Симультанность

       Спустя неделю после знакомства с друзьями Антона Арсений уже спокойно принимал их вечерние посиделки и даже пару раз сходил на пляж со всей этой компанией. Счастью Антона не было предела: теперь не нужно разрываться между друзьями и Арсением: все рядом и все более-менее ладят друг с другом. Правда, дуэт Арсений плюс Иванка Антону не нравился совсем: не из-за ревности, а из-за того, что эти двое слишком хорошо спелись, и мишенью для их частых шуточек стал именно Антон. Шутили, конечно, по-доброму (почти всегда), и в девяноста процентах случаев Антон даже смеялся сам над собой, но у всего есть предел, который эта парочка частенько игнорировала. Но выход из этой ситуации был: перестать играть роль переводчика. Правда, любителей подшутить это не остановило: в ход пошёл гугл переводчик.       Так что, знаете, не зря говорят: бойтесь своих желаний. Вот Антоново желание исполнилось: его парень и его друзья поладили, но на какой почве… Арсений, правда, после таких шуточек потом всегда извинялся, когда они оставались наедине: выцеловывал Антону всё лицо и обнимал до хрустящих костей. Ну и как на него долго обижаться?        Прощение Арсений просил, конечно, восхитительно, но что больше всего раздражало Антона в этих ласках, так это невозможность их продолжить. Фраза «возбудим и не дадим» стала печальным столпом их действительности.

∞ ◆ ∞

       В воскресенье Антон подходит к Иванке, спешащей на кухню — время обеденное: на террасе в кафе занято несколько столиков — и, состроив самую милую моську из всех своих мосек, обнимает подругу. Положив голову ей на плечо, Антон говорит:       — Ива, отпусти нас сегодня пораньше, будь другом.        Иванка поворачивается и недовольно хмурится:       — Опять?       — Ну Ива…        Иванка сомневается (делает вид): ей не впервой работать одной в зале по вечерам, это вполне возможно, пусть и очень тяжело, но зато все чаевые её, а это того стоит. Но надо же дать Антоше понять, что он обнаглел совсем со своей неземной любовью к Арсению.       — И что у вас в программе? Очередная сопливо-романтичная прогулка?       — Ты даже не представляешь, насколько! — воодушевлённо говорит Антон.       — Чёрт с вами двумя, валите.        Антон целует Иванку в щёку и, преисполненный радости, продолжает обслуживать столики, время от времени посматривая на ничего не подозревающего Арсения.        Между четырьмя и семью наступает затишье перед ужином. Иванка, Антон и Арсений сидят за главной стойкой и наслаждаются краткосрочным отдыхом. Погода сегодня восхитительная: светит солнце, но совсем не душно: время от времени с моря дует лёгкий ветерок, принося с собой приятный запах влаги и соли.        Арсений машинально протирает стаканы и думает о своём, когда вдруг понимает, что Антон с Иванкой что-то обсуждают. Конечно же, на хорватском.       — ...želim ga jebati. Danas! — полушёпотом говорит Антон с глупой улыбочкой на лице.       — Wow. Zna li on za to?— Иванка выгибает бровь.       — Ne. Bit će iznenađenje.       — Ha, tko će koga još zajebavati… — сомневается Иванка, кидая взгляд на Арсения.       — Hej! — Антон мягко пихает её локтем в бок.        Иванка закатывает глаза. Арсений смотрит на них и ждёт перевода, Антон ловит его взгляд и, накрыв ладонь Арсения своей, говорит:       — Только что объяснял Иве, какой ты прекрасный.        Арсений недоверчиво хмыкает, но он прослушал начало разговора и ни в чём не может быть уверен, поэтому делает вид, что поверил.        В семь часов Антон подходит к стойке Арсения уже без фирменного фартучка, но с неизменной улыбкой. Арсений как раз заливает в стакан со льдом очередную колу.       — Арс.       — Чего?       — Давай заканчивай с этим и пойдём.       — Куда? Опять оставим Иванку одну? Нет у тебя совести, Шаст…       — Зато у тебя её полно. Не скажу куда — это сюрприз.        