спокойно и терпеливо, словно абсолютно точно знает, что именно случится в ближайшее время. Его спокойствие имеет какую-то магическую силу, передаваясь через зрительный контакт и оппоненту. Проходит несколько секунд. Рональд начинает сдавленно хрипеть от недостатка воздуха, но тут Легендарный брезгливо морщится и разжимает руку, отпуская своего подчиненного. Делает несколько шагов назад. Нокс неловко падает на пол, заходится в кашле, но всё-таки с трудом выдавливает из себя: — Вы бы меня не убили. Гробовщик замирает на полпути к столу и медленно поворачивается. Удивленно глядит на юношу сверху вниз. — С чего ты это взял? Ну же, ты уже должен был услышать кое-какие слухи обо мне. Только что тебе выдалась замечательная возможность убедиться в том, что они небезосновательны. Я сумасшедший, — в голосе прослеживается гордость вперемешку с горечью. — Думаешь, я испугался последствий? Департамент так и мечтает выпроводить меня поскорее, они бы сделали всё, если бы я пообещал уйти без скандала. Они даже спрятали бы твой труп и уничтожили улики, понимаешь? Нокс с трудом поднимается на ноги, отряхивая брюки и откидывая влажные волосы со лба. Когда он начинает говорить, его слова звучат уверенно и спокойно. — Вы бы меня не убили, — повторяет он, без стеснения глядя в глаза собеседнику. — Вы же не безумны. Гробовщик, уже приготовившийся прибить Рональда, давится своей несказанной фразой и в немом удивлении распахивает глаза. Всего лишь секунду он выглядит до ужаса уязвимым и до боли уязвленным, словно весь мир только что разлетелся на куски, но тут же собрался, как мозаика, а потом сделал вид, что ничего странного вовсе не случилось. Но самоконтроль тут же приходит в себя, наспех маскируя неуверенность сарказмом. — Что? Если ты не заметил, я чуть тебя не задушил. На твоем месте я бы уже давно бежал по коридорам и орал во всё горло, что мой босс спятил. Давай же, Нокс. Дверь не заперта. — Вы не безумны, — с нажимом повторяет Рональд. — Вы прекрасно умеете держать себя в руках, и только что это продемонстрировали. Просто вам нравится пугать, нравится казаться опасным. Вы, наверное, хотите, чтобы весь Департамент вас побаивался. Вот только зачем?.. Гробовщик поджимает губы и отворачивается. — Не твоё дело, — грубо и жестко. — Но я хочу понять!.. — горячо возразить, сделав шаг навстречу. — Вас отстраняют от работы ни за что, вы могли бы выступить против Совета, доказав их ошибку, но вместо этого подыгрываете им. Директора думают, что вы ненормальный. Но всё не так! Зачем вам это? Я… я просто не понимаю, — неловко закончить эмоциональный монолог на тихой ноте. Гробовщик продолжает стоять спиной к собеседнику, но по идеально прямой лини его напряженных плеч можно догадаться, что разговор желательно закончить в ближайшие секунды. Однако Рональд остается на месте; можно считать это своеобразного рода вызовом. В кабинете в очередной раз повисает пугающая тишина, которая, кажется, становится чем-то вроде доброй традиции. — А зачем тебе вообще что-то понимать? — голос Гробовщика звучит очень странно: задумчиво, ровно, вкрадчиво. — Ты всего лишь мой секретарь. — Мой статус неважен, — обиженно заметить в ответ. — Лучше подумайте о том, что я — первый, кто узнал правду о вас. — Ты ничего обо мне не знаешь, — ядовито огрызнуться, слегка повернув голову. — Вы обо мне тоже. — Да ну? — снова возвращается искристый хрипловатый смех. — Что же такого я мог не знать про тебя, Нокс? То, что ты беден, как церковная мышь, или то, что ты втайне от своих богатеньких сокурсников работаешь барменом в клубах? То, что ты покупаешь свои модные рубашечки на распродажах? Колкость попадает точно в цель: Рональд поджимает губы и хмурит брови, смотрит на Легендарного пристально и даже с какой-то злостью. — Откуда вы… — Я не просто так сижу в этом кресле, — повернуться и любовно провести рукой по высокой спинке. — Почему у тебя такое кислое лицо, а? Не нравится делиться с другими своими секретиками? — губы складываются в хитрую усмешку. — Ненавижу вас, — яростно заявляет Рональд, сжимая кулаки и изо всех сил старясь не сорваться. — Ноги моей здесь больше не будет. Я увольняюсь. — Ой, как всё серьезно, — насмешливо фыркает Гробовщик, в притворном издевательском испуге прижимая ладонь ко рту. — Напомнить тебе, дорогуша, что ты не можешь уйти без моего разрешения? Я до сих пор твой работодатель. — Мне плевать, — схватить лежащий на столе пиджак и быстро направиться к выходу. — Рассчитайте и пришлите мне зарплату за неделю. Всего хорошего. Рональд уходит из кабинета, не оглядываясь, и напоследок громко хлопает дверью. Его мучает ощущение того, будто в его душе кто-то долго и не слишком аккуратно копался какими-то мерзкими медицинскими инструментами, а затем наспех зашил разрез, оставив содержимое в полном беспорядке. Какого черта?.. Это была всего лишь подработка, у Рональда были сотни таких. Это просто способ достать денег, ничего личного. Это не должно было включать в себя заинтересованность, обеспокоенность, недоумение и гнев. Смерть великая, это же всего лишь работа. Так почему она умудрилась стать чем-то большим? Кто ей позволил? Рональд злится на Гробовщика и на себя; радуется, что у него хватило ума уйти именно сейчас: кто знает, что могло бы случиться, получи ситуация дальнейшее развитие… А так Рональд найдет себе другую работу, что-нибудь менее престижное, но зато более безопасное. И пускай Легендарного увольняют — это не его дело. Пускай Легендарный притворяется сумасшедшим фриком и пугает весь Департамент — это тем более не та область, куда мистеру Ноксу стоит совать свой нос. Всё вернется на круги своя. Всё будет прекрасно. Но в понедельник утром Рональда будит заливистый и нервный звонок телефона. Учитывая тот факт, что электронные часы на прикроватном столике показывают в этот момент ровно без пяти восемь, приятного в ситуации оказывается чрезвычайно мало. Телефон все звонит и звонит, требуя немедленного проявления внимания к себе. Рональд на ощупь нашаривает сотовый и спрашивает заспанным голосом: — Кто это? — Какого черта вы не в Департаменте, мистер Нокс? — посмеиваясь, интересуется Гробовщик. — Да вы спите, что ли? Даю вам пятнадцать минут на сборы. Рональд тут же окончательно стряхивает с себя остатки сна и садится на кровати, перехватывая телефон поудобнее. — Простите, — убийственная вежливость, — но я больше у вас не работаю. — Точно, — с готовностью подтвердить. — Вы у меня стажируетесь, — маленькая пауза, чтобы насладиться мертвым молчанием на другом конце провода. — Если не верите, забегите к вашему декану. Выделю вам на это ещё десять минут. А затем жду вас у себя. Пошевеливайтесь. Когда телефон начинает издавать монотонные короткие гудки, Рональд, будучи не в состоянии сопротивляться искушению, со всей силы швыряет его в ближайшую стену.***
Все сокурсники завидуют ему. «Работать в Департаменте очень интересно, правда?..» «Ох, да это же сам Легендарный!..» «Круто, ты сможешь многому у него научиться…» «Потом, наверное, будет легче получить работу в Диспетчерском управлении…» И Рональд согласно кивает на все реплики подобного плана. Он изо всех сил делает вид, что стажировка у Гробовщика — лучшее, что с ним случалось. Разумеется, сокурсники после такого ответа начинают завидовать ещё больше. Всё, казалось бы, складывается просто прекрасно. За исключением одной детали: Рональд мысленно зачеркивает дни в календаре, изо всех сил желая приблизить окончание месяца. Он мечтает лишь об одном: чтобы без лишних происшествий закончить свою невесть откуда свалившуюся на него стажировку и больше никогда не видеть Гробовщика. Забыть его лицо, его голос, его тонкие шрамы на шее, стук его каблуков. Выбросить из головы даже дорогу к его кабинету. Просто стереть из памяти то, что они вообще были когда-либо знакомы. Общество Легендарного теперь тяготит. Каждый раз, случайно или намерено встречаясь с ним взглядом, Рональд думает: «Он мне не доверяет». Гробовщик всё знает о нём, а сам не хочет подпускать к себе, скрывая истинные мысли и чувства за придирками и едкими комментариями. Как будто считает, что Нокс может проболтаться, если всё узнает. Это на удивление сильно задевает, и Рональд принимает единственно верное решение: делая свою работу, не стоит лезть в чужую жизнь. Он с головой зарывается в кипы отчетов, приказов и уведомлений, стараясь как можно реже смотреть в сторону чужого рабочего стола. К слову, если раньше придирки Гробовщика казались чем-то несущественным, то теперь они будто бы становятся намного более обидными. Если раньше любые едкие слова стекали с Рональда, словно с гуся вода, то теперь ему приходится постоянно сдерживать себя, чтобы не сказать что-нибудь грубое в ответ. А Гробовщик, кажется, только и делает, что ищет мелкие недочеты, в которые можно ткнуть носом своего секретаря. Что бы Рональд ни делал, он делает не совсем правильно. Он практически чувствует у себя за спиной дыхание Гробовщика, который только стоит и высматривает, по поводу чего можно выразить своё неудовольствие. Раздражение медленно, но верно закипает, временами туманя голову и пытаясь вырваться наружу. Но Нокс, разумеется, ещё способен держать себя в руках. Теперь он знает, что Легендарный имеет власть и связи, так что любое неповиновение со стороны подчиненного сделает ситуацию только хуже. Нужно сжать зубы и терпеть. Хотя терпение, видит Смерть, вот-вот готово отказать. Кажется, к середине недели Гробовщику надоедает играть в