Mat Kearney - Sooner Or Later .mp3
Арсений рассеянно изучает взглядом расписание назначенных после выставки консультаций и не может сосредоточиться. У Оксаны сидят двое клиентов, и они о чем-то слишком спешно болтают, Матвиенко ругается с налоговой, а у Антона обнаруживается Кузнецова, пришедшая заполнить очередные анкеты на программу и обсудить, как все прошло. Внимание отчаянно не концентрируется. Арс в очередной раз соскальзывает взглядом с расписания, смотрит на Иру и Антона, спокойно обсуждающих синхронный перевод и представителей университетов. Либо на плечи ложится каменная усталость и апатия, либо Арсений действительно больше не может выжать из себя того раздражения, с каким он думал о Кузнецовой совсем недавно. Антон общается с ней так, что на драной козе не подъедешь со своей ревностью, однако сейчас это и не главное: Арсений просто наблюдает и пытается идентифицировать то чувство, которое селится в этот момент глубоко внутри. Скребется, скребется, скребется – как сухой кашель царапает горло. Не понимает, что это. Не раздражение, не ревность, ничего похожего. Самокопание никогда не привносило в жизнь Арса ничего хорошего, поэтому он решает пока просто отмахнуться – тем более, через полчаса он обещал заехать за Волей в гостиницу. Ира смеется и улыбается Антону так, что ли, правильно, что у Арсения сердце в грудной клетке делает болезненный кульбит, ударяясь о ребра. Арсений едва выдерживает нужное время, чтобы попрощаться на полдня – или на весь, потому что непонятно, какие там дела у Паши и по какому сценарию пройдет их встреча. Антон провожает Арса взглядом, когда тот выходит из офиса, прихватив пальто и ключи от машины; куда больше ему хочется бросить все и пойти следом, потому что на душе вдруг неспокойно – прошло несколько дней, и наконец стало видно, насколько сильно Арсений погас. Выгорел, как свечка, и сейчас лежит в лужице собственного воска, постепенно застывающего в корку. Машина то не хочет заводиться, то прогревается так долго, будто на улице не плюс пять, а все минус двадцать; Арсений все это время стоит на улице, убрав руки в карманы пальто, и курит, стараясь как можно реже стряхивать пепел, потому что руки мерзнут. Вторая половина сентября, а холодно, как в Магадане. Хотя постойте. Арс заезжает за Волей, и тот предлагает посидеть в ресторане на первом этаже гостиницы, потому что он уже нагулялся – Арсений мелочно радуется, что ему не придется строить из себя волонтера-экскурсовода в таком настроении. Паша, впрочем, его состояние видит и помалкивает, давая выпить первую чашку кофе в непринужденном молчании. Только потом отпускает несколько комментариев насчет организации выставки, которые в целом можно суммировать как сильно положительные. − Я рад, что тебе понравилось, − после двойного эспрессо Арсений находит в себе силы улыбнуться. – Спасибо, что приехал. Никто лучше тебя не донес бы идею о рабочих программах в Америке. − Ну, льстишь, − Воля фыркает и откидывается на спинку дивана. – Я, кстати, по этому поводу и хочу с тобой поговорить. Ты же в Америке не раз был, да? − Вроде того. Арсений скрещивает на груди руки и более или менее расслабляется, стараясь не думать ни об офисе, ни об Антоне с Ирой, вообще ни о чем, что вгоняет его в состояние тотального непонимания собственных ощущений. Воля не говорит ничего очень долго, изучая Арсения каким-то задумчивым неспешным взглядом, и Арс его не торопит. Смысл? − Мы с тобой, когда ты приезжал в Си-ай-и, заезжали в Каплан, если помнишь, − начинает Паша, протягивая руку к белой салфетке и принимаясь вдумчиво складывать из нее нечто вроде кораблика. – Одна из языковых школ на восточном берегу Уилламетт. Дело в том, что в последние годы там огромный поток учеников из России, потому что Каплан активно работает на рынок СНГ. И руководство школы уже достаточно долгое время ищет кого-то на роль управляющего, чтобы сочетал в себе знание рынка, навыки управления и прочую мишуру. Сам понимаешь, это непросто. В Америке мало кто понимает тонкости русскоязычного рынка. Арсений чуть хмурится, поднимает на Пашу взгляд исподлобья – снова перешел с очков на линзы и стал выглядеть не так строго, как школьный учитель. Впрочем, на умение утяжелить взгляд очки не повлияли никак. − Кроме русских, я правильно понимаю? − Ну, конечно, − Воля улыбается и ставит на стол готовый кораблик. Корявый, как мысли Арсения в этот момент. – Они ищут в идеале русского управленца с хорошим знанием английского, имеющего опыт в образовании и способного работать на рынок СНГ. Забегая вперед, вопросы о тебе я начал получать от них почти сразу после нашего визита, но они не спешили делать предложение. Сейчас у них нехилая переформировка кадров, так что меня попросили узнать твое мнение, прежде чем присылать тебе официальное приглашение на работу. Арсений замирает, моргает растерянно, невольно тянется к уже пустой чашке из-под кофе и вместо ответа зовет официанта. Воля дожидается, пока Арс повторит заказ, мнет кораблик, снова расправляет его в потрепанную салфетку и пощелкивает пальцами. У Антона от такого жеста сразу звон браслетов, а тут надо же – только щелчок пальца о палец. − Приглашение на работу управляющим в языковую школу, − наконец повторяет Арсений