***
Часы тянутся беспощадно долго. В этих четырех стенах сейчас так страшно, что они не отходят друг от друга лишний раз. В этих четырех стенах, им кажется, они и умрут. У них забрали последнюю надежду. У них не забрали только их собственные жизни. Которые, на самом-то деле, теперь и не так уж важны. Никто не стучится в дверь, никто не смотрит в это окно, никого вообще не интересует их судьба. Но все они кричат. За слабость, за силу, за престол и за право быть выше — это то, за что ведётся «война». Все они шумные, мерзкие и никак не заткнутся. Им тоже не хочется молчать, но погрязнуть в таком же шуме — непозволимо. Этот шум и эти люди погубили всё. — Как думаешь, есть ли мир… где люди не врут? Винсент улыбается на его слова. — Надеюсь, что да. «Слава богу, стемнело» — хотел бы он сказать, но раньше вечер для них не значил ничего хорошего, раньше вечер был для них знаком, что надо прятаться сильней и не верить никому, кроме друг друга. Винсент не говорит ничего, кивает в сторону двери. Чарльз смотрел только пустыми глазами несколько часов, но сейчас поднял на брата взгляд полный обиды. Мало решимости, да и уверенность давно не с ним, но так много горечи и обиды. Винсент привычно берёт его за руку; они идут наощупь и по памяти, будто в них не осталось страха за свои жизни. Они оба завидели огонь; сразу же ускорили шаг, пытаясь не поддаваться тревоге. Пламя — значит не было, нет и не будет больше никогда. Поджигают только то, что должно исчезнуть и не оставить следов. Пепел не послужит напоминанием, а остальные забудут через пару месяцев, никогда больше не вспомнив. Но они не смогут. Не в их силах отбросить такую раздирающую душу картину с этого утра, и пусть горит дотла, пусть слепит огненно-красным, пусть будет жадным и всепоглощающим, это ничего не изменит. Совсем. Они молчат и не двигаются с места. Не так уж и важно, кто решил это сделать. Да и кто её убил — уже не играет роли, раз они бессильны. — Ну и плевать, — шипит Винсент себе под нос. Так выглядит их приговор, и нельзя позволить себе просто от него убежать из-за трусости. У них не хватит совести. Хватит — или нет — только сил сдерживать слёзы на самой грани, сил сдерживать хотя бы друг друга за руки. Слишком мало. Не хватит, не поможет. Винсент отпускает его руку, мрачнеет и не поворачивает на брата взгляд — нужно минуту, или хотя бы несколько секунд, что-то резко эгоистичное, что-то только с собой и своими мыслями. Чарльз вздрагивает, смотрит искоса, видимо, боясь тому помешать. — Давай пообещаем, — тихо начинает Чарльз, поворачивается к нему с поднятой ладонью, — что не будем лгать? Винсент встрепенулся, удивлённо уставившись на него, отвлекаясь от огня. — Чарльз, ты… Он не даёт договорить; потому что знает его слова наперёд, и повторяет: — Давай. Винсент прикрывает глаза, искренне, тепло улыбается; разворачивается к нему, уверенно прикладывая свою ладонь к его. — Значит, ты обещаешь? — спрашивает Винсент. — Да. В нашем мире, полном лжи… — …мы не будем лгать друг другу. Довольный смешок.***
Вечности, наверное, хватит. Винсент показывает символ на затылке, и ему хочется назвать это шрамом, но он улыбается, пока брат с интересом рассматривает его. Это шаг вперёд, это поможет уничтожить Богов и всю ложь, это даст столько времени, сколько потребуется. Чарльз осторожно касается пальцами, словно боится что-то сломать. — Видишь? Ничего опасного, — усмехается Винсент, — но это нам поможет, и твой Гиасс тоже. Чарльз радостно кивает и убирает руку. Наверное, его Гиасс немного пугал даже его самого — пусть это и та сила, которой он правда доволен, иметь такую власть и контролировать чужую память… Может, это единственный путь. Раз сила обретает форму в зависимости от желаний, значит, больше не остаётся выбора. — Получается, ты теперь бессмертен, — обрывается на половине речи, потому что хочет назвать брата по имени. — «V.V.» Теперь только так, Чарльз. Чарльз недовольно хмыкнул и ответил: — Тогда я буду называть тебя просто братом, — недолго смеётся и улыбается. По-другому нельзя. Будет просто нечестно называть его какими-то дурными инициалами, после того, чем он пожертвовал ради цели. Всё-таки именно Винсент