игру «доведи Рональда Нокса до белого каления за две минуты», и он возвращается к своим делам. Опять пьет литрами отвратительный горький кофе, один запах которого, наверное, содержит в себе больше кофеина, чем вы умудрились бы выпить за всю свою жизнь. Снова появляются папки с документами, обходящие стол Рональда стороной и прячущиеся в запираемые на ключ ящики чужого рабочего стола. Гробовщик часами может листать какие-то бумаги, прочитывая их по сотне раз, оставляя заметки, в задумчивости сидя в кресле. Теперь он намного чаще исчезает куда-то на несколько часов, возвращаясь потом в отвратном настроении и принося с собой странный резкий запах. Рональду кажется, что так пахнет в больницах, и он на всякий случай проверяет расстояние до всех ближайших госпиталей и убеждается в ошибочности своей теории: Гробовщик за время отлучек ни за что не успел бы съездить туда и обратно. А в медпункте Департамента никогда не пахнет лекарствами так сильно, и туда вообще редко кто заглядывает. Пора бы выбросить все странности своего босса из головы, но Рональд не может: они беспокоят его, он чувствует себя собакой-ищейкой, ступившей на след. Он привык доверять своей интуиции, которая всегда указывает ему на заслуживающие внимания факты; и сейчас интуиция просто голосит, настойчиво дергая его за рукав и показывая пальцем на вернувшегося в очередной раз Гробовщика, насквозь пропитавшегося ароматами каких-то лекарств. «Лучше бы он по-прежнему придирался ко мне», — устало думает Рональд, изо всех сил стараясь сконцентрироваться на служебных письмах. Во всяком случае, вечные ехидные придирки он уже почти научился игнорировать, а вот эти странные недомолвки — нет. И не научится, наверное, слишком уж велико любопытство. Рональд обязательно бы задал Гробовщику все интересующие его вопросы, но после того, что случилось в ту пятницу, не хочется даже заговаривать с боссом без необходимости. Всё равно тот не ответит, да ещё и ядовито прокомментирует подобную бесцеремонность и желание помочь. Ноксу всё чаще попадаются бумаги, связанные с отставкой Легендарного: информация о выплатах пособий, вопросы по поводу точной даты освобождения кабинета, уточнения относительно торжественного вечера в честь открытия памятника. Гробовщик читает их и морщится, мрачнеет и начинает жестоко подкалывать всех сослуживцев, которым не посчастливилось столкнуться с ним в Департаменте. Рональду, понятное дело, достается больше всех. Но он вдруг замечает, что вся его злость куда-то пропадает. Он день за днем наблюдает за жнецом, у которого отнимают то, что он любит больше всего на свете — работу, занявшую значительную часть жизни; и это зрелище вызывает неуместное сочувствие. И жалость. Нокс смотрит на Гробовщика, который усердно прячет разочарование и боль где-то глубоко внутри и, пытаясь сохранить спокойствие, и видит, как тот мучает других так, словно мстит им. Это тяжело вынести, и поэтому Рональд перенимает тактику своего босса: ускользает из кабинета по любому поводу, чтобы как можно реже находиться с Легендарным наедине. Рядом с Гробовщиком витает какая-то темная аура, портящая настроение любому, кто окажется рядом. Рональд просто спасается от чужого горя. Он снова торчит в Диспетчерском управлении, пьет чай в буфете и болтает с девушками из колл-центра. Он замечает, что с каждым днем слухов о сумасшествии Гробовщика становится всё больше. Теперь любой курьер считает должным в красках пересказывать всякие выдуманные абсурдные истории. Желтой прессе и не снился подобный размах. Рональда часто спрашивают о том, действительно ли его босс хранит в кабинете скальпы убитых им демонов и прячет острое лезвие под одним из ногтей. И если раньше Нокс, чтобы подогреть интерес публики к себе, согласился бы и даже предложил бы за небольшую плату выкрасть это лезвие и выставить на всеобщее обозрение (подсунув всем фальшивку, разумеется), то теперь он лишь закатывает глаза, называет всех идиотами и раз за разом говорит: «Нет, нет, это неправда». Через какое-то время глупые молодые диспетчеры, перемывающие чужие косточки с упорством старых бабушек-сплетниц, надоедают ему даже больше, чем озлобленный придирчивый Гробовщик. Рональд тяготится своей работой. Ему трудно сосредоточиться на папках со справками, когда совсем рядом происходит что-то загадочное и пугающее. Ему трудно не закрывать глаза на перемены настроения и странности своего шефа, когда он понимает, что по большей части всё это безумие — наигранное и фальшивое. Он замечает, что начинает пристально разглядывать Гробовщика, когда тот не видит. По ночам он снится Ноксу, улыбаясь очаровательной улыбкой Чеширского кота и многообещающе сверкая зелеными глазами из-под пепельной челки. Для всех остальных Рональд продолжает оставаться легкомысленным и успешным юношей в дорогих костюмах от Valentino, шутником и душой компании. На самом же деле он злится на себя, устает и путается в собственных желаниях и мыслях. Ему хочется просто закончить свою стажировку без происшествий. Ситуация меняется в один прекрасный день, когда он, ускользнув из кабинета, бесцельно шатается по зданию Департамента. Ноги сами приводят его к галерее, ведущей к Библиотеке. Оттуда веет жарой и духотой, но солнце перемигивается в стеклах витражей так заманчиво, что Рональд решает прогуляться до читальных залов. Здание Библиотеки поздней весной и летом очень похоже на доменную печь. Все высокие окна обращены на солнечную сторону; большинство из них не открывается. Воздух нагревается и застаивается, как вода в болоте. Представьте себе: тысячи книг на стеллажах, образующих ряды, конца и края которым не видно. Если в первый раз заглянуть в Библиотеку без проводника, можно и заблудиться. Здание настолько огромно, что без помощи квалифицированных жнецов можно потратить на поиски нужной пленки около недели. Пол выстилают ковры. С густым высоким ворсом, который только мешает. Если честно, в таких условиях он превращается в самый обыкновенный пылесборник. Уборщицы делают все возможное, но все равно не справляются — читальные залы просто огромны. Тут как-то собирались поставить кондиционеры, но архитекторы чуть ли не ценой собственной жизни собрались отстаивать изначальное положение вещей: для кондиционеров пришлось бы превратить в решето половину стен. Древняя роспись на которых, к слову, представляет собой определенную художественную ценность. К тому же, старинное здание могло и не вытерпеть такого вандализма. К тому же, за время строительных работ ценные пленки могли повредиться. К тому же, кондиционеры не решили бы проблему до конца. Проще говоря, аргументов было предостаточно. Так что здание Библиотеки летом по-прежнему очень похоже на доменную печь. Набитую изнутри книжной пылью. Этот запах разогретой пыли — жаркий, душный, пресный — преследует жнецов день ото дня. Рональд любит жару и тепло. Ему нравится здание Библиотеки — громадное и величественное, ему там уютно. Он решает посидеть где-нибудь и вспоминает, что на втором этаже есть холл с диванами. Уже свернув в сторону ведущих наверх лестниц, Нокс вдруг улавливает чьи-то голоса за дальними рядами стеллажей. Секундное колебание оканчивается полной победой любопытства. Аккуратно и бесшумно ступая, Рональд подкрадывается ближе. Притаившись за библиотечными полками, он присматривается к стоящим неподалеку собеседникам и тут же зажимает себе рот, заглушая удивленный вздох. В конце ряда стоят Гробовщик и, судя по специфической униформе, один из смотрителей Библиотеки. — Простите, сэр, но, боюсь, я вынужден поставить в известность вышестоящие инстанции, — недовольно замечает жнец. — У вас нет доказательств того, что я причастен каким-либо образом, — насмешливо цокает языком Гробовщик. Однако по тону голоса и по чужой напряженной позе Рональд понимает: его босс причастен, ещё как. — Эти кинопленки были записаны на вас. Вам не разрешалось выносить из их читальных залов. — Я к ним и пальцем не прикасался. Проверьте свои записи. — Мы проверили несколько раз. Ошибки быть не может, сэр. Это серьезное административное нарушение. — Все пленки на месте, так что я не понимаю, о чем тут ещё разговаривать. — Они были повреждены, когда их вернули, — говорит смотритель, а потом переходит на зловещий заговорщицкий шепот. — Я знаю, что вы пытаетесь сделать. Это запрещено. Если мне удастся доказать вашу вину, вас упекут за решетку. — Вы угрожаете мне? — осторожно уточняет Гробовщик, опасно усмехаясь. — Серьезно? — То, что вы собираетесь сделать, — противоестественно и наказуемо. Я пишу докладную директору Совета. Рональд прикусывает нижнюю губу, мучаясь нехорошим предчувствием. Он вполне отдает себе отчет в том, что не имеет ни малейшего понятия, в чем именно обвиняют Легендарного, и что сейчас ни в коем случае не стоит встревать в чужой разговор. Однако он также догадывается, что если у смотрителя не хватит ума оставить своего собеседника в покое, то Гробовщик может выйти из себя и наломать дров. Ситуация весьма неоднозначная, а потому лучше сидеть тихо и молчать. «Лучше сидеть тихо и молчать, — думает Рональд, выходя из-за стеллажа. — Ну конечно». — Добрый день, сэр, — обращается он к смотрителю Библиотеки, очаровательно и жизнерадостно улыбаясь от уха до уха. — Я тут проходил мимо и случайно, разумеется, услышал, как вы обвиняете моего шефа в том, о чем даже вслух сказать страшно. Рональд подходит ближе, а Гробовщик и его собеседник смотрят на него в немом удивлении, застыв на месте. Нокс