Арсений страдальчески закатывает глаза. Сюрпризы и Антон — это хорошее сочетание, но ему как-то совестно снова оставлять Иванку одну справляться со всем этим наплывом людей. К счастью, посетителей сегодня не так много, как могло бы быть, всё-таки это воскресенье, да и кафе закроется раньше, но всё равно.       — В общем, я пошёл в душ, так что можешь доделать тут что хочешь и приходить.       — Ну ладно…        Антон, довольный собой, уходит. Арсений разливает оставшуюся колу по стаканам и думает о том, что сюрпризы — это, конечно, приятно, но всегда похожи на кота в мешке: никогда не знаешь, будет ли это пиздецом или навсегда останется в памяти приятным воспоминанием.        Арсений, распаренный после душа, с влажными кончиками волос, плюхается в машину к уже ждущему его Антону. Приятно после тёплого дня смыть с себя всё и освежиться: как будто просыпаешься утром и снова полон сил. Антон смотрит на него подозрительно довольно и заводит машину. Магнитола тут же включается, Арс видит на панели уже знакомую флешку и втыкает её в разъём, после чего щёлкает кнопками, пока не находит ту самую песню Барских. Песня, конечно, ни о чём, но приятная и по-своему красивая. Антон довольно фыркает, но сосредоточенно смотрит на дорогу впереди себя: у него всё-таки бесценный груз, между прочим!       — Конечно, ты не скажешь, куда мы едем? — Арсений пытается разведать обстановку.       — Хм-м… не хочу спойлерить. Но тут совсем недалеко.        Едут и правда не очень долго: минут пятнадцать максимум. Выезжают за город и продолжают путь по дороге несколько минут, после чего Антон сворачивает на грунтовку. Впереди видно только огромную гряду гор, по бокам просёлочной дороги — сплошные высокие деревья. Окна открыты на максимум, и в нос забивается очень знакомый запах чего-то елового. Так и есть: мимо проносятся высокие деревья с иглистыми лапами, подножье которых сплошь усыпано тёмными шишками.        Машина останавливается резко, Арсений переводит взгляд: перед ними раскинулась небольшая поляна со множеством тропинок. Антон выпрыгивает из машины, проходит дальше, и травы ему почти что по колено. Сквозь полог желтоватых, подсушенных солнечными лучами, сорняков, кое-где пробиваются тонкие дикие цветки ярко-фиолетового цвета. Арсений выходит из машины следом и осматривается. Красиво и просторно, ещё светло и поэтому на деревьях, окружающих поляну, можно рассмотреть каждый лист. Пахнет хвоей и травой. Арсений понятия не имеет, что это за порода деревьев, или что это за цветы под ногами, но ему нравится это место, его тишина и запах.       — Красиво, да? — Антон срывает веточку с цветочком и втыкает Арсению за ухо. — Настоящая принцесса.       Арсений фыркает, но цветочек не убирает. Он даже позволяет Антону сделать несколько снимков на свой телефон, позирует в позах от «последняя сука» до «невинная зардевшаяся институтка» (не путать с проститутками). Они делают несколько селфи, но, скорее всего, вряд ли хоть какое-то из них можно будет загрузить в инсту: слишком они на фотках вышли слащавыми. Теми самыми мальчиками-геями, от которых пищат девочки и неистовствуют суровые натуралы-гомофобы. Конечно, потому, что Антону просто жизненно необходимо снять на фото, как они обнимаются и сосутся. Ладно: если это останется только между ними (а оно так и будет), то почему бы и нет?       — Что это за место? — наконец спрашивает Арсений, когда с незапланированной фотосессией закончено.       — Нас с бабулей сюда дедушка возил: раньше не было так жарко и здесь росло много полезных трав и специй, бабуля их собирала и сушила. Вон куча тропинок, видишь? Сюда много кто ходил раньше, но уже несколько лет как всё путное тут засохло и больше нет смысла ездить, но для меня это место всегда будет воспоминанием из детства. Здесь, конечно, уже не так красиво, как раньше, но всё равно здорово. И пахнет классно.       — Ага, — Арсений не может не согласиться. Он не видел это место в его лучшие годы, но и то, что он видит сейчас, ему нравится.        Над деревьями возвышаются неровные линии гор, и кажется, будто они стоят на дне какой-то многослойной чаши: вокруг только деревья, трава и высокие зелёные гребни вдалеке, сверху — вечное небо и полупрозрачные редкие облака.        Антон чем-то шуршит сзади, хлопает дверцами машины, какими-то железками. Арсений обходит пикап и видит, что Антон опустил вниз задний бортик багажника и стелет на свободное пространство толстый синий плед в белую звёздочку.       — Решил устроить нам романти́к? — Арс улыбается.        Антон поворачивается и, разгладив складки, снова суётся на заднее сидение, вытаскивая оттуда ещё один плед: странно, Арсений их даже не заметил, когда садился в машину.       — Типа того. Спёр целых три пледа, там на заднем сидении ещё один лежит, так что, надеюсь, бабуля их не хватится и не отвесит мне потом пиздюлин, — смеётся Антон, сворачивая второй плед (он намного тоньше первого и светло-кремового цвета) в длинную полоску и укладывая его наверх вместо подушек.        Арсений смеётся: Эмма Викторовна только с Арсением вся такая идеальная бабуля, но он-то не раз слышал, как строго и порой даже жёстко она может отчитывать Антона за какой-то косяк.       — Ну что же, придётся тебя спасать, — вздыхает Арсений.       — Вот спасибо, ты настоящий друг, Чебурашка, — Антон садится на край багажника и стягивает сандалии. Спустя минуту он валяется на пледе, подтянув к себе колени, потому что, очевидно, с его ростом даже самый длинный кузов вместит в себя максимум одну его треть.        Вскоре Арсений присоединяется к Антону, ложится к нему боком, тоже сгибая ноги, и если лежать так, то почти похоже на кровать. Антон тут же обнимает его и целует в висок. Вокруг стоит тишина, и даже ветер не проникает внутрь поляны, рассеиваясь в ветках деревьев. Солнце медленно уходит за горизонт, его лучи уже не такие интенсивные, как днём, и вот-вот начнут окрашивать воздушное небо в красно-жёлтые оттенки.       — Знаешь, на самом деле я привёз тебя сюда, чтобы коварно соблазнить, — тихо говорит Антон, поглаживая плечо Арсения через слой футболки.       — И в чём же проблема? — Арсений поднимает голову: Антон внимательно и серьёзно смотрит на него, и это выражение лица так непривычно, что ему немного не по себе.       — Не знаю. Наверное, не хочу, чтобы ты думал, будто мне только это и нужно.       — Ты дурачина, — Арсений вздыхает. — Мы уже говорили об этом, разве нет?        Антон неуверенно пожимает плечами — с позиции лёжа это смотрится комично — и ничего не отвечает. Эх, Антоша, когда не надо, ты всегда готов, а как только горит зелёный свет — стопоришься и начинаешь тупить. Придётся всё самому делать.        Всё начинается с лёгкого поцелуя. Арсений приподнимается ещё повыше и кладёт ладонь на тёплую щёку, притягивает к себе и целует так глубоко, что Антону кажется, будто чужой язык добрался до самого горла. Уже сколько они с Арсением целуются, но ещё и близко не было чего-то подобного. Арс как будто решил довести Антона только одним своим языком: он жадно и влажно проходится по дёснам, самым кончиком щекочет гладкое нёбо, обволакивает его язык… всё это мгновенно по позвоночной магистрали устремляется вниз. И романтика — это, конечно, прекрасно, но шустрый язык Арсения прекраснее всего в тысячу раз.        Антон больше не тормозит. Не спрашивает тупые фразы вроде «ты уверен?» или что-то подобное. Потому что Арсений вжимается в него совсем близко, кладёт руки на задницу и втискивается своим пахом в пах напротив. И, господи боже, Антон чувствует начинающий появляться стояк. Арсений наверняка уверен не меньше самого Антона.        