߷
Если начистоту, Стайлз не может сказать, что ненавидит Дерека. Немножко презирает, на уровне инстинктов отодвигается от него на краешек дивана и с отвращением смотрит на безупречный пресс, но ненависть была бы слишком сильным словом. До момента воскрешения Питера и всей правды о пожаре, произошедшем шесть лет назад — это сваливается на Стайлза, как снег на голову. — Помолчи, — шипит Скотт и старается отодвинуть прущего на рожон друга, который, впрочем, не обращает на него внимания. — Так ты, значит, трахался с охотницей? — ядовито осведомляется Стайлз. — В пятнадцать-то лет? — Заткнись, Стилински! — шипит побледневший Дерек, однако его виноватый вид лишь зарождает желание вцепиться в эти угольно-черные патлы. — И — дай-ка прикинуть — сразу после того, как умерла Пейдж? Быстро же ты забыл о своей большой любви!.. Дерек замахивается было рукой, но смертоносные когти останавливаются в дюйме от бесстрашно вздернутого носа. — Неужели для тебя в порядке вещей — когда взрослая женщина спит с ребенком? Женщина, от которой пахнет порохом? Это настолько нормально, что можно было забыть о стае, о предостерегшем тебя дяде— — Вот только не надо меня вмешивать, — подает голос Питер. — Я всего лишь мягко ему намекнул. Громкий рев Дерека ударяет по ушам, заставляя отшатнуться и врезаться спиной в полуразрушенную стену. Пепел мажет рукава фланелевой рубашки, оставляет за собой противный душок осознания, что именно горело в этой гостиной. — Не смей говорить о Пейдж, — чеканя слова, говорит Хейл. — Ты понятия не имеешь… — О, я-то не имею. Зато ты, наверное, всласть поплакался в грудь Кейт? И нет, Стайлз не считает, что переборщил. Потому что Дерек Хейл вечно ведет себя так, будто весь мир ему задолжал, однако не помнит главного виновника произошедшего. Смогла бы Кейт спалить весь дом дотла, если бы Дерек не дал ей ключ, не лег бы с ней в постель, не был бы столь самоуверен? И теперь ему хватает наглости обвинять кого угодно, только не себя. — Не думал, что скажу это, но ты перегнул палку, — сообщает Питер, безмятежно глядя вслед перешедшему в бета-форму племяннику. — Не стоит упоминать Пейдж, особенно в таком ключе. — Разве я неправ? — Стайлз упрямо отряхивается и отворачивается спиной к стае. — Вот и вся любовь до гроба — едва на горизонте появилась сексуальная охотница, как погибшая из-за него девчонка оказалась забытой. Никто и слова не говорит, когда Стайлз отказывается от традиционного похода в кино и уезжает домой. Джип жалобно поскрипывает, заворачивая на родную улицу, а по стеклам начинает барабанить теплый летний дождик. В комнате Стайлз долго разглядывает себя в зеркало. Пусть он не первый красавчик школы, но с у него самооценкой все в порядке: по-детски пухлые щеки, изогнутые губы и большие глаза создают определенный образ, а если надеть что-то модное и обтягивающее… — И что это было за выступление? — раздается из-за спины. Стайлз совсем не героически взвизгивает и сталкивается лицом к лицу со злющим Дереком — с него льется прямо на ковер, а пропитанная дождевой водой майка облепляет напряженные мышцы. — Держи дистанцию, волчара, — он пытается отпихнуть невежливого оборотня, однако запястье оказывается зажатым в пышущий жаром кулак. — Тебя это возбуждает, да? — ноздри Дерека трепещут, словно он пытается унюхать стайлзов страх. — Выбешивать меня? Встает при мысли, как я трахаюсь? Сознание, конечно же, облекает сказанное в набор картинок: как Дерек подходит к нему — обнаженный, с выпущенными клыками и покрытый слоем пота, как на вчерашней тренировке, — разворачивает к себе спиной и нагибает над письменным столом. Вряд ли он беспокоится о наслаждении партнера — от альфы так и веет этим животным превосходством, и хочется просто заскулить и раздвинуть ноги шире, стараясь заслужить каждый миллиметр его… — Так что, Стилински? — Дерек ведет головой и отпускает начавшее неметь запястье. Врывающийся в комнату свежий воздух, наполненный грозой, явно сбивает острое волчье обоняние, и он не успевает уловить зарождающееся желание. — В следующий раз не думай, что сможешь так же просто молоть языком. Стайлз остается в одиночестве хватать ртом такой необходимый кислород. К нему наконец-то приходит осознание всего