просит все высшие силы, чтобы его план сработал. — Вы знаете, вынужден вам признаться, что это я во всем виноват, — грустно продолжает он. — Вы? — шокировано выдавливает из себя смотритель. — Вы-то здесь при чем? Я вас даже не знаю. — Не знаете? Ох, какая недоработка. Я Рональд Нокс, приятно познакомиться, — приветливо протянуть руку. — Студент Академии, прохожу стажировку у Гробовщика. Его-то, надеюсь, вы знаете? Как бы там ни было, прошу извинить меня за происшествие с кинопленками. Исключительно моя нездоровая затея. — Ничего не понимаю, — растерянно выдыхает смотритель, переводя взгляд на Гробовщика, но тот сам выглядит не менее озадаченным, глядя на своего секретаря во все глаза. — Так позвольте вам объяснить! — тут же с нездоровым энтузиазмом откликается Рональд. — Вы же прекрасно знаете, что на пятом курсе Академии сдают экзамен по считыванию пленок, верно? Так вот, я как ужасно неорганизованный ученик умудрился прогулять все практические занятия. И светила бы мне неудовлетворительная оценка, если бы не мой замечательный наставник, согласившийся помочь. Как вам известно, у студентов нет читательских билетов в Библиотеке, а потому я сам не смог бы получить доступ к материалам. Но Гробовщик любезно предложил записать несколько пленок на своё имя. — Зачем вы выносили их из читальных залов? — строго поинтересоваться. — О, э-эм… виной тому моя ужасающая застенчивость! Знаете, как увижу других жнецов, так в ступор какой-то впадаю. Невозможно сосредоточиться. Прошу прощения, если мои недостатки принесли вам неудобства. — А почему кинопленки повреждены? — Повреждены? — театрально округляет глаза Рональд. — Ох, опять должен просить вас извинить меня. Я, знаете ли, страшно неуклюж. Чтобы открыть пленку, нужно легонько дотронуться Косой, а я ну никак не могу рассчитать силу удара. — Простите, но я никогда не видел, чтобы Косы оставляли такие царапины… — Да вы когда в последний раз видели учебные модели? — громкий смех. — Не заточены, не сбалансированы, просто кошмар! — смотритель смотрит на юношу с сомнением, и Рональд покорно опускает глаза: — Простите-простите, больше не повторится. Наступает момент, когда всё зависит от действий Гробовщика. Нокс, мысленно трясясь от напряжения, боится, что сейчас босс начнет смеяться над всей той чепухой, которую его подчиненный только что нагородил, и выгонит нерадивого парня взашей. Всё станет только хуже. Рональд ждет, желая повернуть время назад и никогда не вмешиваться в чужие разговоры. Он чуть не выдает себя с головой, едва не позволив лицу принять удивленное выражение, когда Гробовщик делает шаг ему навстречу, кладет руку на его плечо и абсолютно серьезно говорит смотрителю: — Должен признать, мы вели себя очень безответственно. Не стоит винить Рональда, он всего лишь студент. Ответственность полностью лежит на мне. Но поймите, Артур: так хочется помочь молодому поколению достигнуть вершин… Надеюсь, вы нас простите. Полная нагнетающегося напряжения пауза. Смотритель переводит взгляд с Рональда на Гробовщика и обратно, недовольно поджимая губы. — Хорошо, — после недолгих раздумий говорит он, сдаваясь. — Впредь будьте благоразумнее. — Не сомневайтесь, — хитро усмехается Гробовщик. — Нашей с мистером Ноксом благоразумности хватит на весь Департамент. Мы можем идти? — Разумеется, — нехотя кивает жнец, разворачиваясь и исчезая за соседним стеллажом. Только оставшись наедине с Легендарным, Рональд вдруг понимает, как же глупо и нелепо выглядела со стороны его попытка заболтать служащего Библиотеки. Теперь же придется объяснить своё поведение, но как это сделать, если твои мотивы и для тебя самого — загадка? Ну почему нельзя было просто пройти мимо? Рука Гробовщика, по-прежнему лежащая на чужом плече, слегка сжимается. — Давайте-ка вернемся в мой кабинет, Нокс, — голос звучит пугающе тихо. — Думаю, нам есть о чем поговорить, не так ли? Рональд угрюмо бурчит в ответ что-то утвердительное и следует за своим боссом. Всю дорогу они молчат. Должно быть, у них обоих какие-то нечитаемые выражения лиц, потому что все сотрудники Департамента, которых они встречают по пути, провожают жнецов долгими пристальными взглядами. Отчасти Рональд боится повторения той ситуации, имевшей место в прошлую пятницу. Но с другой стороны, его охватывает безразличие. Он сделал то, что считал нужным, но при случае готов до последнего отнекиваться и отказываться от ответственности за свой поступок. Смерть великая, ведь ничего серьезного не произошло, правда? Однако вся уверенность и всё безразличие улетучиваются, стоит двери кабинета закрыться за его спиной. Гробовщик тут же направляется к своему столу, делая знак рукой, призывающий занять одно из кресел напротив. Рональд идет к ним, словно к эшафоту. Упорно не желает встречаться взглядом с начальником. Тот же выдерживает необходимую паузу, а потом интересуется: — Нокс, что за цирк? — голос звучит не зло и не насмешливо, скорее, просто устало. — Я не знаю, — раздраженно отмахнуться. — Мне показалось, вам нужна была помощь. — Так, стоп. Объясни мне, пожалуйста, только один раз: почему ты все время лезешь в мои дела, а? — Не сваливайте всю вину на меня! Вы сами не позволили мне уйти из Департамента. Придумали эту проклятую стажировку, а мне что, притворяться теперь слепым и покорно сидеть в уголочке? — сложить руки на груди и сжать губы. Молчание заставляет Рональда немного успокоиться и понять, что он зря погорячился. Он уже ожидает получить со стороны Гробовщика полный комплект язвительных замечаний, но тот всего лишь тяжко вздыхает. — Никогда не думал, что скажу это, но спасибо, Нокс. Рональд удивленно хлопает глазами, а потом поднимает голову. Гробовщик внимательно смотрит на него, подперев рукой подбородок. — Я даже не знал, в чем смотритель обвинял вас, — неуверенно признаться. — Да, лично меня это тронуло больше всего, — в улыбке читается насмешка, но совершенно не злая и не обидная. Потом Гробовщик резко становится серьезным, сцепляя пальцы в замок и всем корпусом подаваясь навстречу собеседнику. — Как думаешь, Нокс, тебе можно доверить тайну? Кажется, сегодня день откровений. Рональд пересаживается на край кресла и осторожно тихо отвечает: — Да. Я никому не расскажу, если вы об этом. — Чудно. Я могу верить твоему слову? — поднять тонкую бровь. — Можете, — согласный кивок. — Тогда расскажи мне, что ты знаешь про монтирование пленок. Рональд опасливо косится на дверь. — Ну, это незаконно. И, если верить многим учебникам, невозможно. Хотя я читал, что какие-то жнецы в прошлом веке ставили эксперименты на людях, но их потом поймали и осудили. А вы… — Да, пытаюсь пойти по их стопам, — Гробовщик откидывается на спинку кресла, упираясь взглядом в потолок. — Но зачем? — Мне любопытно, — пожать плечами. — Попробую объяснить. Человек — это плоть и душа. Когда эти два компонента вместе, человек живет, а его память записывается на кинопленку. Когда плоть увядает и жнец забирает душу, кинопленка заканчивается, и живой становится мертвым. Изо дня в день, тихо и беспристрастно я занимался этим, пока однажды не подумал… А что было бы, если бы у конца было продолжение? Что получится, если к бездушной плоти добавить ещё воспоминаний? — Жизнь продолжится? — едва дыша, тихо предполагает Рональд. — Это я и хотел проверить. — Если бы у вас получилось… такое открытие стало бы настоящим прорывом! Вечная жизнь… — Не хочу тебя разочаровывать, но жизнь без души всё же не совсем является таковой. Трупы, скорее всего, смогли бы двигаться, но не стали бы вновь обычными людьми. К тому же, есть ещё одна проблемка. Ты знаешь один из законов существования систем? Всё на свете стремится к поддержанию гармонии и равновесия. Эти ходячие мертвецы будут вскрывать тела живых, пытаясь восполнить отсутствие своей души. Ты думаешь, это мерзко? Гробовщик поворачивается к Рональду и встречается с волной первозданного восторга. — Это потрясающе, — горячо заверить с вдохновенной улыбкой. — Умершие люди не ведают боли и страха, верно? Да вы же создали новый вид оружия! Если запатентовать его и продать технологию заинтересованным лицам… Что? — удивленно и обиженно спрашивает Нокс, укоризненно смотря на сотрясающегося от хриплого смеха Гробовщика. — Ничего, — отвечает то, всё ещё посмеиваясь. — Просто никогда не сомневался в твоей способности извлечь выгоду из любой сомнительной затеи. — Но затея прекрасна! — убежденно возразить. — Как далеко вам удалось зайти в своих исследованиях? — А ты как думаешь? Сам сказал, что монтировать пленки запрещено. Мне приходится действовать аккуратно, а это занимает много времени. Я выкрал парочку трупов из морга… О, не смотри на меня так, это же для дела. Потом отыскал кинопленки с воспоминаниями в Библиотеке и посмотрел, как они устроены, но смотритель заметил повреждения и чуть не съел меня живьем. Я пробовал прикреплять дополнительные воспоминания, но трупы не двигались долго. Наверное, нужно скреплять пленку каким-то особым составом… Нужны время и материалы для экспериментов. — Кстати, вы хотите сказать, что никто, кроме того смотрителя и не догадывается о том, чем именно вы занимаетесь? — с подозрением спрашивает Рональд. — Моя репутация отводит другим сотрудникам глаза. Ты сам спрашивал меня о том, зачем я следую слухам и притворяюсь сумасшедшим. Мой уход — уже решенное дело, Совет хочет освободить моё место для какого-нибудь подхалима, который будет помогать директорам отмывать деньги. Так что им всё равно, безумен я или нет. Но вот остальным… Любая болезнь заставляет отводить глаза от того, кто ею поражен. Ты сам долго делал вид, что ничего не замечаешь, Нокс. Другие не лучше. Они списывают все мои странности на сумасшествие и не лезут с лишними вопросами. Это удобно. К тому же, если кто-то и начнет догадываться о моих исследованиях, у него может не хватить смелости явиться ко мне с серьезными обвинениями. Я ведь прослыл маньяком-психопатом, помнишь? Смотритель Библиотеки, конечно, является исключением из правил; с ним я просчитался, нужно было быть осторожнее. У меня есть ещё две недели, чтобы завершить свои исследования перед уходом. — Могу я вам помочь? — энтузиазма Рональда хватило бы, чтобы спалить целый город. — Я почему-то знал, что ты предложишь свою помощь, — качает головой Гробовщик, грустно улыбаясь. — Зачем тебе это? Если тебя поймают, то засудят. Со мной опасно связываться. — Вы думаете, я смогу отступить после всего? К тому же, ваши эксперименты — настоящая бомба, нужно совсем не иметь мозгов, чтобы забросить такое выгодное направление. Я в деле. Гробовщик задумчиво постукивает длинными ногтями по поверхности стола и притворно тяжко вздыхает. — Хорошо. Тогда приходи сегодня вечером к моему дому. Знаешь адрес?***