Прервать поцелуй нет сил, они продолжают это приятное занятие, но возбуждение становится только сильнее, одежда мешает и сковывает движения, Антон шарит руками по телу Арса и находит конец его футболки, цепляет пальцами и начинает тянуть вверх. На секунды приходится оторваться друг от друга, Арсений поднимает руки и позволяет Антону снять с себя футболку, тут же протягивая руки к Антону и снимая с него ярко-оранжевую майку. Всё это они отбрасывают куда-то в сторону, скорее всего, куда-то на край багажника, и тут же прижимаются друг к другу снова — уже кожа к коже, в сто раз приятнее и теплее, в сто раз интимнее.        Арсений опускает руку ниже и с нажимом проводит сверху вниз по члену Антона сквозь шуршащие нейлоновые шорты. Антон подаётся навстречу этой руке, дыхание сбивается, он приоткрывает рот от неожиданности, и Арсений облизывает контур его губ:       — Дыши, — тихонько смеётся он, сжимая ладонь на чужом члене крепче.        Антон и так дышит, он опускает руку вниз и пытается стянуть с себя шорты — получается плохо, бёдра налились возбуждением словно свинцом, они совсем неподъёмные и выходит только приспустить всё лишнее под такие же свинцовые яйца. Возбудился как пятиклассник на фотки голых сисек — вот так просто и быстро, но ему совсем не стыдно.        Арсений подносит свою ладонь к лицу, щедро облизывает её и тут же спускает вниз, обхватывая ею основание антонова члена. Смазка из слюны, конечно, никудышная, но намного лучше, чем насухую и со скрипом. Антон не жалуется, он подаётся вперёд и едва разборчиво шепчет:       — Бля-я-я…        Антон Шастун остаётся собой при любых обстоятельствах.        Арсений ведёт руку вверх, полностью прячет чувствительную головку за плотью, задерживается там на несколько мгновений и плавно опускает руку ниже. Антону хватает всего несколько таких поступательных движений, чтобы гладкая головка заблестела от выступившей смазки. Арсений собирает её самым центром ладони, оглаживает круговыми движениями, размазывая вязкий предэякулят по пальцам и сухому основанию. Плоть в руках горячая и пульсирует, отзываясь на каждое прикосновение. Антон цепляется пальцами в плечи Арсения и всё-таки забывает дышать — только толкается во влажную тёплую ладонь и возит головой по мягкому пледу. Пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, сердце в грудной клетке устроило вечеринку и скачет, как ненормальное.        Продолжая ритмично водить рукой по возбуждённому члену Антона, Арсений целует его за ухом, играет языком с нежной мочкой, то ударяя по ней кончиком языка, то обхватывая её губами — жар и звук от его дыхания увеличивают и без того сильную реакцию. Антон хорошо держится: немного хрипит и вертится, как уж на сковородке, толкается бёдрами навстречу совсем неуклюже, мешает процессу.       — Лежи смирно, — мягким шёпотом приказывает Арсений, обводя мокрым кончиком языка ушную раковину.        Антон — впервые — едва слышно стонет. Любит, когда им командуют, или это просто совпадение? Рука совсем влажная, в тишине начинает раздаваться привычное знакомое хлюпанье — Антон совсем не жадный, из головки сочится обильное количество смазки, и это значительно облегчает Арсению его движения.       — Бля, бля, бля, — Антон вдавливает пальцы в плечи Арсения и подаётся ещё ближе. — Арс!        Арсений понимает, что вот сейчас, и ускоряется, рука затекла от не очень удобного положения, но ладонь скользит легко, то останавливаясь на сотые доли секунд у самого основания, то ощущая мокрую головку сквозь обволакивающую её нежную плоть. Самому от этих стонов и ёрзаний неимоверно хочется кончить, ну или хотя бы опустить вниз руку и сжать свой член, но если он это сделает, то потеряет равновесие к херам.        — Ахтыжёбаныйтыжвротарс-с-с, — шипит Антон и судорожно дёргает бёдрами вперёд.        Руку заливает тёплая скользкая сперма. Антон продолжает мелко содрогаться, но хватка на плечах Арсения постепенно слабеет. Арс сбавляет ритм и продолжает медленно, очень осторожно водить рукой по опадающему члену, продолжающему выдавать мутноватые сгустки семени. Антон даже тут не жадный.        Когда пульсация под рукой сходит на нет, Арсений бережно ныряет рукой вниз и оглаживает мягкие яички. Рука вся вязкая, сто процентов что-то попало на одежду, но кого это сейчас ебёт? Антон сверху тяжело дышит и не шевелится. Арсений приподнимается и видит, что тот лежит с зажмуренными глазами и довольной улыбкой на лице. Поза «лужа». Модель — Антон Шастун.       — Бля, охуенно, — хрипит Антон и откашливается. — Сука-а…       — Ну и грязный же у тебя рот, — ухмыляется Арсений. Он садится и лезет куда-то назад, цепляет наугад чью-то кофту и вытирает об неё испачканную руку. Ой. Это майка Антона. Ну ничего, ему не привыкать ходить без неё.       — Иди сюда, — Антон тянет руку к Арсению, хватает за предплечье и роняет на себя.        У Арсения всё ещё стоит, но он позволяет Антону лениво копошиться у себя в волосах длинными пальцами, лежит на его влажной груди и прислушивается к дыханию, которое постепенно приходит в норму.        Тёплая тяжесть внизу живота наконец раскрылась и затопила собой весь организм. Антону легко и хорошо, он охуеть как любит в этот момент весь мир и Арсения в частности. Вообще Арсения он обожает больше всего на свете.        Арсений не помнит, сколько минут они лежат так, не шевелясь. В себя приходит только тогда, когда Антон, уже успевший раздеться до конца, садится и двумя руками переворачивает его на спину, оглаживает этими самыми руками его бока и теребит подушечками больших пальцев соски. Арс непроизвольно выгибает спину, Антон этим пользуется и мгновенно снимает с него шорты с трусами. Он откидывает их на край кузова и склоняется над Арсением, перебрасывает через него одно колено и целует прямо в ухо, облизывает его, втягивает кожу за ним и слегка отстраняется:       — Хочу тебе отсосать.        Звучит это настолько же грязно, насколько возбуждающе. Арсений непроизвольно тянется к своему члену, наконец получившему свободу, но Антон шлёпает его по ладони и склоняется ниже.       — Руки положи на меня, чтобы я их чувствовал.        «Любит, когда им командуют? Скорее, сам любит командовать», — проносится в голове Арсения мимолётная мысль. Но он послушно поднимает руки и обхватывает ими голые ягодицы. Он делал это много раз, но никогда — напрямую, без мешающихся тряпок. Кожа там гладкая и мягкая, тискать её приятно настолько, что Арсений немного выпадает из реальности, теряясь в ощущениях.        Антон целует его ярёмную впадину, вылизывает этот овраг языком, кружит рядом и спускается вниз, цепляет губами напрягшийся сосок, ласкает его языком, лижет широко, прерывается на секунду, переходя к другому.        Арсений податливый, он продолжает лапать его зад, и Антону кажется, что вот ещё минута-другая и тепло возбуждения снова начнёт стекать с низа живота ему в яйца. Арсений прекрасный, лежит, полузакрыв глаза, покусывает губу и совсем немного хмурится, когда Антон особенно приятно проходится языком по его эрогенным точкам.        Антон спускается вниз. Ему приходится слезть с кузова и встать перед ним на колени. Он резко дёргает Арсения ближе к себе и оглаживает ладонями подвздошные кости. Член Арсения, нетронутый, стоит (хе) перед глазами, чуть покачиваясь, капля смазки стекает с головки и спускается вниз, оставляя после себя влажный след. Рот наполняется слюной от предвкушения — самая сладкая часть, когда ещё вот-вот и ты перейдёшь к действиям, но пока что только дразнишься сам и дразнишь партнёра.        