Fallen angel

Лёгкий ветер развивал его белоснежные крылья, пока он, скучающе смотря в небо, сидел у Восточных Врат. Казалось, серафим провел уже вечность, охраняя их. В голове у Гадриэля возникали вопросы, о которых запрещалось даже думать, однако в последнее время это не сильно его волновало, настолько он отчаялся и заскучал. Грешно ли желать свободы? А грешно ли желать?.. У него не должно быть воли. Он знал, но лишь желанней тот запретный плод, что называется свободой. А есть ли смысл пустого существования и подчинения законам, что абсолютно тебе непонятны? Она твердит, что замысел непостижим, но как же хочется понять, постичь, увидеть эту правду. Лишь на мгновение забыть про свой пост, почувствовать над собой контроль, обрести собственную волю, о, как он этого желал!.. А если там… Если там он это обретёт? Гадриэль ужаснулся от собственных мыслей и слегка усмехнулся, опуская взгляд на землю. Если он ненадолго покинет пост, ничего ведь не случится? В его глазах сверкнул весёлый огонёк, и серафим, расправив крылья, стремительно взлетел вверх. Безмятежные полёты, пожалуй, были единственной его отрадой. Ему нравилось летать как можно выше, так как это напоминало Гадриэлю о звездах, что были к нему все ближе и ближе. Душу грела та мысль, что это именно он помогал создавать их. И теперь, выполнив свое предназначение, что ему оставалось делать? Серафим знал, что не один такой. Божественные существа, что обрели свою волю. Ему приходилось общаться с Денницей*, первым ангелом, что является примером для подражания для каждого небесного создания. Божественное дитя, которого родитель наделила безграничной тягой к знаниям, рано или поздно поплатится за свое любопытство. На мгновение остановившись, Гадриэль начал падать вниз. Крылья, что он давно не разминал, начали неприятно покалывать, словно напоминая ему о том, что ангел совсем перестал уделять им внимание. Пока он падал, один вопрос не давал ему покоя. Если ангелы — это чистые, безгрешные создания,  носители желаний и стремлений Бога, исполняющие Её волю, почему же они не лишены права выбора? В том ли непостижимый замысел, чтобы наделить своих собственных детей душой, что способна на грех? Аккуратно приземлившись в Эдемском саду, Гадриэль сложил свои крылья за спиной и устремил свой взор на яблоню, стоявшую посередине. Её плоды, такие яркие и красные, словно огненные, сильно выделялись на фоне остальных фруктов, что росли в этом месте. Серафим прекрасно знал, что именно Бог говорила об этом дереве. У него не возникало желания вкусить запретный плод, но насчёт Адама и Евы, что живут здесь, он сомневался. Эти создания не видели свет, и серафим действительно проникся к ним сочувствием. Словно игрушки, которые живут в этом жалком, крошечном мирке, что и рядом не стоял со всей вселенной. И эти люди не смогут покинуть это место, не ослушавшись своего создателя. А если в этом и суть непостижимого замысла Всевышней? Зачем ещё Ей создавать людей? Разве не этого она хочет? Когда его рука потянулась к яблоку, тело серафима словно пронзило острейшим мечом. Ноги его подкосились от боли, которую ему ещё никогда не приходилось испытывать. Гадриэль раскрыл рот в немом крике и распахнул глаза, полные ужаса, из которых потекли слезы.  — Боже мой! — послышался где-то сзади испуганный голос. Через мгновение он почувствовал мягкое прикосновение к своему плечу, и, о чудо, боль пропала. Встав на ноги, серафим осторожно повернулся к своему спасителю. Мягкие черты лица ангела смотрели на него с состраданием, а в светлых глазах цвета неба он не увидел ничего, кроме чистоты его намерений. — Спасибо… — Гадриэль запнулся, пытаясь вспомнить, где мог видеть этого ангела. Увидев замешательство на лице серафима, он поспешил ответить: — Азирафель, — его губы растянулись в добродушной улыбке, и он словно засиял изнутри, а весь его образ говорил об его ангельской сущности, не столько как о божественном создании с белоснежными крыльями, сколько о невинном воплощении всего чистого и непорочного, существующего на этом свете, что способно исцелить тебя одним только взглядом. Именно такое впечатление произвёл он на Гадриэля, стоило ему только посмотреть тому в глаза. Серафим решил про себя, что только так мог бы выглядеть настоящий ангел. — Я Гадриэль. Спасибо тебе за помощь, — тихо ответил он и со стыда отвёл глаза в сторону. — Ох, я