Если бы кто-нибудь узнал о том, чем именно они занимаются за закрытыми дверями старого дома, их обоих засадили бы за решетку не меньше чем на тысячу лет. Но они осторожны, они ведут себя тихо и аккуратно уничтожают все улики. Их не в чем упрекнуть. Жизнь Рональда переходит на какой-то новый уровень и начинает вращаться вокруг бесконечных экспериментов по искусственному продолжению жизни. Рональда перестают интересовать учеба и служба; он посвящает всего себя незаконным опытам и получает от этого странное удовольствие. Они день за днем появляются в Департаменте, заседают в шестьсот первом кабинете, выполняя каждый свою работу. Гробовщик разбирается с диспетчерами, Рональд — со служебными бумагами. Никто не замечает ничего подозрительного; оба жнеца ведут себя как обычно. Ни один сотрудник не догадывается о том, что прямо под их носом разворачиваются подпольные исследования. Нокс приобретает привычку захаживать в химические Лаборатории. Там он знакомится с несколькими милыми девушками, получая тем самым предлог для частого появления в этом царстве пробирок и мензурок. Флиртуя, шутя, болтая без умолку, он подспудно выпытывает у лаборанток информацию о том, чем стоит скреплять кинопленки с воспоминаниями. Девушки не задумываются о возможных подтекстах подобных вопросов, они честно и искренне отвечают, показывают Рональду реактивы и мысленно надеются, что красавчик Нокс пригласит кого-нибудь из их компании на свидание. Им и в голову не может прийти, что их используют. Любуясь очаровательным практикантом, они упускают из вида тот факт, что кто-то тайком подворовывает кое-какие реактивы. Пропажи так незначительны, что их и не заметить сразу, а девушки вообще редко приглядываются к своим рабочим материалам, когда с ними в одном помещении находится душка Нокс. Гробовщик же каким-то образом умудряется притаскивать трупы из мира людей. Он прячет их в больших морозильных камерах, стоящих в подвале. Туда теперь даже страшно спускаться: пахнет холодом и смертью, а ещё и составами для бальзамирования, которые Гробовщик использует, пытаясь отсрочить разложение мертвых тканей. Рональд наконец-то понимает, откуда появлялся тот странный медицинский запах. Более того, он сам теперь пропах им с головы до ног. Каждый вечер после службы они расходятся в разные стороны, но через какое-то время оказываются дома у Гробовщика. Закрывают двери, задергивают шторы и спускаются в подвал. Рональд идет к своему рабочему столу, заставленному причудливым оборудованием для монтажа пленок и пробирками с различными субстанциями для склейки кадров. Гробовщик же занимается умершими людьми: следит за тем, чтобы все суставы сохраняли свою подвижность, а органы оставались в целости максимально долго. Всё происходит так: с помощью Косы извлекается пленка, к ней приклеиваются новые кадры, а потом она опять возвращается в тело. Исследователи смотрят, что будет дальше. А бывает по-разному: иногда трупы даже не двигаются, иногда — могут ходить всего лишь пару минут. Намного реже случается так, что они нападают на жнецов, — тогда приходится отсекать им головы, теряя тем самым ценный экспериментальный материал. Всё это занимает много времени. Рональд, поначалу кривившийся при виде разлагающихся трупов, теперь смотрит на них без отвращения или удивления. Он привыкает к своему столу, к километрам пленок, к трем часам сна в сутки. Он привыкает к Гробовщику, к его манере общаться и работать. Из них на самом-то деле получается неплохая команда: они оба способны постоянно продуцировать новые идеи и никогда не сдаваться. Они оба понимают, что у них мало времени: Гробовщика скоро лишат всех привилегий, а у Рональда начнутся экзамены. Поэтому нужно спешить, время подгоняет. Но работа и незаконные исследования — не единственное, что их связывает. Никто из них не говорит об этом вслух, но оба чувствуют царящую недосказанность. Нокс держится непринужденно, беззастенчиво — как обычно, — и понимает, что никогда не сделает первый шаг сам. Он прекрасно осознает, что вообще не стоит портить рабочие отношения (особенно когда у них постепенно всё стало получаться) какими-то личными чувствами. От них одни беды, а им и так вполне хватает противозаконности их исследований. Он и вправду так думает до тех самых пор, пока однажды вечером Гробовщик не целует его. Это случается само собой: Рональд в очередной раз показывает Гробовщику какие-то наработки относительно более быстрых техник монтажа, а тот внимательно слушает, стоя рядом и облокотившись о спинку чужого стула. Закончив с объяснениями, Рональд поворачивается к собеседнику, чтобы узнать его мнение, но вместо этого получает теплые прикосновения сухих губ, спускающиеся от виска к подбородку. Такая простая ласка тут же расслабляет всё тело; Нокс, закрыв глаза, сдавленно выдыхает и чуть запрокидывает голову. Последующий поцелуй — горячий, распаляющий чувства, но возмутительно короткий. Гробовщик отстраняется и, взлохматив светлые волосы своего напарника напоследок, уходит к холодильным камерам, чтобы вживить пленку в очередной труп. Рональд провожает его туманным взглядом, облизывает губы и отчаянно понимает, что хочет большего, но никогда об этом не попросит. В тот вечер его даже не радует то, что мертвое тело сохраняет свою способность двигаться намного дольше, чем обычно. Постепенно эксперименты становятся всё более успешными, и это мотивирует оставаться за работой всё дольше и дольше. В одну из ночей Рональд засыпает за столом, откинувшись на спинку стула и уронив голову на грудь. Ему кажется, что проходит лишь пара секунд, прежде чем Гробовщик начинает будить его, легко тряся за плечо. — Эй, просыпайся, ты тут замерзнешь. — Я и так уже замерз, — недовольно пробормотать. — Какая тогда разница? Гробовщик смеется и принимается трясти энергичнее. — Нет-нет, идем. Или ты хочешь спать в одной комнате с трупами? Аргумент кажется весьма убедительным. — Ладно, сейчас, — окончание фразы тонет в зевке. Рональд, зябко кутаясь в свой пиджак, идет в полусне, ориентируясь только на звук шагов Гробовщика. Дом пуст, в нем возмутительно тихо и чисто. Кажется, за окнами уже постепенно светает; сквозь шторы прорезаются блеклые полоски света. На кухне пахнет свежестью, принесенной из приоткрытой форточки, и чем-то съедобным. — Садись, — кивает в сторону стула Гробовщик. — Холодно? Нокс только сейчас замечает, что его действительно бьет мелкая дрожь. Он занимает стул у окна и, потирая глаза, отвечает: — Да. Может, чаю? — Лучше что-нибудь покрепче, так быстрее согреешься, — заманчивая улыбка и протянутый высокий бокал с красным вином. — Попробуй. — Не слишком ли рано для алкоголя? — недовольно спросить, но всё же взять предложенное. — С одной стороны, слишком рано, а с другой — слишком поздно. Пей, — Легендарный наливает вина и себе и делает несколько маленьких глотков. — М-м-м… Рональд кидает на жнеца подозрительный взгляд и отпивает из своего бокала. Вино оказывается очень ароматным, с насыщенным, многогранным вкусом. После него терпко и сладко во рту. По телу начинает разливаться тепло. — Приятное вино. Как называется? — «Мёртвая рука», — усмехается Гробовщик. Рональд изображает страдальческую гримасу. — О, я мог бы и догадаться. Боюсь даже спрашивать, из чего оно сделано. — Ничего необычного там нет. Часть виноградной лозы, или рука, поражается грибком и медленно превращается в мёртвое дерево. Одна сторона растения может быть безжизненной и очень хрупкой, зато на здоровой стороне виноград получается невероятно ароматным и вкусным. Ягоды собирают вручную, а напиток выдерживают в дубовых бочках около двух лет. — Ясно, — удивленно и смущенно отзывается Рональд, делая ещё глоток. — Не знал, что ты так хорошо во всем этом разбираешься. — Ты вообще мало обо мне знаешь, если уж начистоту, — провести рукой по волосам, отведя длинные пряди челки чуть в сторону. — Хотя всё же больше, чем остальные, не буду спорить. — Просто ты никого не пускаешь в свою жизнь. — Я никому не доверяю, — прислониться к стене, сложить руки на груди и перевести взгляд с собеседника на рассвет за окном. — А мне? — еле слышный вопрос. Гробовщик хмурится и молчит, а Рональду кажется, что ему никогда ещё не было так холодно. От