Антон поднимает ноги Арсения, обвивает их руками и забрасывает себе на плечи. Арсений не успевает толком ничего сообразить: в следующее мгновение Антон опускается ещё ниже, берёт в рот головку и начинает её посасывать, слизывая Куперову жидкость, не касаясь Арсения руками — они обнимают ноги, заброшенные на плечи.        Арсений дёргает бёдрами, Антон надавливает на ноги, пригвождая жопу Арсения к пледу, и ведёт ртом дальше, плотно обхватывает губами член, водит мягко-упругой головкой по нёбу, тщательно следя за зубами.        Арсений слегка приподнимается и зарывается пальцами в русые волосы Антона. Они гладкие и слишком короткие, скользят в ладони и вырываются. Возможно даже, что Арсений делает Антону больно, но Антон ничего против не имеет: он ритмично водит головой, то ускоряясь, то замедляя темп, его губы смыкаются на плоти так, как надо: не слишком плотно, но и не слишком слабо, идеально. Не такой уж он девственник, каким кажется на первый взгляд.        «Ох блять, он совсем не девственник!» — думает Арсений, когда Антон отлипает от его члена и начинает втягивать в рот упругие яйца.        Антону хочется помочь себе рукой, подрочить Арсению, пока он вылизывает его немного ниже, но руки заняты, и выпутываться из того узла, который они там наворотили — нахуй надо. Точно не сейчас.        Арсений тянет Антона за волосы — немного грубо, но уж как получается — наверх, мол, давай, дружок, возвращайся. Антон понимает его мгновенно, облизывает напоследок облюбованное место и возвращается к члену, снова беря его в рот.        И, блять, да, у него, кажется, снова встал, потому что ему восемнадцать, он вязнет коленями в колючей траве посреди поляны с голой задницей и отсасывает самому охуенному парню в своей жизни.        Арсений не матерится, он только дышит громко и едва слышно постанывает, когда Антон берёт слишком глубоко. О том, что Арсений вот-вот кончит, Антон догадывается по тихому интеллигентному «господибожемой» сверху. И он готов. Он ускоряет темп, чуть плотнее сжимает губы на члене Арсения и водит головой так быстро, что на мгновение темнеет в глазах. Через несколько секунд в горло ударяет тугая вязкая струя. Тёплая, солоновато-горькая и не самая приятная на вкус. Но Антон не сплёвывает: он глотает всё и продолжает водить губами по мягкому члену, вылизывая его. Это не только признак охуеть какой любви — это ещё и банальное желание сделать работу чисто, чтобы не искать потом впопыхах что-нибудь, чем можно вытереться, и чтобы не отстирывать потом одежду от засохших белых пятен.        Арсений обмякает. Его бёдра опадают вниз, ноги Антон всё ещё держит на своих плечах и чувствует, как они начинают влажно скользить по коже, руки Арсения опускаются вдоль тела. Антон мокро целует внутреннюю сторону бедра, осторожно распутывает этот клубок из рук-ног-плеч, забирается обратно в кузов, отряхивая покрасневшие коленки от налипшего мусора, и тянет расслабленного Арсения к себе. Пахнет пряно и кисло, Арсений нежный, как безе, устраивается в руках Антона поудобнее, благодарно целует его куда-то в грудь и закрывает глаза. Ему хорошо и спокойно.        Антон оглаживает руками плечи и спину Арсения, вспотевшие у корней тёмные волосы, бледные, так и не загоревшие, руки, целует его в щёку и висок.       — Ты охуеннее самой охуенности, — шепчет Антон.       Арсений в его руках лениво содрогается от смеха:       — Романтик.        Арсений приходит в себя несколько минут. Он нежится в руках Антона, ему уютно, как в мягкой постели поздним субботним утром. В этот момент у него есть всё, в чём он нуждается, и это такое потрясающее чувство наполненности, которое не приходило к нему уже очень давно.        