знаю, кто ты! — радостно сказал Азирафель, — я часто видел тебя, сидящим у Врат, пока гулял здесь, — ангел оглянулся вокруг и остановил взгляд на яблоне, — чудесное местечко, не правда ли? — Да… — задумчиво протянул серафим, вдруг  почувствовав себя очень одиноко, — только вот я нечасто спускаюсь вниз. Мне не положено. — Почему же ты решил спуститься? — с нескрываемым любопытством спросил ангел, словно заглядывая Гадриэлю в душу, и взгляд его был настолько понимающим, что хотелось рассказать ему все, о чем думал нечистивый Страж. — Мне стало скучно, — почти честно ответил Гадриэль, — разве ты здесь не по той же причине? Азирафель явно не ожидал такого вопроса и лишь слегка кивнул головой, словно боясь, что их может кто-то услышать. — По секрету, — он осмотрелся по сторонам, прежде чем продолжить, — расскажи, какого это, иметь такой высокий чин? Я слышал, ты помогал создавать звезды… Гадриэль издал лёгкий смешок, поражаясь любопытству этого создания, что стояло напротив него с надеждой в небесных глазах. И он рассказывал. Не понятно, прошел ли день или год. Здесь, в этом саду, бессмертные существа не знали понятия времени. Казалось, они просто наслаждались обществом друг друга, пока серафим с грустью не сообщил ангелу, что его ждёт ненавистный ему пост. — Позволь мне пойти с тобой! — Азирафель осторожно, но настойчиво коснулся его запястья. Гадриэля словно прошибло током от этого прикосновения, но отдернуть руку он не смог, как и отказать ангелу. — Если ты так хочешь, — серафим пожал плечами, — там действительно скучно. *** *** *** Больше, чем задаваться нелепыми вопросами, Гадриэль любил проводить время вместе с Азирафелем. В его компании собственная небесная клетка не казалась такой уж плохой. Но страшнее было только то, что он мог испортить своего ангела, взростить в его душе зерно сомнений, заразить порчей, которая поражает сознание гнилью, сломить непоколебимую веру в этот несправедливый мир. Нельзя было отрицать, что Азирафель был другим. Пожалуй, он был столь же любопытен, сколько верен небесам, а оттого не в состоянии он ослушаться Бога, а вопросы, что возникали у него в сознании, а они безусловно у него были, он никогда бы не решился произнести вслух. И дело не в том, что он не доверял Гадриэлю. Напротив, его наивности не было предела. Если серафим, высший чин, что был ближе всех остальных к Всевышней, с трудом мог ослушаться своего создателя, то такие, как его ангел, просто физически не могли это сделать, словно разум был его в оковах и запечатаны его уста. И оттого становилось Гадриэлю ещё печальнее. С каждым новым днем он набирался решимости для разговора с Ней, но глубоко в душе ему всегда было страшно. — Ты снова задумался, — обеспокоенный голос Азирафеля вывел его из раздумий, — о чем? — О звездах, — солгал серафим, сказав первое, что пришло ему в голову. — Ах… Хотел бы я рассмотреть их поближе, — мечтательно вздохнул ангел, подняв взгляд на ночное небо. Гадриэль никогда не смог бы забыть картину, что предстала перед ним: в его светлых глазах отражались звезды — его великие творения. И если бы серафим знал, что только ради такого зрелища создавал он эти небесные тела, он без сомнений создал бы ещё тысячи звезд, лишь бы Азирафель смог и дальше сидеть с ним, разделяя его невыносимую вечность у Восточных Врат. Но этот прекрасный момент продлился недолго — Гадриэль почувствовал невыносимое жжение у основания собственных крыльев и слегка зашипел от боли. Ангел тут же заметил, что что-то не так. — Ох, боже, что с тобой? — Сейчас… — серафим попытался вглянуть на своего друга, успокоить его, лишь бы не видеть на светлом лице беспокойство, — сейчас все пройдет, все хорошо… Он не знал, утешал ли себя или Азирафеля, однако вскоре боль прошла, а на земле так и осталось лежать его выпавшее ломкое перо. Наверное, именно в этот момент Гадриэль решил, что ни за что не простил бы себя, если бы ангел, потеряв из-за него веру, страдал бы так же, как и он сам. Во что бы то ни стало, ничто не посмеет заставить его сомневаться в небесах, иначе будет ждать его страшная учесть — бесцельное существование, жизнь без предзназачения и невыносимая скука, но и это не самое страшное. Он знал, что скоро настанет день, когда мятежные ангелы восстанут против своего создателя. И если бы он только смог поговорить с Ней, смог бы предотвратить этот хаос…