услышанного и произошедшего, и хочется просто спрятаться под одеялом, чтобы папа пришел и решил все проблемы — как раньше. Маленький червячок самоуничижения вновь начинает вгрызаться в мозг, населяя и так не слишком здоровую голову сомнениями: Дерек был влюблен уже в пятнадцать, а он все еще… В эту ночь Стайлз впервые идет в «Джунгли» и целенаправленно знакомится с каким-то тридцатилетним мужиком, остановившимся в Бикон-Хотел на несколько ночей. Уже после получаса приятной беседы его втрахивают в стенку затрапезного туалета, шепча, какой же он замечательный, узкий, сладкий мальчишка, и остается только зажимать рот сбитыми костяшками, чтобы не взвыть от режущей боли и отвращения к происходящему. — Отличная дырка, — напоследок бросает мужчина, хлопнув ладонью по его покрасневшей ягодце, и направляется в сторону танцпола. Стайлз же сползает на замызганный пол, судорожно застегивая молнию на вылинявших джинсах, и чувствует мерзкое, склизкое… удовлетворение.߷
— Неужели наш малыш потерял невинность? — сразу же вопрошает Джексон, едва Стайлз заходит в особняк. — Пахнешь, как шлюха, — морщит носик Эрика, опираясь на плечо Бойда. — По себе знаешь? — отгавкивается Стайлз. От мучительной смерти его спасает появление Дерека, который и сегодня — о, чудо — одет. Альфа замирает на месте, во все глаза таращась на Стайлза, и отмирает лишь при деликатном покашливании Лидии. — Что ты… Неважно, — в конце концов бормочет он. — Омега поймана. Вот так они заканчивают вечер — просмотром древнего ужастика на айпаде Джексона и карамельным попкорном. Стайлз постоянно ерзает и благодарит бога за то, что никто не комментирует его то и дело скукоживающееся лицо — все-таки не нужно было жалеть карманных денег и ограничиваться остатками смазки. — Ты мог не приходить, — негромко говорит Дерек, когда он старается отвинтить крышку у бутылки кока-колы. — Даже если бы мы отправились на охоту, ты бы остался здесь. Не стоило отвлекаться от… важных дел. — Ага, а потом Скотт бы вызванивал меня в час ночи и спрашивал о всяких бестиариях. Считай, это вклад в мой здоровый пятичасовой сон. — Пятичасовой? — тот недоуменно хмурится. — Ага. Подростки, они такие. Странно вот так стоять среди обломков сожранной пламенем мебели и вести задушевные разговоры. Стайлз сутулится и все еще мучается с бутылкой, когда Дерек вдруг нервно дергается вперед и забирает нагревшийся пластик себе — еле заметное напряжение в длинных пальцах, и вот шипучая пена уже стекает на пыльный пол. Стайлз провожает ее взглядом и отдаленно отмечает, что должен хотя бы разозлиться от такой демонстрации силы — однако неловко протянутая кола почему-то сводит раздражение на нет. — Э-э, спасибо. — Так что, кого можно поздравить? — через мгновение спрашивает Дерек. Осторожно, словно бы между делом, однако тревожная морщинка почему-то все равно появляется между сведенных вместе бровей. — Хм? — Стилински отрывается от горлышки и вытирает губы полой футболки. — А, хм. Не знаю. Никого? — Ты переспал с незнакомым мужиком и даже не знаешь его имя? — Вот только не надо читать мне мораль! — сразу заводится Стайлз. У него свербит в заду, на шее остался здоровенный засос, который пришлось заклеивать пластырем — и который совершенно не помог, что бы ни советовал «Космополитен», — а хуже всего, что после туалетного приключения он впервые за несколько лет спал, как убитый. — Я и не— — Ты, блять, трахал охотницу, которая убила твою семью, а сейчас говоришь что-то обо мне? — выплевывает Стайлз и с садистским удовольствием отмечает, как мужчина дернулся, словно от удара током. — И еще… Удар настигает неожиданно — если честно, он и не думал, что Дерек по-настоящему применит силу. Из носа течет в три ручья, губа наверняка вздувается на глазах, и Стайлз ошалело трясет головой. Оборотень же не обращает внимания на попавшие на его серую майку капли крови и сгребает в кулак чужую кофту: — Господи, я точно убью тебя, и мне ничего за это не будет, — он встряхивает Стайлза, как непутевого котенка. — Ты хуже всего, с чем я сталкивался в моей жизни, ты — наказание каждому, кто с тобой знаком… — Дерек! — Скотт повисает на его руке, но тот одним взмахом отправляет его в полет через гостиную. — Я даже не буду