недосыпа болит голова, а от вина становится только хуже. Глаза слипаются, а мысли текут в очень странном направлении. Не лучшее состояние для серьезного разговора. — Я пойду спать, — вздыхает Рональд, поднимается со стула и решительно идет к двери. — Нужно вернуться в общежитие до подъема… — Я доверяю тебе, Нокс, — вдруг очень серьезно говорит Гробовщик. — Хотя это грозит стать самой большой ошибкой в моей жизни. Рональд застывает на полпути к выходу. Он глубоко вздыхает и прикрывает глаза, чувствуя заполняющее его странное чувство тревоги. — И что это значит? — Оставайся сегодня. Тишина раннего утра всегда ощущается как какая-то особая, даже магическая субстанция. В ней слышны и стук сердца, и перешептывание листьев деревьев в саду, и равномерное гудение работающего холодильника. Рональду кажется, что он застрял где-то в своих мыслях, где-то между перекрестками, отделяющими правильные решения от неправильных. Ему кажется, что он уже до безумия жалеет о том, чего ещё не произошло. Ему хочется броситься наутек, чтобы избежать ответственности за свой выбор, который может привести к самым разнообразным, непредсказуемым последствиям. Рональду сложно думать о взаимоотношениях; он хорошо разбирается в делах, но не в собственных чувствах. Гробовщик терпеливо ждет ответа, но потом, должно быть, понимает, о чем именно думает собеседник, и делает несколько шагов в его направлении. Нокс весь напрягается: он буквально кожей ощущает, как с каждым преодоленным Гробовщиком сантиметром чаша весов склоняется в сторону поистине сумасшедшего, но желанного решения. — Оставайся, — мягко повторить. То ли просьба, то ли предложение, то ли и то, и другое. — Что это изменит? — Какая разница? Ты так любишь думать о последствиях? Расслабься наконец-то и попробуй сделать то, чего тебе хочется. Ты везде ищешь выгоду, но так невозможно жить. — Я знаю, — раздраженно отзывается Рональд, поворачиваясь к Гробовщику лицом. — Ты всё время пытаешься объяснять мне элементарные вещи. Я всегда буду для тебя глупым молоденьким студентом, да? Гробовщик улыбается в ответ, протягивает руку и проводит указательным пальцем по чужой щеке. — Да, будешь. Но я нахожу это в какой-то степени привлекательным. — Я не понимаю, когда ты издеваешься, а когда говоришь комплименты, — с сомнением замечает Рональд. — Можно делать и то, и другое одновременно. Послушай, прекрати сомневаться. Хочешь стабильности — это не ко мне, ты прекрасно знаешь. Но могу пообещать, что нам будет интересно вместе. Хотя это и продлится недолго. — Почему? — Как будто ты сам не знаешь. Рональд смотрит на Гробовщика и понимает, что тот прав. Они оба разбегутся в разные стороны при первой же возможности. Их отношения слишком уж дисгармоничны, поскольку у каждого иные цели и иной образ жизни. Всё, что у них есть сейчас, — это краткий миг, краткий участок жизненного пути, на котором они случайно столкнулись. Всё, что у них есть, — это заинтересованность в исследованиях и распитая на двоих бутылка вина со странным названием, а если Рональд останется, то к списку прибавится ещё и секс, который внесет полный хаос в понимание происходящего. Но это хоть что-то. Это тоже некий опыт. Это так ничтожно мало по сравнению с тем, что Нокс уже успел испытать в своей жизни, и в то же время всё происходящее несет в себе несоизмеримо больше нового, поскольку ещё никогда взаимоотношения не требовали таких усилий и такой эмоциональной отдачи. Если их поймают, они предстанут перед судом, а потом их отправят либо в одиночные камеры, либо на смертную казнь. Их связь — ошибка, с какой стороны ни посмотри: работодатель не может оказывать знаки внимания своему подчиненному, студент — не пара для Легендарного жнеца, а скрывающиеся от закона напарники, подпольно ставящие запрещенные эксперименты, не должны осложнять свое и без того шаткое положение какими-то нелепыми чувствами. Рональд устал. Ему хочется спать, ему хочется горячего чаю, ему хочется, чтобы этого утра никогда не было в его жизни. Ему хочется близости, прямо сейчас. Поэтому он подается вперед, позволяет своим пальцам схватить жесткую ткань чужого пиджака и притягивает Гробовщика к себе. Прижимается приоткрытым ртом к его губам и в перерывах между поцелуями шепчет: — Мы оба ещё пожалеем об этом. Гробовщик скользит руками по его спине и отвечает: — Разумеется. Но когда-нибудь потом, — улыбнуться со странной смесью привязанности и сожаления. Рональд задыхается: — Ты всегда… — и не знает, что имеет в виду, не знает, что пытается сказать. Выспаться в ту ночь ему так и не удается.***
Когда такси подъезжает к парадному входу Департамента, Рональд поспешно расплачивается с водителем и быстро покидает машину, громко хлопая дверцей. На стоянке уже кружат длинные лимузины и шикарные автомобили с тонированными стеклами; рядом с ними маленькое такси выглядит неуместно и смешно. Рональд нервно поправляет свой пиджак от выходного костюма, пытаясь избавиться от чувства неловкости, и направляется в сторону ведущих к дверям мраморных ступеней. Туда же стекаются и прочие нарядные гости вечера: дамы в пышных платьях и дорогих украшениях, мужчины в смокингах и галстуках-бабочках. В воздухе витает запах сладких духов и терпкой туалетной воды. Повсюду шелестят разговоры и сдержанные приветствия, частично заглушенные ненавязчивой музыкой. На лицах присутствующих застыли слегка неискренние вежливые улыбки. Рональд быстро показывает охраннику на входе своё приглашение и входит в пышно украшенный холл. Легко маневрирует между гостями, попутно внимательно оглядывая толпу. Он знает, что вряд ли увидит там виновника торжества, но всё же решает на всякий случай проверить свою догадку. На вечере собрались самые видные служащие Департамента, местные знаменитости и прочие жнецы, без которых не обходится ни одно важное событие. Кое-где можно заметить притаившихся до поры до времени журналистов, ожидающих каких-нибудь заслуживающих внимания происшествий. Ноксу повезло: он почти никого не знает и его тоже не знает никто; так он продвигается к лестницам на верхние этажи намного быстрее, поскольку не нужно здороваться со знакомыми и приторно им улыбаться, пытаясь вынести эту пытку вежливостью. Быстрый взгляд на часы — время ещё есть. По сравнению с холлом, остальная часть здания кажется пустынной и темной. Как будто углубляешься в лесную чащу: чем дальше от главного места действия, тем тусклее свет ламп и тише доносящиеся звуки музыки. Ноги сами несут по знакомому маршруту, к кабинету с металлическими цифрами «601» на двери. — Ты опоздал, — мрачно констатирует Гробовщик, кидая равнодушный взгляд на Нокса. — И я рад тебя видеть, — невозмутимо улыбается тот, подходя к столу. — Ну что, поздравляю! Сегодня великий день, — всплеснуть руками. Гробовщик делает страдальческое лицо и пожимает плечами. — Типа того. Великий день, когда вся грязь и мерзость Департамента может вдоволь повеселиться за чужой счет и сделать вид, что пьёт за мое здоровье. — Прекрати. Хотя бы ради меня притворись, что доволен вечером, ладно? Между прочим, все гости ждут твоего появления. — Мне хочется сбежать отсюда к чертям, — обреченный стон. — У тебя торжественная речь через полчаса, — непреклонно напоминает Рональд, игнорируя кресла и присаживаясь на краешек стола. — И что я должен на ней говорить, интересно? — Что-нибудь воодушевляющее. И не забудь особо поблагодарить сотрудников Лабораторий, — хитрая ухмылка, — за любезно предоставленные реактивы. Я тут забежал к тебе домой перед приездом сюда, и знаешь что? С нашими подопытными все в порядке. Уже четвертый день!.. Это успех, у нас наконец-то получилось, — искристый восторг во взгляде. Гробовщик устало, но удовлетворенно улыбается. — Получилось бы раньше, если бы ты всегда меня слушал. — О, заткнись, — беззлобно огрызнуться. — И просто думай, что сегодня мы празднуем не только открытие твоего памятника, но и нашу победу. Мы молодцы. Уложились в срок, и нас не вычислили. Круто! — Да, — хрипловато рассмеяться. — Кто бы мог подумать, что на такое способны студент четвертого курса и один из самых уважаемых жнецов в Департаменте. Рональд гордо вздергивает подбородок вверх и хитро прищуривает глаза. — Будь у нас больше времени, мы бы смогли устроить революцию. — А ты устрой, — с каким-то вызовом предлагает Гробовщик. — Только вот найди себе нового напарника, потому что я ухожу в мир людей. Навечно. Веселость Нокса испаряется мгновенно, её словно и не было. Тут же тонкие брови ползут вверх, а лицо принимает обиженное и обеспокоенное выражение. Видимо, застыдившись такого явного проявления своих эмоций, Рональд недовольно поджимает губы и отворачивается. — Зачем? И когда? — тон голоса становится резким и строгим. — Ну, мне же нужно продолжать исследования. Это проще всего делать там, где у меня не будут связаны руки. Я хочу сбежать, — переходит он на шепот. — Чтобы ни одна душа не знала, в какой части земного шара можно меня найти. Я устал от мира жнецов. Мне противны здешние порядки и мои бывшие сослуживцы. Пусть думают, что Легендарный окончательно сошел с ума. А тем временем я найду способ внедрить наши разработки в жизнь… То-то будет весело. — Ты не ответил на второй вопрос. Гробовщик чуть медлит, глядя на отвернувшегося собеседника каким-то странным пристальным взглядом, полным невыразимых чувств. — Завтра. Или сегодня, если успею. Зависит от того, когда будет смена охраны у портала. — И как давно ты это задумал? — Рональд почти кричит от