3... 2… 1… … бомба …взорвалась. ***
ванде всегда казалось, что ей бы больше подошло имя вероника.
ей кажется, что это имя такое синее-синее. как летнее небо, когда высохшая и потрескавшаяся земля обжигающе горячая, а солнце мягко, но жёстко бьёт по твоим глазам, будто бы насмешливо говоря: «милая, тебе больше заняться нечем?». и чудится почему-то что это едко хохочет никто иная, как наташа романофф., но почему? почему? почему? гулким эхом отдаётся одно слово, всё тем же раздражённым голосом. на синем цвете пошли красные разводы. именно этот цвет так любит рыжая бестия, что сплела прочную паутину по всей школе. провинишься — она наигранно разочарованно вздохнёт, натянет ухмылку на лицо и подтянет запутавшуюся жертву к себе. что будет дальше не трудно догадаться. не зря эту девушку за спиной называют чёрной вдовой. цоканье высоких каблуков по кафелю, красные матовые помады, следы от пощёчин на светлой коже и засосы, что не сходят очень и очень долго, разбитые зеркала, идеально скрытые убийства, всё это — наташа романофф. мистическая сука. главное украшение и в то же время главное наказание школы.красный и синий такие яркие цвета… но при смешении всё равно дают чёрный.
***
— прости, милая, мне послышалось? у нас какие-то проблемы? холодный голос наташи режет напряжённую тишину будто бы нож. она выгибает одну бровь и — боже мой — у ванды появляется глупая мысль, что она явно тренировалась это делать у зеркала. в горле глухим комом застывает хихиканье: то ли нервное, то ли от этой глупой мысли. — я. не. слышу! — рука хлопает дверью буквально в миллиметре от лица максимофф. зажатая между стеной и рукой наташи ванда испуганно вздрагивает. и без того огромные глаза, становятся ещё больше. сейчас тёмноволосая похожа на рыбу которую выбросили на берег. откуда-то из-за спины рыжей слышатся тихие шепотки пеппер и хихиканье шерон. на секунду в голове ван появляется жестокая мысль: вот бы она сейчас отвлеклась на картер. «заткнись, шерон». и у соковианки был бы шанс на побег. ванда тихо (она надеется на то) сглатывает, стараясь скрыть испуг. — наташа, я больше не хочу участвовать в этом. — голос звучит чуть увереннее чем в первый раз. господи, главное не выдавать дрожь. она — хищница и если выдать себя, то она разорвёт тебя в клочья. без сожалений. хихиканье перерастает в смех. глубокий и рокочущий наташи, звонкий и резкий пеппер и чуть визгливый шерон. романофф резко прерывается и грубовато берёт ванду за подбородок, больно надавливая пальцем. — о, малышка, разве у тебя есть выбор? нет, конечно, ты можешь уйти… — она делает драматичную паузу и делает привычное, но красивое движение плечами и переводит взгляд на пеппер. девчонка замолкает, а картер вместе с ней. — ты же знаешь как орлы относятся к предателям, — ещё одна пауза, чёрная вдова смотрит прямо в глаза ванды, заставляя ту покрыться крупными мурашками. — хочешь покинуть нас — валяй., но потом не удивляйся когда тебя… — проводит длинным лакированным ногтем по щеке, чуть наклоняя свою голову. — позовут на разговор в столовой, скажем, — у наташи улыбка сдержанная, но такая страшная., а в глазах — черти. — или предложат прогуляться на ферму. я заметила что тони давным-давно положил на тебя свой глаз, — теперь ноготь резко впивается в губы. — как думаешь, тот парень… как его там?джеймс? оценит это? с каждой секундой ком в горле максимофф становится всё больше. ей кажется что она забыла как дышать. от этого вида рыжая раздражённо закатывает глаза. — отомри, ванда. мне не нравится твоё молчание. тебе лучше проявить уважение и ответить. так что ты там говорила? девушка опускает взгляд и молчит. губы немного подрагивают и ванда не сразу замечает, что наташа убрала свои руки от её лица. троица выжидающе пилит её взглядом. — я просто хотела позвать вас сыграть в крокет сегодня. наташа одобрительно кивает. пеппер начинает говорить о новом магазине с одеждой. ванда не слышит ничего: опять она повелась на это! сколько можно быть такой трусихой? перед глазами пелена, а в ушах какой-то шум. шерон с легким презрением и жалостью смотрит на неё.как же вырваться из этого капкана?