его защищал. Именно Винсент для него первая, и, кто его знает, может и последняя поддержка. Винсент это слишком теплое и родное имя. Винсент слишком предан. И теперь очередь Чарльза. Бог не может быть побеждён силой одного лишь короля, но Бог может быть побеждён, если они будут вместе. Каждый из жалких лгунов, каждый вравший им родственник что-то забудет. Потеряется в своих воспоминаниях, станет чем-то другим или просто не поймёт, что когда-то жил. Чарльз считает, что это просто месть, которую они заслужили. Потом Чарльз считает до трёх. Брат, Марианна и ведьма. В привычке — думать, кто им солжёт. В привычке и у Чарльза, и у Винсента. Это никогда не было помехой, потому что раньше они были только вдвоём; места для лжи просто не было. А сейчас… Сейчас Винсент не подаёт знака. Не подаёт знака и беспричинно ненавидит яркой яростью, которая проросла из страха. Она лжёт — он уверен. Уверен и полностью неправ. «Все врут» — злобно говорит Чарльз, и никогда не включает в это число брата. Потому что только он говорит правду, только он всегда рядом и только ему не нужны титулы и звания. «Все врут» — вторит Винсент у себя в голове, и знает, что лжёт самому себе, что он может солгать Чарльзу. И Марианне. Дать ей поулыбаться, побыть любимицей и подумать, что она получила доверие в полной форме. Это даже не план и не тактика, просто стратегия.***
— Да, я слышал. Мне жаль Марианну. У Чарльза не хватает сил. V.V. не сказал, что не убивал её, значит, даже не солгал. Но такие мелочи сейчас не имеют никакого значения для Чарльза. Конечно, Марианна сильная. Марианна найдёт тысячу способов, Марианна выдержит нож в спину. Марианна сильна, а Чарльз… в первую очередь, он всегда был слаб. Непременно, хватит чести и любви, чтобы не кидаться на брата, не держать обиды, потому что он слишком много значит. Но никогда не хватит, чтобы забыть, что V.V… Винсент солгал. Солгал Марианне — плевать, она слишком продуманная, она не поведётся. Солгал Чарльзу. По-детски обидно. И не только ему. Винсенту по-детски обидно, по-детски страшно, что его оставят одного. В висок бьёт резкая и дурная мысль — всё порушится из-за её лжи. А в памяти обрывки фразы. Ты же старший. Побудь защитником. Стань опорой. Останься до конца. Ему слепо казалось в тот момент, что убийство будет правильным. Слепо казалось, что Чарльз никогда его не простит, если узнает. Чарльз об этом не говорит, Чарльз хранит в памяти каждую секунду, боится и переживает. Не за себя, конечно. Злится и кричит, тащит из себя всю грубость, чтобы прогнать Лелуша с концами. Потому что у брата дружелюбная улыбка и чёрт знает что за ней. Нельзя ему помешать как-то иначе. Пусть они живут где угодно и как угодно, пусть и будут пешками по итогу, лишь бы брат их никогда не видел и никогда не верил в свои иллюзии. Может, они даже выполняют поставленные им когда-то давно задачи. Защитите друг друга. И во что бы то ни стало, держитесь одной мечты. Во что бы то ни стало. Исчезай. Умирай. Если это ради цели — умирай тысячи раз. V.V. даже в ранах, в крови — улыбается. Кому-то с любовью, а кому-то мерзко до тошноты. — Ты снова мне солгал, брат. Сдавленный смешок в ответ. Так и есть, ему нечего ответить. Но за все эти годы он понял, что когда слова не подходят и просто неуместны, надо что-то отдавать. Важное. И навсегда. — Вы с Марианной, — удивляется своим же словам, — вы же… Доведёте всё до конца? — Конечно. Если ты нам — — Помогу. Чарльз улыбается, а V.V. думает — его младший брат всё такой же ребёнок. Неподходящий, совсем неподходящий момент, чтобы отдавать ему код. Видимо, такова судьба. Код нельзя забрать, нельзя своровать или просто нагло утащить из-под носа. Его можно только принять. Как руку помощи. Как искупление грехов и лжи. Как просто ещё одну жертву, чтобы разбить Богов на острые осколки. Прямо сейчас. С.С. смотрит даже с каким-то сожаленьем, до которого ему сейчас совсем нет дела. — Так вот, Чарльз… С.С. думает — печальная и внезапная смерть. — Потому что… я тут старший. Винсент думает — всё получится, план сработает. Боги падут. Мёртвые и живые встретятся. Он увидит брата, увидит Марианну, увидит С.С… Боги падут. Они победят. Или наоборот.