с тобой связываться — еще руки марать, — альфа отпускает Стайлза, кулем осевшего на колени, и без слов уходит из особняка. Стая в замешательстве стоит в дверном проеме, наблюдая, как Стилински отплевывается от собственной крови и вытирает влажные глаза. Даже МакКол не спешит помочь другу, а замирает чуть впереди Эллисон — как будто Стайлз сейчас набросится на нее и загрызет своими зубами. — Почему ты такой? — вдруг разбивает тишину Лидия. — Ты… Ты стал совсем другим. Почему ты говоришь такие вещи? — Я сказал неправду? — устало спрашивает Стайлз. — Кое-кому следует вынуть голову из задницы и начать ей думать — для разнообразия. — Это то же самое, если я скажу, что ты виноват в смерти твоей матери, лапушка, — доносится с улицы голос Питера. И — контрольный выстрел. Стайлз вскидывается, как раненое животное, но лишь в глазах Эллисон виднеется едва уловимое сочувствие. Скотт морщится, однако не торопится опровергнуть сказанное, Лидия прячет лицо за длинными волосами, даже Бойд непривычно поджимает губы. Стратегическое отступление из хейловского особняка больше похоже на побег. Стайлза рвет, едва он добирается до дома, и до глубокой ночи он лежит на полу и глядит на висящую на стене фотографию: на ней смеющаяся Клаудия держит розовощекого младенца, а отец с гордой улыбкой обнимает их обоих. Со дня смерти жены Джон больше ни разу не улыбался так открыто и счастливо. В «Джунглях» сегодня на удивление многолюдно — какое-то заезжее шоу травести дает представление. Стайлзу не составляет особого труда набрести на пару пьяных вусмерть мужчин, на чьих щеках отпечатались липкие блестки — видимо, трансвеститы осчастливили их своими лобызаниями. Теперь он не должен ни о чем думать: он просто стоит на коленях, оставляя ссадины на коже, и послушно принимает в рот возбужденный член. — Милашка, — шепчет тот, кто рвано втискивается в него сзади. — Давай, мальчик, сожмись посильнее… Стайлз чуть второй раз за день не избавляется от пищи, когда ему в горло вдруг вливают алкоголь: плещущая из бутылки дешевая водка обжигает пищевод и словно оставляет за собой гноящиеся язвы, но одновременно с этим в груди разливается приятное любопытство — что будет дальше? — Эй, сладенький, ну-ка повернись… Не соображая, что происходит, Стайлз словно сквозь пелену чувствует на своем члене прохладу латекса и — тугое, ни с чем не сравнимое ощущение обхватывающей тебя гладкой плоти. Он не может сдержать постыдный вздох и подается ближе, ближе, ближе, пока человек под ним захлебывается в стонах. — Блять, — почти кричит он, но в рот мгновенно пробираются юркие пальцы и поглаживают его язык. Все происходящее настолько же отвратительно, насколько превосходно: он чувствует давление везде, где только возможно, а чье-то судорожно сбившееся дыхание подводит его к краю. — Приходи сюда почаще, милашка, — слышит смешок Стайлз. По бедрам стекает чужая и его сперма, пачкая брюки, а чуть протрезвевшая парочка неровным шагом удаляется прочь. Интересно, что сказал бы Дерек, узнав, что Стайлз хочет еще?߷
Неделю Стилински ловко избегает столкновений со Скоттом и компанией — до поры до времени. Эллисон все-таки вылавливает его у школьной библиотеки и, не слушая возражений, тащит с собой под лестницу. — Рассказывай, что у тебя происходит. — В смысле? Ему уже не хочется ни ругаться, ни объясняться. В животе плещутся остатки явно просроченного алкогольного пойла вперемешку с таблетками, которыми с ним поделилась обдолбанная вконец незнакомая дамочка, а гордость устремилась вниз по сточным трубам еще утром. — Тебя не было на стайных собраниях несколько дней, и мы скучаем по тебе. Мы волнуемся, Стайлз! — Эллисон берет его за руку. — Дерек сам не свой, даже Питер жалуется — ему не хватает твоих шуток. — Я приду сегодня, — бледно улыбается тот. — Только не устраивайте приветственных вечеринок, ладно? И правда, приходит же. Паркует джип рядом с идеально намытой Камаро, до горла застегивает ветровку и поднимается по скрипучим ступенькам. Все уже здесь: сидят, смеются и что-то бурно обсуждают. — Стайлз! — восклицает Эрика и тут же получает чувствительный тычок в бок от Эллисон. — Мы тебя, э-э, ждали. Пиццу будешь? Он представляет, как выглядит, поэтому благодарен