злости и обиды. — Явно не сегодня. Но мне ты решил сказать обо всем только сейчас. — Не понимаю, почему тебя это так оскорбляет, — Гробовщик изо всех сил старается оставаться спокойным. — В конце концов, ты все равно не сможешь пойти со мной. Рональд опускает голову и обхватывает плечи руками. Он долго молчит, словно собираясь с мыслями. — А с каких пор ты решаешь за меня? — С тех самых, когда ты предложил мне свою помощь. Считай это моей ответной услугой. Раз уж ты не в состоянии понять, что для тебя лучше, я не дам тебе сделать опрометчивый выбор. Думаешь, Нокс, я не знаю, как ты мечтаешь о спокойной стабильной жизни? Тебе не место рядом со мной. Его никогда там и не было. Один раз я позволил тебе ввязаться в незаконную авантюру, но пора положить этому конец. У тебя есть будущее. Но без меня. Рональд впивается в Гробовщика пронзительным, полным раздражения взглядом, пытаясь уловить у того хоть какие-то проявления сожаления, но не находит ничего. И потому начинает громко и горько смеяться. — Смерть великая, как же я тебя ненавижу. Ты никогда не думаешь о других, никогда! Ты просто чертов эгоист! Даже не представляешь, что именно… — окончание фразы тонет в жестком, навязанном поцелуе. Гробовщик крепко держит Нокса, а тот пытается высвободиться из его хватки изо всех сил, извиваясь, как уж, и молотя жнеца по спине и плечам. Когда ему наконец-то ему удается оттолкнуть его, Рональда всего трясет от возмущения и гнева. — Отпусти меня, — в бешенстве шипит он. — Отпусти, а то я тебя убью. Легендарный продолжает невозмутимо держать своего напарника за запястья. Губы складываются в шутливую полуулыбку. — О, так нечестно. Ты перенял мои методы борьбы и решил притворяться съехавшим с катушек маньяком, чтобы запугать оппонента? Впечатляет! — Что?! — Рональд буквально задыхается от подобной наглости. — Да будь ты проклят! — Это всего лишь поцелуй, — успокаивающе воркует Гробовщик. — За такое не убивают. — Да чего ты хочешь от меня? — О, вот так бы сразу! Хочу узнать, не согласишься ли ты навестить меня в мире людей. Скажем, летом, после экзаменов? Было бы очень мило. Я подумал, что мне будет не хватать твоей блондинистой шевелюры. Рональд перестает вырываться и смотрит на собеседника во все глаза. — Знаешь, по-моему, ты все-таки сумасшедший, — ошарашено говорит он, придя в себя от удивления. — А ты не верил! — довольно хихикает Гробовщик. — Так что насчет моего предложения? Нокс выдерживает короткую паузу и многозначительно отвечает, игриво стреляя глазами: — Я подумаю. — Прекрасно, — обхватить юношу за подбородок и оставить на его губах ещё один быстрый поцелуй. — Мне пора произносить торжественную речь, а потом меня, скорее всего, сцапают журналисты и почетные гости, так что мы рискуем больше не увидеться до конца вечера. Так что до свидания. — До свидания, — эхом повторяет Рональд, провожая идущего к двери Легендарного задумчивым взглядом. — Где я смогу тебя найти, если захочу встретиться? — Я сам найду тебя, — на секунду обернуться и встретиться взглядами. — Ты доверяешь мне? — Да, — сказать, не раздумывая. — Удачи. Последняя обворожительная улыбка, предназначенная лишь сидящему на письменном столе белокурому юноше с зацелованными красными губами. Рональд какое-то время остается в кабинете, бездумно путешествуя взглядом по деревянным панелям на стенах, стеллажам, содержимому полок, тяжелым шторам. Он знает, что больше никогда не вернется сюда. Этап его жизни, связанный с этим местом, окончен. Оканчивается прямо сейчас, но ещё можно посмаковать последние украденные у мироздания секунды. Кто-то другой придет и займет этот кабинет. Заполнит шкафы своими вещами и бумагами, возможно, сделает ремонт. Снимет со стены зеркало, повесит другую люстру, навсегда разрушив атмосферу этого места. Кто-то другой подарит комнате новую жизнь, а её старую историю будут помнить лишь два жнеца, живущие в разных мирах бесконечно далеко друг от друга. Никто не узнает, кем они были друг другу: сотрудниками, любовниками, партнерами по преступлению? Все улики сотрутся, все маленькие памятники прошлого будут уничтожены. Рональд Нокс потеряет целый этап своей жизни здесь, закопает его, словно клад, который никто никогда не найдет. Он будет жить лишь надеждой на то, что начавшаяся в шестьсот первом кабинете история когда-нибудь продолжится, что однажды Гробовщик вдруг отыщет своего бывшего секретаря в толпе и одним взглядом напомнит обо всём, что было. И мир больше никогда не станет прежним. Через какое-то время Рональд спускается в холл. Усиленный микрофонами голос Гробовщика настигает его ещё на подходе к лестницам. — …И отдельно я хотел бы поблагодарить того, кто поддерживал и вдохновлял меня весь последний месяц. Мне хочется верить, что этот сотрудник Департамента не пожалел о времени и усилиях, потраченных на меня. Он знает, как я ему признателен. На этом, думаю, всё. Благодарю вас, дамы и господа. Зал взрывается аплодисментами, и Рональд, счастливо улыбаясь, хлопает в ладоши вместе со всеми. Вечер удается на славу.***
После отъезда Гробовщика проходит два месяца. Жизнь возвращается в привычное русло: снова Академия, снова студенческая жизнь, снова подработки по ночам. Рональд снова беззаботно болтает с сокурсниками, строя из себя то сына богатых родителей, то любовника какого-нибудь депутата. Он снова спит лишь в своей кровати. Один. Всё становится, как обычно. Здравствуй, рутина и бесконечные однообразные будни. Теперь не нужно пропускать лекции, рисковать жизнью, торчать все ночи напролет в ледяном подвале в компании трупов. Можно жить так, как посчитаешь нужным. Но Рональд задыхается. Просто узнав однажды, что всё может быть иначе, уже невозможно смириться со своим пустым существованием. Рональду хочется ещё раз окунуться в тот круговорот эмоций, которые делали каждый день запоминающимся. Он пытается вспомнить, как это: получать удовольствие от повседневных дел. По сравнению с прошлым опытом всё кажется блеклым. Экзамены? Смерть великая, какая глупость! Как можно сидеть за учебниками и конспектами, если ты как-то раз придумал химическую формулу вещества, позволяющего скреплять кинопленку с воспоминаниями? Мечта о работе в Департаменте? Ох, как можно состоять на службе и послушно выполнять чужие приказы, если ты тайно проводил запрещенные эксперименты в подпольной лаборатории? Как можно после такого довольствоваться обычной скучной жизнью? Вся проблема в том, что Рональд пытается вытеснить волнующие воспоминания из памяти, но у него не получается. Он не может не сравнивать, не может не смаковать отдельные моменты, не может обесценить всё или выкинуть из головы. Слишком уж ценно, слишком уж лично. Слишком уж много трепета и радости спрятано там, в надежде на повторение приключения. Невозможно забыть, если забывать не хочется. Рональд это знает, но не может заставить себя чувствовать иначе. Ему постоянно кажется, что он видит Гробовщика где-то в толпе, и он всегда срывается с места, заметив где-то проблеск платиновых волос, догоняет… а потом извиняется перед каким-нибудь жнецом, объясняя, что обознался. Снова. Он верит, что Гробовщик найдет его однажды, как и обещал. Рональд ждет. Он просыпается с мыслью о том, что сегодня может быть тот самый день, а засыпает, надеясь, что тот самый день обязательно будет завтра. Время идет, быстро унося в небытие листы календаря. Пролетают два месяца, а мысли о Гробовщике никуда не уходят, становясь всё навязчивее. Рональд думает о том, что скажет ему, когда встретит. Поделиться ли тем, как скучал, или промолчать? Или отругать за то, что тот не появлялся так долго? Нокс витает в облаках, а потому замечает появляющиеся тревожные знаки слишком поздно. Всё начинается с того, что ему вдруг начинает казаться, будто за ним следят. Это не похоже на паранойю, к тому же Рональд привык полагаться на свою интуицию. Он словно слышит чьи-то гулкие шаги за своей спиной, чувствует чужой пристальный взгляд. Все сомнения рассеиваются, когда один из сокурсников по секрету признается, что какой-то жнец в форме служащего Департамента расспрашивал студентов о мистере Ноксе. Особенно его интересовала последняя стажировка, которую тот проходил у Легендарного, и жнец остался очень недоволен тем, что никто из его собеседников не смог рассказать ничего ценного. Рональд в который раз поблагодарил высшие силы за свою привычку не болтать лишнего. Он не знает, в чем дело, но на всякий случай старается вести себя осторожно. Он работает только в приличных заведениях, старается не появляться в сомнительных клубах и не прогуливать занятия в Академии слишком часто. Он пару раз натыкается на служащих Департамента, провожающих его пристальными взглядами. Рональд начинает читать газеты, начинает выискивать в них какие-то зацепки, которые могли бы подсказать, что случилось. Но в прессе нет ничего необычного. Ситуация становится всё более странной. Рональд в очередной раз возвращается в общежитие после лекций, когда его окликает высокий мужчина в черном костюме-тройке. — Мистер Нокс? Можно ли вас на пару слов? — М-м-м… да, конечно. — Я представляю интересы Департамента, — на солнце сверкает начищенный значок с эмблемой Диспетчерского управления. — Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. — Давайте, — перехватить сумку поудобнее и вежливо улыбнуться. — По нашим данным, вы в течение месяца работали секретарем у одного из наших сотрудников. Не могли бы вы рассказать о том, что именно входило в ваши