Небо постепенно темнеет — весь красивый закат они безбожно проебали и не жалеют об этом. Теперь над ними серовато-синяя паста с мелкими вкраплениями пока ещё тусклых звёзд. Арсений возится в руках Антона: плечи начинает обдавать холодом. Антон понимает всё сразу, сигает туда-сюда за секунды и возвращается с третьим пледом в руках. Он такой же тонкий, как у них под головами, но уже тёмно-серый, в темноте кажущийся совсем чёрным. Антон с Арсением придвигаются друг к другу поближе и накрываются. Арсений тянется за поцелуем, но Антон его останавливает. Арс тут же понимает причину:       — Да мне всё равно, что ты наглотался моей спермы, иди сюда, — бормочет Арсений. Можно подумать, он не знает свой собственный вкус.        Антон охотно целует Арсения. Глубоко и нежно. Поцелуй горчит, но это не делает его хуже.       — Когда мы займёмся самым гейским сексом, я буду сверху, — вдруг выдаёт Арсений. То ли серьёзно, то ли в шутку — кто ж его поймёт?        Антон возмущается:       — Это с какого перепугу?       — Ну, смотри: отец мой. Так что, если он женится на твоей маме, фамилия будет Попова, то есть наша, а не твоя. Всё вполне логично.       — Нихуя ты загнул, — ржёт Антон. — Снизу будешь ты. Хотя бы потому, что я всегда большая ложка, а ты маленькая.       — Неправда.       — Правда. И ты любишь, когда я обнимаю тебя, когда лежу чуть выше, и ты дышишь мне в шею, всегда жмёшься ко мне, как принцесска. И, напомню, из нас двоих совсем гейский гей здесь ты. Тут без вариантов.       — Я не принцесска, — на всё остальное Арсению нечего сказать: Антон прав в каждом доводе.       — Ну ладно. У нас ещё дохера времени помериться письками и решить, кто сверху. Мне, если честно, вообще похуй.        Они молчат несколько минут, пока в голову к Арсению не приходит замечательная мысль:       — Странно так сложилось всё. Наверняка наши родители сейчас чем-то подобным занимаются.       — Не хочу даже думать об этом, — фырчит Антон.       — Нет, ты просто подумай: вот они где-то далеко наверняка без ума друг от друга, и мы с тобой, хм, ну не знаю… решили продолжить традицию? Как так одновременно вышло? Не знаю, как объяснить даже… В театре есть такое понятие «симультанность». Одновременность происходящего. Одни чувства и другие чувства, думаю, очень похожие, происходят параллельно друг другу.        Антон целует Арсения в нос:       — Прямо очень похожие? Настолько, что ты готов теперь съехаться со мной, как решили и наши родители?        Арсений смеётся:       — Нам и так придётся жить вдвоём. Пиздец, представляю лицо папы, если или когда он узнает…        Арсений действительно представил, как папа бледнеет и театрально оседает на стул, говоря осипшим голосом, что Арсений испорченный мальчик, совсем непонятно как выросший тем, кто он есть, из его любимого сына. Это смешно. Арсений хохочет в голос, и Антон спрашивает:       — Представил лицо папы?       — О да.       — Да ладно, не ссы. На крайняк есть я и мама. Она нас точно поддержит. Но охуеют все, конечно, знатно: Антоша Арсюше устроил слишком гостеприимный приём. Хотели — получайте.        Они смеются в голос до ноющих мышц внизу живота, а после, успокоившись, Антон говорит:       — У нас в любом случае есть в запасе минимум месяц, чтобы решить, как много нужно знать нашим родителям. А теперь я хочу тебя поцеловать, возражения не принимаются.        Антон тянется вперёд и целует Арсения в прохладные губы. Арсений отвечает тем же. Действительно, у них ещё полно времени, чтобы подумать, как быть. Но не сегодня. Сегодня они оба слишком ленивые и будут валяться в кузове пикапа, обжимаясь, до самой поздней ночи, потому что, ну, а кто им это запретит?        Арсений думает, что каникулы вышли слегка безумными и странными. Антон думает, что это Арсений слегка безумный и странный, но, наверное, это одна из причин, по которой он так сильно обожает его.