отсутствию язвительных — да и вообще любых — комментариев. Под россказни Лидии о новом математике Стайлз тихо проходит на свободное место, по иронии оказавшееся рядом с сидящем в кресле Дереком, и гнездится в куче упаковок из-под газировки. — Я отложил тебе кусок сырной, — негромко говорит альфа и действительно протягивает ему пластиковую тарелку, на которой высятся три куска с разными начинками. Стайлз был бы рад гордо отказаться, но пицца пахнет так соблазнительно, а у него в животе пусто уже два дня… — Ты не обязан нянчиться со мной, — устало отвечает он под аккомпанемент страдающего желудка. — Но спасибо. — Что, если я хочу? Стайлз доедает первый кусок, когда сказанное доходит до его сознания. Шестеренки в голове со скрипом вертятся, сыр капает на и так грязную футболку, он поворачивается к Дереку. — Что, если я хочу помочь тебе? — тихо, но уверенно повторяет тот. Стая вдруг замолкает, пока Эрика не произносит наигранно веселым голосом: «Хей, ребята, кто пойдет играть в пиво-понг?». И даже мягкая сахарная Эллисон согласно кивает и уходит под ручку со Скоттом, выглядящим так, словно он только что принес в жертву морскую свинку. Вечерний клекот цикад теперь не заглушается ничем, кроме постукивания банки Дерека о деревянную столешницу. Стайлз отставляет в сторону пустую тарелку, задаваясь вопросом, что же все-таки грядет. — Я никогда не снимал с себя ответственности за случившееся, — вдруг произносит Дерек. — Ни за Пейдж, ни за Кейт, ни за Лору. — Если бы Пейдж была жива, ты бы даже не посмотрел на Кейт, — полуутвердительно отвечает Стайлз. — Конечно нет. Но… — он двигается ближе — крошечное движение, едва заметное краешком глаза, — я бы не смог не заметить тебя. У Стилински почему-то перехватывает дыхание, когда чужие подушечки пальцев касаются его руки. Дерек — странно и притягательно смущенный, отворачивается в другую сторону. — Я вовсе не такой, каким ты меня представляешь. После Кейт я ни с кем не… — Мне все равно, — перебивает Стайлз. Он с искренним удивлением видит, как оборотень дергает плечами, словно от удара, но не встает — остается в той же позе, напряженно удерживая ладонь на его коже. — Чего ты хочешь? — Ты убиваешь себя, — прямо отвечает Дерек, все еще не глядя ему в глаза. — А я— Я хочу позаботиться о тебе. В голове Стайлза пустота, когда чужие губы накрывают его собственные и неуверенно прижимаются ближе. Альфа дышит тяжело и громко, как будто старается удержать себя на привязи, и от его футболки исходит приятный аромат какого-то геля для душа. «Ничего себе, я думал, от него будет нести псиной», — проносится в стайлзовых мыслях. — Я все равно тебя ненавижу, — выдыхает он, пока Дерек слегка улыбается: — Я тебя… Щетина приятно царапает шею и выставленное горло, а мягкий язык сразу же зализывает появляющееся раздражение. За прошедший месяц Стайлз успел попробовать многое из того, что хотел — и что не мог представить, — однако с Дереком почему-то все чувствуется совсем по-другому. Даже негромкое рычание, когда тот замечает россыпь синяков на ребрах и почти черные следы сходящих засосов, совершенно не пугает. — Когда ты последний раз трахался? — спрашивает Дерек, с нажимом проводя вытянутыми когтями по отметинам. Стайлз дергается и сладко выдыхает; — Вчера. А ты? Рычание переходит в недовольное ворчание, пока волк избавляет его от одежды. Стилински понимает, что на таком контрасте выглядит совсем не впечатляюще — у него объем бедра меньше, чем у Лидии, прости господи, — но Хейл замирает и оглядывает его так… так, словно хочет сожрать, и это не должно заставлять глупое сердце пропускать удары. — Я тебе сказал, что последний раз был с Кейт, — невнятно говорит он сквозь клыки. — Я выебал ее в своей кровати, а тем же днем она подожгла дом. — И ты соблюдал целибат шесть лет? — удивляется Стайлз, бесстыдно раздвигая ноги и притираясь давно стоящим членом к жесткой джинсе. Дерек наблюдает за этим зрелищем и, кажется, не дышит — только радужка наливается алым. — Не обманывай ребенка, с такой внешностью ты наверняка переспал со всеми бабами в радиусе города Нью-Йорк. — Ребенка?.. Дерек скалится и неторопливо снимает с себя одежду, давая Стайлзу возможность жадно отслеживать каждый кусок