обязанности? У Рональда всё холодеет внутри, а сердце, кажется, вообще сжимается вдвое. — Ну… я сортировал корреспонденцию. Административные письма, отчеты, приказы. Доставлял бумаги в другие отделы и передавал распоряжения Гробовщика диспетчерам. Кофе иногда приносил. — И всё? — скептично вскинутая бровь. — Да, сэр, — нервно кивает Нокс и зачем-то добавляет: — Я же всего лишь студент, мне не доверяли ничего серьезного. — Когда вы последний раз видели вашего бывшего начальника? — На торжественном вечере в честь его ухода, кажется, — он изображает легкую задумчивость. — И больше он не пытался с вами связаться? — Нет. — Не оставлял никаких контактов, по которым его можно было бы найти? — Нет, — Рональд с удивлением для себя отмечает, что начинает паниковать. — Не могли бы объяснить цель этих вопросов? — К сожалению, не могу. Спасибо вам за помощь. Возможно, мы свяжемся с вами снова, — напоследок бросает жнец, одаривая юношу многозначительным взглядом. Нокс чувствует себя так, словно его ударили. Или выдернули твердую опору из-под ног без предупреждения. В любом случае, он чувствует себя потерянным и напуганным. Ему кажется, что за ним вот-вот придут спецслужбы и утащат в комнату для допросов, а потом… Рональд пытается догадаться, что такого мог натворить Гробовщик, что его теперь ищут бывшие сослуживцы. Обеспокоенность и страх перемешиваются с ноющей у сердца привязанностью. В итоге получается что-то совершенно невообразимое. Рональду кажется, что от недостатка информации он сойдет с ума. Сокурсники начинают обеспокоено спрашивать, не случилось ли чего плохого, а Ноксу хочется поделиться с кем-нибудь, попросить о поддержке, но он, разумеется, не может этого сделать. И продолжает вариться в собственном соку, медленно сходя с ума. После разговора со служащим Департамента проходит неделя. Рональд возвращается в общежитие, когда на улице уже давным-давно царит бархатная темнота летней ночи. После утомительной нудной работы голова гудит, а потому Рональд мечтает только о полноценном восьмичасовом сне в мягкой кровати. Он отпирает дверь, заходит в комнату и уже собирается включить свет, когда его останавливает знакомый скрипучий голос: — Повремени-ка со светом, Нокс. Сначала задерни шторы. Шок парализует тело, но потом Рональд все-таки приходит в себя и отправляется сражаться со своими занавесками, пытаясь унять дрожь в руках. Когда он убеждается в том, что с улицы действительно не будет видно того, что происходит в комнате, глаза уже успевают привыкнуть к темноте. Гробовщик сидит на столе, закинув ногу на ногу, и пожирает Рональда сумасшедшим взглядом. — Хорошо выглядишь, — развязно улыбаясь, говорит он. Нокс пытается избавиться от чувства нереальности происходящего, на секунду пряча лицо в ладонях, а потом потрясенно выдыхает: — Твою мать… Ты вообще представляешь, что делаешь? — Не очень, — честный и легкомысленный ответ. — А ты? — У меня к тебе миллион вопросов, — говорит Рональд, медленно подходя к столу, — и я даже не знаю, откуда начать. — Я тебе помогу, дорогуша, — хмыкает Гробовщик, соскакивая со стола и притягивая собеседника к себе. — А то ты, чего доброго, забудешь о самом главном. Он целует Рональда, жадно и жарко, а тот тает от прикосновений, обхватывая руками чужую шею. На несколько мгновений весь мир, все проблемы последних месяцев перестают существовать, а остается лишь блаженство от получения долгожданной награды. Нокс приглушенно стонет, когда Гробовщик прикусывает его нижнюю губу, а потом легко проходится по этому месту языком. Когда они отстраняются друг от друга, то первые секунды могут только рвано дышать, пристально смотря друг на друга. Рональд чувствует туманящее разум возбуждение и уже тянется за новым поцелуем, когда Гробовщик останавливает его, мягко удерживая за плечо. — У меня для тебя плохие новости, — серьезно и очень спокойно сообщает он. — Очень плохие. — У меня тоже. Ты знаешь, что тебя ищет Департамент? — Да. А ещё я знаю, что они следят за тобой. Пока не так уж и бдительно, что позволило мне пробраться сегодня сюда. Но скоро они удвоят своё рвение. И будут допрашивать тебя намного серьезнее. Рональд понимает, что у него пересохло во рту. — Что случилось? Гробовщик грустно вздыхает и садится на стоящий поблизости стул. — Я пытался кое-как усовершенствовать наши разработки, и мне стало интересно, выстоит ли обычный человек против нашей куклы. Как это можно узнать, если не столкнуть их в реальной жизни? Разумеется, куклы победили. Но диспетчеры, забиравшие души тех погибших людей, обратили внимание на некоторые странные обстоятельства их смертей. Пару недель назад я не успел вмешаться вовремя, и кукла осталась на месте происшествия. Об этом, разумеется, умалчивают, но жнецы поняли, что кто-то баловался монтажом пленок. — О нет… — обреченно выдохнуть. — Всё ещё хуже, чем ты думаешь. Помнишь того смотрителя Библиотеки, который грозился написать на меня жалобу? — Он её написал, — убито говорит Рональд. — Да. Теперь я главный подозреваемый. Но это не так страшно, поскольку в мире людей меня трудно вычислить. У меня больше нет очков, официально зарегистрированной Косы тоже нет. Я запутываю следы и могу скрываться от преследователей бесконечно. Особенно если учесть, что я сам сотни раз возглавлял подобные поиски беглых жнецов и прекрасно знаю, как именно они организованы. Но есть одна проблема. У смотрителя оказалась хорошая память. В той жалобе фигурирует и твоё имя. Паника захлестывает с головой, утаскивая за собой на самое дно. Пытаясь как-то совладать с ней, Рональд проводит ладонью по волосам, но дрожащий голос все равно выдает его с головой: — Мне конец, да? — Они пока просто подозревают тебя, но у них нет доказательств, — успокаивающе замечает Гробовщик. — Диспетчеры обыскивали мой дом, но я там всё подчистил перед своим уходом. За пределами Департамента никто не видел нас вместе. Пропажи реактивов из Лаборатории были несущественны, их даже не заметили, — пауза, а потом брошенный на собеседника взгляд, полный сочувствия. — Но в Департаменте уверены, что виновен именно я. А ты можешь оказаться ключом к моей поимке. Тебя решат проверить просто на всякий случай. Ты знаешь, что именно могут сделать спецслужбы, если твердо решат вывести подозреваемого на чистую воду? — Не уверен, что хочу знать, — качает головой Рональд, начиная расхаживать по комнате туда-сюда. — Они могут просмотреть твою пленку. Просто, как всё гениальное: ранишь Косой — и наслаждаешься увлекательным фильмом о чужой жизни. Во всех деталях. Таким способом можно увидеть всё, о чем помнит жнец. Потом отправляешь его в Госпиталь, где ему подлечат несерьезную рану, а уже оттуда либо отпускаешь домой, либо тащишь в зал суда. Я знаю всю эту систему. Рональд останавливается и смотрит на Гробовщика с какой-то мольбой во взгляде, но тот молчит, опустив голову. Напряжение и страх застревают поперек горла. Но в этот же момент становится предельно ясно: последствий не избежать, о них нужно было думать раньше. Рональду казалось, что он предусмотрел всё, но если его план оказался не так уж хорош, то это только его вина, за которую лишь он будет нести ответственность. — Что мне теперь делать? — ни голос, ни руки больше не дрожат. Смертельное спокойствие и готовность действовать. — У тебя есть идеи? — Есть, — Гробовщик поднимает голову и сцепляет пальцы в замок. — Но тебе очень не понравится то, что я предложу. Мне самому это не нравится, — он вздыхает и молчит. — Говори, — почти приказывает Нокс, когда сдает терпение. — Мне кажется, ты тоже думал об этом, когда мы работали вместе: если можно монтировать пленку у трупов, то, скорее всего, это можно делать и с живыми людьми. Но не вклеивать им новые кадры, чтобы продлить существование, а работать с самой кинопленкой, убирая и добавляя воспоминания. Изменяя память. — Ты хочешь сказать, что… — Рональд давится окончанием фразы, оказываясь не в силах озвучить собственную мысль, но Гробовщик и так его понимает. — Да. Я попробовал сделать это, когда был в мире людей, и всё прошло прекрасно. Ты изобрел замечательный скрепляющий состав — места стыков на пленке при повторном просмотре не видно. Я могу просто вырезать все твои воспоминания, связанные со мной. Ты будешь помнить, что проходил у меня стажировку, но не более того. Если служащие Департамента решат изучить твою кинопленку, они ничего не найдут. Ты будешь невиновен, Нокс. Навсегда забудешь обо мне и продолжишь спокойно жить, не оглядываясь на прошлое. Так будет правильно. — Нет, — обескуражено покачать головой. — Даже не думай. — Если ты решил, что я в восторге от такого варианта развития событий, то ты ошибаешься, — мрачно заверяет Гробовщик. — Но у нас нет выбора. Либо ты забываешь обо всем, либо тебя признают виновным, и тогда прощай, мечта об успешном будущем. Ты не заслужил этого. — Почему ты всегда решаешь за меня? — почти прокричать. — И почему я не могу просто сбежать с тобой в мир людей? — И навсегда стать таким же изгоем и отшельником, как я? Ты прекрасно знаешь, что не хочешь жить такой жизнью. Нет, у тебя всё будет намного лучше. И работа в Диспетчерском управлении, и полный шкаф твоих дорогущих рубашек, и состоятельные друзья. Я же говорил тебе, что мы будем вместе очень недолго, — Гробовщик встает со стула и подходит к Рональду, притягивая его в объятие. — Всё было ошибкой, Нокс. Мы оба это знали. — Но оно того стоило, — Рональд устало утыкается лбом в чужое плечо и закрывает