Секреты лесной сторожки, или Гнездо Королька

      Странное явление — время. В будничной суете летит так быстро, что не замечаешь его — вроде только что *Рамазан (исламский праздник в честь окончания священного месяца Рамазан, обычно празднуется в апреле–мае) праздновали, а уже **Курбан-Байрам на носу (один из главных исламских праздников в честь пророка Ибрагима, празднуется в конце июля-августе). Отдыхалось в приморском городке чудесно. Особенно, когда ты дорогой гость и не надо особо ни о чём беспокоиться — хозяева не позволят, да и хватает в доме помощников.       Каждый день поутру молодые мамы с детьми, надев легкие батистовые платья, брали с собой корзинку со снедью и бутылку с водой или щербетом и смену одежды и отправлялись к морю, благо идти было совсем недалеко. Сама прогулка по узкой улочке меж уютных домиков, чьи белоснежные стены были увиты бугенвилией, тоже была приятна — как говорится, «наслаждайся самим путешествием, а не только его конечной целью!». Утреннее море встречало их набегающими волнами. Как повелось, в окрестностях были пляжи и бухточки только для женщин — там-то и можно было нашим сёстрицам поплескаться и порезвиться в воде, пусть даже и в платьях. Мунисе было не вытащить из моря, да и Фериде не отставала от приёмной дочки, так как сама в душе оставалась чистым ребёнком. Она и в песке была не прочь поиграть и научить малышку печь правильные пирожки и лепешки из песка. Сынок Мюжгян Али был ещё маловат для того, чтоб быть полноценным партнёром для игр, однако Мунисе охотно с ним возилась и не обижалась, если бутуз пришлёпывал её «свежеиспечённые» песочные пирожки своей пухлой ладошкой.       Пока малышня играла, Фериде с Мюжгян болтали, делились сокровенным. Во время одного из таких разговоров, Фериде всё-таки открыла свой секрет любимой кузине, тем не менее, взяв с неё слово до поры до времени не разглашать их с Кямраном тайну. — Аллах-Аллах! Сестрёнка! Неужели?! Ой, как же я рада! А ведь я так и подумала! Знаешь, когда позавчера готовили рыбу, а ты отрезала кусочек скумбрии, посолила да так и съела прямо сырую, ещё нахваливала, как это было вкусно. А ещё я заметила, что Кямран так многозначительно смотрел на твой живот, когда прощался… Впрочем, он всегда на тебя как-то по-особенному глядит. Юсуф, мне кажется, на меня так не смотрит… Нет, я не жалуюсь, я просто, к слову. Фериде опустила глаза долу. — Неужели и тётя с дядей не знают? Они ведь так обрадовались бы! Почему не сказать им, сестрица? — Мы решили до конца убедиться, просто, чтоб заранее не радоваться, вдруг потом что-то пойдёт не так? Да и неловко мне как-то о таком объявлять. Вот как ты себе это представляешь? Что я приду и заявлю: «Тётя, дядя — я беременная!» Да ну… Понимаю, что ничего такого, но…ничего не могу с собой поделать. — Ах, Королёк, вечно ты со своими причудами! — Да они и сами скоро всё увидят. Хотя пока вроде не видно, нет? — Да ещё долго не будет видно! После полудня, с наступлением самой жары, когда бездомные кошки, изморённые зноем, лениво отлёживались в кустах, и пернатые обитатели сада умолкали, в доме закрывали ставни и наступало время послеобеденного отдыха. Городок затихал. Даже чайки у моря прекращали свой гомон и лишь изредка перекликались противными голосами. Каждый обитатель дома располагался в своей комнате. Старшие дремали на веранде. Мюжгян, набегавшись за бойким сынишкой, тоже кемарила на пару с ним. Мунисе после морских забав с добрый часок спала в своей кроватке. Фериде же любила прилечь с книжкой и читать в полумраке комнаты, когда солнечные лучи пробиваются сквозь щель между ставнями и чертят желтую дорожку на полу и на покрывале. Порой она отвлекалась от чтения и думала. То были счастливые думы — о семье, о будущем, о прошлом и конечно, о Кямране. Что-то он сейчас делает? Чем займётся, вернувшись с работы? Как они обнимутся и поцелуются, когда он приедет в выходные, уже совсем скоро. При мысли об этом её лицо озаряла тёплая улыбка.       