обнажающейся кожи. Он действительно красив: волчьи гены оставили на нем отпечаток чего-то древнего и первобытного, так что Стилински просто радуется своей удачно выбранной позе и выгибается в пояснице — вот я, посмотри на меня. — У меня было слишком много проблем, чтобы тратить время на поиск подходящей сучки, — грубые слова так не сочетаются с мягкостью, проглядывающей в голосе альфы. — Но теперь они решились, ведь я нашел тебя, малыш. Малыш? Стайлз не может понять, почему вдруг задыхается: то ли от возмущения, то ли от прошившего копчик возбуждения. Но когда тот снова ложится на него, придавливая к кровати, и ласково шепчет: «Давай, маленький, я здесь…», внутри все начинает переворачиваться. — Теперь ты никуда не уйдешь, — тем временем продолжает Дерек. Он проводит пальцем по все еще растянутой дырке и взрыкивает, когда проникает внутрь сразу двумя; — будешь лежать подо мной, и больше никто не сможет увидеть тебя таким— блять, Стайлз. Дерек не отрывается от его губ, пока вбивается в него отрывистыми мелкими движениями: Стилински действительно кажется, что его покрывают, как сучку, но шарящие по бокам горячие ладони сразу делают все до отвратительности романтичным. Тяжелые яйца каждый раз шлепаются о подрагивающую задницу, и он предательски краснеет и отворачивает голову — вот только у Дерека, похоже, нет границ для стеснительности. — Детка, посмотри на меня, — почти приказывает он. — Какой же ты красивый, господи. Стайлз всхлипывает при особенно сильном толчке… и вдруг ответно обхватывает чужие сильные плечи, жмется ближе. Тело одновременно предает и помогает ему, пытается врасти в Дерека, чтобы навсегда остаться с ним в этом пропахшем огнем доме. — Я сейчас… — хочет сказать Стилински, но тот неожиданно оголяет острые резцы и кусает туда, где еще темнеет чья-то метка. — Маленькая шлюха, вот кто ты. Но ты моя шлюха, Стайлз, понял? Стоит мальчику согласно застонать, как оборотень двигается в последний раз, окончательно сомкнув зубы на его шее, и выплескивается прямо внутрь. Стайлз еще никогда не кончал без стимуляции, но один вид искаженного удовольствием лица Дерека приносит, кажется, наивысшее удовлетворение. Вот только давление внутри не пропадает, наоборот — по ощущениям, член продолжает спускать сперму, увеличиваясь при этом в размере и бешено надавливая на и так чувствительные стенки. — Что за… Дерек, блять, у тебя узел есть?! — почти визжит сообразивший Стайлз и безуспешно пытается отползти куда-то назад, однако полуобратившийся любовник лишь чувствительно хватает его за талию и продолжает втрахивать в жесткий диван. Волчьи черты лица и шерсть, впрочем, не ослабляют волны зарождающегося оргазма. Стайлз полностью обездвижен весом обезумевшего оборотня, он лежит под ебаным животным, да еще подмахивает навстречу — он, в конце концов, насажен на узел, словно самка… И этого оказывается достаточно, чтобы сжаться на члене и бурно кончить, заляпывая подбородок и их губы теплой спермой. Дерек лижет его щеки и онемевшее от укусов горло, то и дело бормочет что-то ласковое, довольно урчит. Стайлз же просто лежит и впитывает всю эту нежность: единственное, о чем он сейчас может думать — как ему нравится лежать под альфой и благодарно ерзать на вздувшемся узле. — Фе-е, — делает он попытку, когда Хейл вместе с поцелуем скармливает ему его же семя. — Ты волк или человек? — Не ври, — Дерек даже не утруждается вернуть себе человеческий облик. Стайлз не чувствует привычной ненависти, когда прочесывает пятерней спутавшиеся черные волосы — будто собаку гладит. Дерек мокро дышит ему в ухо, лишь изредка посверкивая белоснежными клыками, и твердыми ладонями продолжает втирать в кожу их смешавшуюся сперму. Не получается в очередной раз заставить себя с отвращением посмотреть в зеленые, ярко сияющие глаза. Дерек прижимается ртом к его губам, делясь своим воздухом и заставляя задыхаться от противоестественного прилива нежности. Я могу к этому привыкнуть, думает Стайлз, когда Дерек проваливается в сон прямо на нем. Пепел оседает на покрытом испариной трискелионе, въедаясь в черную краску, за окном громко переругиваются беты, а идущий от оборотня жар не дает замерзнуть под порывами вечернего ветерка. Стайлз засыпает.