***
ванде всегда казалось, что её бы больше подошла фамилия сойер.
потому что она уверена, что эта фамилия такая синяя-синяя. как бушующее при шторме море, когда где-то вдалеке сверкают грозные молнии, а рядом волна один за другим убивает корабли, отправляя их на дно. ровно так же выглядят сияющие чистым безумием глаза джеймса барнса, когда он предлагает наташе выпить свой напиток. или когда он достаёт пистолет с «совершенно честными пулями», чтобы потом «совсем точно не убьют» тони и роуди. пьетро выглядит напуганным, когда предупреждает ванду. «этот парень, баки, опасен. тебе не стоит иметь хоть какие-то отношения с ним». о боги, они так много ссорились из-за этого… и что потом?пьетро умер., а вместе с ним и ванда. максимофф была разбита., а потом рядом нашли «совершенно честные пули». и ванде максимофф кажется что внутри пропали все органы, образуя глухую пустоту внутри. пули, мятный слаш, говор на немецком, кожаный плащ, безумие, холодная ухмылка, но такие нежные объятия, всё это — джеймс барнс. баки. ненормальный ублюдок. человек полный противоречий, что слишком много страдал в прошлом.чёрный и синий такие контрастные цвета., но всё ещё неплохо смотрятся вместе. ***
у ванды на глазах слёзы, её трясёт. она слабо цепляется за тело… кого? худшего врага? лучшей подруги? возлюбленной? просто любовницы? на фарфоровом, чуть ли не кукольном лице застыло такое выражение, какое бывает у человека увидевшего призрака. лёгкая насмешка, мол, «это что, шутка?», плохо скрытое удивление и… гордость? максимофф на секунду кажется, что сейчас романофф встанет и как всегда смерит её высокомерным взглядом. фыркнет, ядовито улыбнётся и как всегда скажет «милая, тебе больше заняться нечем?». ванда не выдерживает и начинает смеяться. дико, истерично. по щекам текут слёзы. — я… убила её. убила свою… лучшую подругу. — ванда не верит. не хочет верить., но рыжие волосы разметавшиеся по полу, хруст стекла под ботинками баки и тонкая струйка синей, размазавшейся по подбородку наташи жидкости убеждают в обратном. — или худшего врага? — скептично возразил парень, присаживаясь на корточки рядом с перепуганной девушкой. как бы он не старался это скрывать за беспокойством, он определённо веселился. максимофф беспомощно смотрит на него, её руки в крови — в своей или наташиной? — а её голос дрожит. — джеймс… баки, господи, что же делать? что я… мы натворили? — ванда не замечает как он дёргается когда она называет его по имени. в глазах барнса появляется что-то страшное. безумное. — скоро будут копы. соседи должны были заметить что-то неладное, — он продолжает констатировать факты негромким голосом, будто бы не замечая страха девушки. — бумага. нужна бумага и ручка.он всегда сможет помочь мне. ведь наша любовь свята.
***
ванда смеётся. снова. у неё резкое чувство дежавю. ей кажется, что она проклята. что ванда максимофф или вероника сойер — неважно — проклята. была такой всегда. чёртова ведьма, что погубила всех, кого любила своими же руками. её руки по локоть в крови. может и синей, ведь ей так нравится, правда? а может и в пепле. в пепле джеймса. или всё-таки мостов, что она так просто сожгла, пытаясь забыть всё? красный, синий, чёрный. красный, синий, чёрный. теперь всё смешалось. нет чудаковатых, но красивых оттенков. остался лишь один цвет. о, он был бы доволен.
ванда плачет. в голове раз за разом раздаётся это «проклята, проклята, проклята».
и звучит оно в два до боли знакомых голоса.
***