Сказ о медведе, лебеде и разнице в менталитетах

      К своим неполным двадцати двум Чуя Накахара понял одно: его уже ничем не удивить. Нет, конечно, он не исключал какой-то мизерной возможности того, что в его жизни появится что-то покруче самого настоящего бога, в него самого запечатанного, ну или Дазай на худой конец все-таки соизволит умереть — вот это бы его, конечно, поразило бы знатно. Хотя… Нет, последнее было невозможно уж точно: Дазай, скотина этакая, и детей его еще переживет, а то и внуков.       В общем, удивить Чую Накахару было воистину невозможно. Это было даже смешно, знаете, ведь всего-то третий десяток сравнительно недавно разменял, а уже цзен познал, как минимум, как какой-нибудь псевдосуществующий Будда.       Чуя принимал всякие хлопоты своей жизни, непременно появляющиеся то тут, то там, с какой-то особенной философией: он смотрел на проблему, выпивал два-три бокала вина, а после смотрел на нее снова, но уже под совершенно другим, нетрезвым и оптимистичным, углом.       Около него всегда терлась белоснежная нежная лебёдка, ластящаяся к нему под руку и сжирающая просто невообразимое количество пищи — его личное духовное животное. Но и к ней, своей Свэн, он относился пусть с любовью, но и со скептицизмом тоже: мол, хэй, малышка, зачем ты мне такая нужна, разве достоин такой, как я, какой-то там внеземной любви и родственной души?       Чуя, если быть совсем уж кратким, был философом-оптимистом с зачатками сомелье-любителя и совершенно трезвым (даже когда прямо-таки совершенно пьяным) взглядом на жизнь.       Но!       Когда на него, мать вашу, правую руку блядского босса Портовой Мафии, прямо во время бела дня посреди улицы начал нестись самый настоящий бурый медведь… Дзен Накахары впервые за долгое время дал сбой, а вина под рукой не оказалось, да и откупоривать бы его было, знаете, некогда.       Чуя смутно помнит то, с каким ревом бежало на него это огромное и пугающее округу животное и с каким криком он его от себя отбуцнул в какое-то здание неподалеку. Чуя вообще весь этот момент своего ненормального, буквально несвойственного ему, ужаса не помнит.       Зато случившееся потом он запомнит, кажется на всю жизнь, потому что, блядь, вот уж удивился!       — Миша! — окрик, кажется, был настолько громким, что Чуя, до этого истуканом смотревший в сторону медведя, даже отмер.       Мимо пронесся странный тип в, кажется, меховой шапке, да еще и явно не азиатской внешности, и у Накахары глаза максимально округлились, потому что… ну… молодой человек, на улице, чтоб вы понимали, лето.       Вот только незнакомцу на его удивление (серьезно, его удивили) было плевать. Он присел около медведя и, погладив его по бурой грубой шерсти, обернулся на него, Чую. А тот, в свою очередь, кажется прозрел.       Ни одно нормальное животное его удара выдержать уж точно не смогло бы, а оттого на мысль напрашивался лишь один вариант: медведь, ныне приглушенно рычащий (обиженно так еще, знаете) из дыры в здании не был обычным. Он был духовным животным этого человека.       Чуя видел змей, крыс, хомяков, собак, кошек и прочую мелкую живность, постоянно снующих около людей.       Чуя однажды видел самого настоящего ядовитого паука, но… Медведь! Бурый! В городе! В фиолетовом, мать его, ошейнике! Господи, что скажешь…       — Какого черта ты тут руки распускаешь? — спокойно спросил мужчина с легким акцентом. Иностранец значит, да это и видно — до жути странный же. Он уже поднялся и, как Чуе показалось, сверлил его взглядом, способным убить. Отчего-то по телу прошлась неконтролируемая дрожь. Он медленно поправил теплую шапку, прикрывающую уши своим пушистым белым мехом, и двинулся в сторону Накахары. Тот, сощурившись, скрестил руки на груди, высокомерно выглядывая из-под своей шляпы.       — Я?! — он прищурился, хмыкнув. — А хули он тут… — обличительно произнес, не глядя тыкнув в сторону медведя, -…не хули?!       Незнакомец поморщился, остановился и снял свою стремную шапку, обмахиваясь ею. Серьезно, Чуя еще мог понять свою шляпу, потому что это — стиль, да и не теплая она совсем, а тут… Явно же зимняя! Чертовы приезжие…       — Думаю, молодой человек, вам все же следует извиниться, — спокойно отозвался мужчина, будто и не слышал заявлений Чуи. Тот вскипел.       — Он бежал на меня! Посадите свою псину… кх, медведя на цепь!       — Мой Миша не мог на вас бежать: он правильно воспитан.       — Да… Да кто угодно подтвердит! — Огляделся: никого не было, все испугались и убежали кто куда еще минут десять назад. Черт. — Сдайте это чудовище в приют!       — Себя в приют сдайте, потому что… Ай! — мужчина осекся, а Чуя ошарашенно посмотрел вниз.       Рядом с ногами иностранца обосновалась его Свэн. Она буквально нападала на него, агрессивно шипя, и клевалась то тут, то там. Гвоздем программы стало то, как быстро она обошла мужчину и смачно укусила того за зад. Тот, не ожидая подобной подставы, аж взвыл, а Чуя прыснул.       — Свэн, солнце, иди сюда, — ласково поманил он. Лебёдка не переставала хлопать крыльями и шипеть в сторону незнакомца, но, подумав, все-таки ушла к хозяину. — Спасибо, — искренне поблагодарил он ее, и животное, кажется, все-таки успокоилось.       Медведь к тому моменту, кажется, наконец-то сумел прийти в себя и даже вылезть из дырки, которую Чуя им образовал. Последний почему-то подумал о том, что они, двое этих животных, прям-таки два сапога, которые пара, потому что… Оба конченые какие-то.       Усмехнувшись своим мыслям, Накахара перевел взгляд на незнакомца, который снова не сводил с него взгляда. Только в этот раз его выражение лица приняло куда более сложное выражение, нежели гнев.       — Ладно, пошли, — Чуя поманил Свэн рукой и зашагал вперед. Лебёдка не сдвинулась с места. — Ну пошли же, я не хочу платить за эту дырень, когда сюда приедут копы! — животное сделало пару шагов в сторону медведя, тоже стоящего неподвижно, и остановилось.       Выражение лица Чуи сделалось поистине сложным, а после, спустя пару секунд, его брови медленно поползли вверх.       — Серьезно… Ты?! — он сглотнул, тут же тыкнув пальцем в сторону незнакомца. — Ты-ы-ы… — Моему соулмейту следует поучиться хоть каким-то манерам, — заметил тот не без издевки и, пожав плечами, протянул ему руку. — Федор Достоевский. К сожалению, твой соулмейт.       Чуя опустил взгляд на чужую ладонь. После, опомнившись, протянул свою.       — Чуя Накахара. Не переживай: долго ты около меня не проживешь.       Нет, все-таки жизнь все еще могла его удивить. Причем, ко всему прочему, не в самую плохую сторону!