Во всем виноват Поперечный

— Ты же понимаешь, — говорит Даня с пьяной ухмылкой, — что мой герой так улыбается, потому что он гей, который только что увидел смазливого паренька, запрыгнувшего к нему в кузов? Егор хмурится, но, кажется, не может решить, какое из утверждений хочет опровергнуть. Возможно, ту часть, где его героя называют смазливым. — Спорим, он его трахнет? — не унимается Даня. — Мой герой твоего. В смысле, я тебя. Ну, ты понял. Егор очень, очень жалеет, что единственный кроме него адекватный чел — Сатир — отвалился спать. А вот это вот рыжее недоразумение осталось и сейчас разливает «джека» по пластиковым стаканчикам. — Поперечный, тебе когда-нибудь говорили, что ты конченый? Данила радостно кивает: — Спасибо за комплимент, братан! Кажется, у кого-то из ньюскульных рэперов была строчка «не зови меня „братан“, уебан, моя мама обидится», вот только у кого? Не то чтобы Егор жалеет, что сразу согласился с идеей Сатира позвать Поперечного. А вот с чего тот радостно сорвался на целый день, да еще и ради четырех секунд в кадре... Впрочем, как раз это можно было объяснить патологической любовью Данилы к провокациям. И у него вполне успешно получалось: полдня он вертелся под ногами, что-то шептал Сатиру, мерзко гыгыкая, и то и дело приглашал Егора то на сеновал («только без кузнеца приходи», — непонятно заявлял он), то в баньке попариться. Егор, конечно, вежливо отказывался — и скрипел зубами. А сейчас почему-то остался с Данилой один на один, и смотрит тот как-то непонятно — с пьяной открытостью и совершенно трезвой насмешливостью. — Скучный ты, Егор, — тянет Данила. — Вот вроде и из образа вышел, клип вон какой сняли, а все равно скучный. — И чего ты доебался-то до меня, а? — Да ничего. Я вообще-то извиниться хотел, по-настоящему, веришь? — Данила подается вперед, проникновенно заглядывая Егору в глаза, и стаканчик в его руке опасно качается. — Я ж не со зла, ты мне и правда ничего не сделал, а я просто поугорать хотел. Егору все еще не кажутся смешными все эти гейские шуточки, но не потому, что они про него. Просто сами по себе шутки тупые, вот и все. — ... я больше не буду дразниться, — заканчивает тем временем свою речь Данила, и почему-то он уже на столе, сидит перед Егором на корточках. В какой момент это произошло? Данила босой, и Егор отчего-то засматривается на его оттопыренные большие пальцы. — Ты чего делаешь? — ощущение такое, словно все выпитое накатило разом, и в голове Егора шумит. — Мирюсь, — коротко отвечает Данила — и лезет целоваться. Поцелуй выходит неуклюжим и мокрым, и в первые секунды Егор чувствует себя будто парализованным, укушенным ядовитой змеей. А потом чужой язык так настойчиво толкается в рот — и Егор сдается, крепко-крепко сожмурив глаза. Кровь оглушительно стучит в ушах, и под этот бит в голове рефреном звучит только «что ты делаешь, остановись, не надо, ты пожалеешь». Но Егор не останавливается, а Данила притягивает его ближе, и вот уже в голове начинает звучать совсем другая мелодия... ...и вырывает Егора из этого ужасного, непонятного, отвратительно реалистичного сна. У Егора крепко стоит, и само по себе это ничего не значит, банальная физиология, но сон все еще слишком ярко и живо отзывается в сознании, буквально... стоит перед глазами. Ха-ха. Бессильно откинувшись на подушки, Егор думает вот о чем: возможно, кто-то научился влиять на чужие сны, и это все происки Поперечного. Ну, и в любом случае он виноват. Без вариантов.