К четырём часам дом вновь оживал и наполнялся звуками жизни. Из кухни доносилось лязганье крышек и тарелок, перестук ножей по деревянным дощечкам, всплески жидкости, разговор прислуги, громкие требовательные указания тёти Айше — готовился ужин.       В саду раздавались детские и девичьи голоса. В это время — между отдыхом и ужином там обычно шло своё действо. Сестры и девочка собирали фрукты, пока малыш играл на покрывале под деревом. Собирать фрукты ли, ягоды было с детства одним из любимых летних занятий Фериде. Особенно, если это абрикосы. По правде говоря, она всегда съедала больше, чем клала в корзинку. Но разве это имеет значение, когда само дерево уже не справляется с изобилием плодов, и каждая ветка изнывает от их тяжести, как бы умоляя освободить её от гнёта оранжевых с красным румянцем продолговатых плодов? На днях они с Мунисе облюбовали раскидистую шелковицу и паслись на ней добрых два часа. Одну за другой отправляли ягоды в рот, пока губы совсем не посинели. Продолговатые, размером с большую виноградину сладкие плоды тутовника без косточек и кожуры, их можно съесть сколь угодно много и всё будет казаться недостаточно. Будто и лакомишься, и утоляешь жажду. Когда снизу всё было объедено, Фериде раздобыла лестницу, чтобы достать ягоды повыше. Однако, помня о своём положении и строгом наказе Кямрана, всё же остереглась на неё взбираться, хотя так и подмывало залезть на дерево и рвать нагретые солнцем ягоды с верхних веток. Но тогда и Мунисе последует её примеру. И чем это всё может закончиться? Да, непросто быть родителем — всегда приходится смотреть на себя как бы со стороны и думать о последствиях. Договорились, что назавтра им соберут тутовник. Только ведь есть ягодки из вазочки всё равно не то! То ли дело — прямо с куста!       Июль — макушка лета — богат на сочный урожай. Так что стамбульским гостьям было где разгуляться. В углу сада разросся малинник. Вот-вот днями поспеет чёрная вишня. А там и до инжира и сливы недолго. Такое вот времяпрепровождение — очень умиротворяющее и вкусное. Можно и уединиться, а можно по душам поговорить. — Мама, скажи ж, Али хорошенький? — Это правда, он славный малыш! — А у меня тоже будет такой братик? — Думаю, что возможно и будет! А тебе обязательно хотелось бы братика? А сестричку не хотелось бы? — Можно и сестричку, но только чтоб она не была, как Асу! Фериде снисходительно посмотрела на девочку. С одной стороны, непедагогично поощрять неприязнь к маленькому ребёнку. А с другой, чего душой кривить, всем — и своим, и чужим, было ясно, что дочка Неджмие унаследовала от родителей не самые лучшие черты. Да простит Аллах, но ни у кого, даже любящей бабушки Бесиме язык не поворачивался назвать её хорошенькой. Асу очень напоминала лягушонка — за счёт большого рта с узенькими губками, тоже больших, чуть навыкате, водянисто-серых глазок. Широкий носик с чуть вывернутыми ноздрями довершал портрет, ямочка на подбородке, точь-в-точь, как у Неджмие, доказывала родство. В свои два с небольшим годика она всё ещё была почти лысенькой, так, какие-то реденькие белёсые волосёнки отросли кое-где. Пошла она довольно поздно, смешно так ковыляла на своих кривеньких ножках. Наедине слуги скорбно покачивали головами и причитали: «И в кого только она такая уродилась? У