глаза. — Наверное. Но любые ошибки требуют исправления, — Легендарный чуть отстраняется, чтобы встретиться с юношей взглядом. — Ты ведь говорил, что доверяешь мне. Я всё сделаю быстро. — Я когда-нибудь потом смогу вернуть эти воспоминания? Гробовщик мягко улыбается, словно прося прощения. — Не думаю. Но будем надеяться, что я ошибаюсь. — Ты ведь знаешь, что я предпочел бы остаться с тобой до конца? — провести пальцами от виска, рассеченного неровным шрамом, к шее. — Разумеется. Никогда не сомневался в твоей тяге к сомнительным затеям, — грустно смеется Гробовщик. Он помогает Рональду лечь на кровать, снимает с него очки и склоняется над ним, держа в руках Косу. Широкое острое лезвие поблескивает в темноте, ловит на себе блики, завораживает случайного наблюдателя. Оно обычно несет смерть, но сегодня поможет спастись. Рональд думает о том, что вот теперь-то история закончилась, хотя и не совсем так, как ему хотелось. Словно кто-то поставил точку в середине предложения, не разрешив дописать его до конца. Кто-то взял и украл счастливое радужное будущее, а взамен оставил пустоту исчезнувших воспоминаний. Интересно, каково это: забывать самое дорогое. Больно ли, тяжело ли? Или любые чувства исчезнут, когда лезвие Косы коснется тела, вытаскивая из него кинопленку? Гробовщик отводит короткие светлые волосы со лба и тихо шепчет: — Я, наверное, мог бы любить тебя, Нокс. Мне жаль. Рональд хватается за эти слова, пытается что-то сказать, но всплеск яркой боли, от которой темнеет в глазах, и нахлынувший поток старых воспоминаний уносят его в темноту.***
Эпилог. Несколько лет спустя. Руководство Лондонского отдела давно решило ввести странную традицию: в конце каждого года собирать своих диспетчеров в одном из концертных залов Лондона на некое подобие корпоративной вечеринки. Обычно руководители групп произносят речь, в которой благодарят служащих за хорошую работу, вручают им знаки отличия и попутно мерятся друг с другом стоимостью часов и запонок. После торжественной части следует продолжение вечера с фуршетом, музыкой и иногда даже танцами. Что-то вроде празднования наступающего Нового Года в кругу сослуживцев. В этом году собирается много народу, поскольку впервые диспетчеры могли привести с собой друзей или членов семьи. Разномастная толпа, над которой так и витает хорошее настроение, холодная декабрьская темнота за окном и желтоватый электрический свет ламп. Уже ощущаются наступающие праздники. Легкий пушистый снег на улицах заставляет только что пришедших гостей отряхивать шапки и меховые воротники пальто. Рональд поначалу бродит по залу, приветствует своих сослуживцев, шутит и оживленно болтает со всеми подряд, но потом ему это надоедает и он отходит к окну, задумчиво разглядывая несущиеся по улицам кареты и экипажи. Он думает о своем повышении, обещанном ему начальником отдела, о новых зимних сапогах, на которые непременно придется раскошелиться, и о предстоящем вечере, после которого нужно будет побыстрее добраться домой. Все размышления прерывает томное мурлыкание под ухом: — Ронни, детка, ты что, заскучал? — Привет! — лучезарно улыбнуться Греллю. — А говорил, что опоздаешь. Сатклифф многозначительно улыбается, а потом подается вперед и, прикрывая ладонью рот, осторожно и хвастливо делится секретом: — Меня Уилли подвез. — О, — удивление тут же сменяется любопытством. — Так вы с ним?.. — Нет, — недовольно и резко перебивает Грелль, надувая губы, но тут же поспешно добавляет: — Но это только вопрос времени. — Ясно. Грелль начинает щебетать без умолку, обсуждая наряды диспетчеров, пришедших на праздник, и рассказывая о том, как покупал свой. Он попутно успевает и одобрить галстук Рональда, а потом тут же без предисловия переходит к монологу о необходимости смены униформы в Департаменте, поскольку в «таких безобразных тряпках просто непристойно ходить». Как всегда, первые две минуты Рональд пытается как-то поддерживать беседу, но потом понимает, что Сатклифф совершенно не обращает внимания на чужие редкие кивки, увлекшись своими рассуждениями. Поэтому Нокс начинает украдкой рассматривать ходящих по залу жнецов, делая вид, что по-прежнему внимательно слушает собеседника. Его взгляд падает на стоящих неподалеку директоров отдела снабжения, беседующих с каким-то странным типом, которого Рональд совершенно точно не видел раньше. Странный серый балахон с длинными рукавами, достающими почти до пола, странной формы громадная уродливая шляпа. Но сам жнец почему-то кажется смутно знакомым. Особенно его длинные волосы, закрывающие почти всю спину, широкая улыбка и… смех, скрипучий и хрипловатый. От одного его звука в душе у Нокса почему-то поднимается такая тоска, что хочется лезть на стены и выть. Или броситься незнакомцу на шею. Рональд не знает, откуда возникла эта мысль, но она его пугает. Тоска в душе всё разрастается, и уже начинает болеть голова. Становится тревожно и возникает желание сейчас же уйти из зала. — Грелль, послушай, — прервать на середине фразы, — кто это? Ты ведь знаешь всех в Департаменте? Сатклифф бросает быстрый взгляд на причудливо одетого жнеца и в благоговейном трепете округляет глаза. — О, да это же сам Легендарный. Ты должен был слышать о нём. Он в своё время тоже работал в Департаменте. Это его памятник стоит в холле главного здания. Он несколько лет назад ушел со службы и поселился в мире людей. Говорят, что он безумен и что он больше не жнец. А ещё я слышал, что его обвиняли в монтировании кинопленок с воспоминаниями, но не смогли найти доказательств и закрыли дело. А почему ты спрашиваешь? — Просто интересно, — бормочет в ответ Рональд, не сводя взгляда с Легендарного. — Так странно… Я проходил у него стажировку на четвертом курсе, но практически забыл, как он выглядит. Если подумать, то я вообще почему-то плохо помню, как работал у него. — Так это же был конец семестра? — равнодушно пожимает плечами Грелль. — Скорее всего, ты не спал ночами, готовясь к экзаменам, развлекаясь на вечеринках и работая параллельно в нескольких местах. Обычная студенческая жизнь, Ронни. Я вот тоже иногда не помню с утра, чем занимался вечером. Расслабься. Рональд бросает на Грелля осуждающий взгляд, но тут в зале раздается мелодичный звонок, оповещающий о скором начале торжественной части вечера. Жнецы начинают потихоньку стягиваться к дверям, ведущим в соседнее помещение. — Идем, — потянуть друга за руку. — А то опять все лучшие места разберут. Рональд послушно следует за Греллем, но тут ему в голову приходит совершенно дурацкая идея, и он останавливается. — Слушай, займи мне место, ладно? Я на секунду. Пойду, наверное, поздороваюсь. Грелль издевательски фыркает и резко разворачивается на каблуках. — Не задерживайся. Нокс быстро оглядывает зал и почти сразу находит того, кого ищет. Гробовщик стоит всё там же, только на этот раз негромко переговаривается с какой-то пожилой дамой, но и та, напоследок пожав ему руку, уходит в соседний зал. Рональд подходит ближе, чувствуя какую-то необъяснимую неловкость. — Добрый вечер, сэр, — вежливо говорит он, очаровательно улыбаясь. — Вы помните меня, верно? Я как-то работал у вас. Гробовщик поворачивается и на мгновение медлит с ответом. Уголки тонких губ ползут вниз. — Здравствуйте, Нокс. Какая неожиданная встреча. Работаете в Лондонском отделе? — Да, — с готовностью подхватить предложенную собеседником тему. — Вы написали мне чудесные рекомендации, это помогло. Хотя, сэр, до сих пор не понимаю, когда я успел проявить себя настолько, чтобы заслужить подобную лестную характеристику от вас, особенно если учесть, что я лишь сортировал бумаги. Гробовщик усмехается в ответ, колко и ехидно. — Успели, значит. Я никогда не бросаю слов на ветер. Рональд примерзает взглядом к этой усмешке и чувствует, как воздух в легких застывает. Голова просто раскалывается, а перед глазами всё мельтешит. Такое впечатление, словно Легендарный что-то не договаривает, словно с ним связано что-то очень важное. Возможно, Рональд раньше был знаком с кем-то, кто был похож на Гробовщика. А возможно, в далеком прошлом случилось некое важное событие, связанное с ним… В любом случае, должно же быть объяснение тому, что рядом с этим жнецом Нокс ощущает себя совсем другим. Более живым, более ранимым и очень несчастным. Это звучит, как сущая глупость, но промолчать оказывается невозможным: — Не поймите меня неправильно, но… Когда я смотрю на вас, мне кажется, будто я знал когда-то нечто важное о вас, но забыл… У вас никогда не бывает такого? — Рональд почти паникует из-за непонятного ощущения потерянности, охватывающего, будто лихорадка. Гробовщик делает шаг вперед и кладет руку на чужое плечо. Когда он говорит, голос его звучит очень устало и старо, и Рональд впервые задумывается о том, сколько же Легендарному лет. — Не страшно что-то забывать. Помнить всё — намного больнее, — убрать руку и развернуться, собираясь уйти. — До свиданья, Нокс. Берегите себя, — по опустевшему залу разносится удаляющийся стук каблуков. Он смотрит вслед Гробовщику, борясь с искушением последовать за ним. Он даже не знает этого жнеца, но испытывает к нему всепоглощающее доверие. И почему-то — привязанность. Рональд несколько секунд наслаждается этими чувствами, даже не задумываясь о причинах их появления, а потом вздыхает и идет слушать благодарственную речь начальников Департамента. Пребывая в задумчивости, он не замечает чужой печальный взгляд, брошенный ему в спину. Больше они с Гробовщиком не видятся.