наших-то в роду все красивые! Не иначе, как со стороны безродного Селима, будь он неладен, такой подвох». Чтобы компенсировать не совсем привлекательную внешность дочки, Неджмие наряжала её, как настоящую принцессу, тем самым хоть как-то украшая своё чадо. Считается, что некрасивых детей не бывает. Иной ребёнок может и личиком не вышел, зато ласковый, милый своей непосредственностью, забавный даже с неидеальными чертами. Как на зло, об Асу такого сказать было нельзя. Девочка росла очень капризной и агрессивной. Ничем ей было не угодить! Создавалось впечатление, что она вечно ныла и куксилась по малейшему поводу, от чего её личико постоянно имело недовольную мину. Играть и общаться с ней было непросто — чуть что не по её, она сразу царапалась, кусалась, кидалась едой и игрушками, запросто могла ударить хоть ребёнка, хоть взрослого. Мунисе, даром, что была постарше, уже наплакалась от маленькой злючки. Потому-то в гостях у Неджмие она предпочитала играть не с ней, а с дочкой Мурат-бея, тем более что по возрасту они подходили друг другу больше. Бесиме не раз просила Кямрана: — Сынок, ты бы посмотрел её! Может, болит у неё что-то, поэтому она не в настроении? Только ни доктор Кямран, ни светила, что по идее знали больше него о детских болезнях, и которых, пользуясь служебным положением, приглашал к девочке муж Неджмие — Мурат бей, не нашли у неё никакого недуга. И слава Аллаху! Ничего не поделать — уж в ком что есть! Вот Кямран и Неджмие, вроде бы родные брат с сестрой, воспитывали их родители одинаково и любили одинаково. А поди ж ты — Кямран что в детстве, что сейчас был открытым, бескорыстным, незлопамятным, душевным, в то время как сестра с её тяжелым, подозрительным, завистливым характером была полной ему противоположностью. И ведь, явно не в родителей! Вот и разберись! Мать и бабушка, несмотря ни на что, жалели малышку — какое б ни было, а всё ж своё дитё-то, родное! Ведь и Неджмие в детстве была не подарок. Ничего, красота — дело такое, глядишь, израстётся ещё, красавицей станет. Будем за неё молиться. Так проходили деньки в Текирдаге. Казалось бы, чего может не хватать в раю? Что ещё нужно? Да только чем дальше, тем сильнее скучала Фериде по любимому мужу. Так многое нужно было ему рассказать! Где ты, Кямран? Скорее бы уже наступила пятница! Уже и райские кущи перестали радовать. Днём в беззаботных приятных занятиях некогда было скучать. Но вот с наступлением ночи, оказавшись в мягкой, свежей, но пустой постели, Фериде маялась и не могла уснуть. Как не хватало рядом родного горячего тела и широких плеч! До дрожи хотелось почувствовать на своём бедре приятную тяжесть закинутой на него мужской ноги. Не уснуть без ласки сильных рук, не уткнуться лицом в пушистую шерсть на мощной груди. И целоваться тянуло страсть как! Чтоб долго и глубоко, аж до беспамятства, чтоб внизу всё заныло. И чтоб его рука гладила и сжимала ягодицы. Мечталось — вот приедет Кямран — она сама на него набросится, затащит в комнату (эх, жалко, что кровать всё никак не везут) зацелует — заласкает… Если решится. Или просто позволит ему делать с собой всё, что заблагорассудится, не будет выкаблучиваться, как тогда… Скорее бы уже! В итоге засыпала, обняв и обхватив ногами и руками подушку — ту самую, на которой всего несколько дней назад спал он — её красавец Кямран — она ещё хранила родной с ума сводящий запах её мужчины — знойного тела и страсти, смешанный с едва уловимым ароматом лимонного одеколона и сандала, да не важно чего — этот запах она узнала бы и из тысячи тысяч. Что это с ней? Никогда до этого не испытывала Фериде столь сильного влечения к мужу.