без вопросительной интонации, но Паша все равно согласно кивает. – По контракту, серьезно? − Абсолютно. Если ты заинтересован, я могу дать контакты, и вы будете вести переговоры. Школа сетевая, филиалы по всему миру, сам знаешь, карьерный рост зависит только от твоих амбиций. Ребята делают все по уму, оформляют рабочее разрешение, рабочую визу, потом сам уже на территории Штатов можешь пробивать себе грин-карту, если приживешься. Воля видит, как Арсений невольно закрывается от этой информации, потому что явно не ожидал – не каждый день тебе вот так предлагают работу в Америке в одной из крутейших языковых школ. Конечно, это решение не одного и не двух дней, и Воля, возможно, даже не стал бы больше ничего говорить, предоставив Арсу побыть наедине с этими мыслями. Он и предоставит, но чуть позже, потому что есть одно «но». − Я все понимаю, − говорит Паша, улыбаясь, жестом спрашивает у официанта, можно ли за этим столиком курить. Получает положительный ответ и придвигает Арсению принесенную стеклянную пепельницу. – И я бы не стал настаивать на тему подумать об этом, если бы не видел тебя в работе. Это охерительная возможность, Арс. С твоим языком, с навыками управленца и организатора, да просто с твоим опытом поездок по миру. Все мечтают там оказаться, пожить, пробиться куда-то, но не у всех получается начать не с нищенских зарплат админов на ресепе. Где-нибудь в хостеле. Тебя ведь особо не держит ничего здесь? Семья, дети? Арсений вздрагивает, почти рефлекторно качает головой, выныривая из захлестнувших волной сумбурных мыслей. − Нет. Я не женат. − Я не знаю, какие еще звезды должны сойтись, чтобы ситуация стала более подходящей, − хмыкает Воля. Арсений медленно кивает, с каким-то трудом открывая пачку сигарет и непослушными пальцами пытаясь достать одну. – Я постоянно сейчас живу в Портленде и смогу помочь тебе с переездом. Арс оставляет попытки совладать с сигаретой и отбрасывает пачку от себя на диван, сцепляя дрожащие пальцы в плотный замок. Все сказанное кажется ему каким-то сном, сумбурным бредом, шуткой глупой, непонятной насмешкой над его и без того хрупким самообладанием. Именно сейчас, когда он выгоревший после выставки, как свечка, и внутри одна степь – Паша задает ему такие вопросы. О работе, переезде за границу, о тенистых, мать их, парках Портленда. Арсений думает об Антоне. − Нет, Паш, − говорит, наконец, тихо и отодвигает от себя пепельницу, будто вместе с ней можно отодвинуть все, что сказал сейчас Воля. – Нет, Паш, я не готов. Спасибо за предложение, но мне это не нужно. Воля, кажется, вполне ожидал такого ответа, потому что ничуть не удивляется и только с улыбкой кивает. − Да, конечно, понимаю. Арсений, я не требую от тебя ответа сейчас, я вообще ничего не требую, это не мое дело. Просто имей ввиду, что пока у них происходит оптимизация, и школа не набирает группы, у тебя есть время. Около месяца на раздумия. Если захочешь, я вас свяжу. Арс молча допивает вторую чашку кофе, и темы для разговора у них исчерпаны – впрочем, Паша прекрасно понимает, что даже захоти он продолжить встречу, Арсений вряд ли сможет вынырнуть из своих мыслей так скоро. На поспешно выпаленное «нет» часто не стоит обращать внимания – оно совершенно не значит, что мысли так быстро были отброшены прочь. И вряд ли Арсений их тоже так быстро отмел. − Ты меня прости за неуместную поэтику, − говорит вдруг Воля, прежде чем оставить оплату за заказ. – То есть поэтичность, но ты птицу в клетке какую-то напоминаешь, которая летать хочет, но вместо того, чтобы из клетки выбраться, отстраивает ее изнутри и давай по ней летать. Пространства больше, а свободы никакой. Поднимается из-за стола. − Ладно, Арс. Меня твои студенты завтра обещали проводить.***
Арсений не возвращается в офис, пусть разговор и занимает даже меньше часа. Долго сидит в машине на парковке, закрыв глаза, и даже, кажется, проваливается в лихорадочный сон, из которого его вырывает вибрация телефона. Кто-то написывает сразу много сообщений подряд, и Арс знает только одного человека, который так себя ведет. Он послушно отвечает на сообщения Выграновского, севшего сводить статистику, пишет в ответ на сообщение Антона, что приедет сразу домой. «Не жди меня в офисе», − надеется, что Шаст не станет задавать лишних вопросов. – «Буду дома часам к семи». Если и существует та самая тростинка, что ломает верблюду хребет, то Воля ею становится. Арсения не сломал проект, не сломала выставка, не сломали бессонные ночи и нервы; не сломала мерзкая горькая ревность, не сломало даже вынужденное признание того, что после долгих побегов от привязанностей он все-таки к кому-то привязался. Прилепился, прикипел насмерть, даже осмелился рассуждать здраво и принял Антона – скорее принял свою в нем потребность, не ломая себя мыслями о том, что быть с парнем неправильно. Арсения не сломало ничего, кроме получасового разговора с Пашей, который прилетел прямиком из своих чертовых тенистых парков и привез ключ от клетки, которую да, Арс собственными руками отстраивает изнутри, чтобы летать хоть там – да ладно, что там разговор? Арсений уже сказал ему «нет». И разве он думал, что вообще физически можно ощутить, как тело прибивает к земле без видимого воздействия – хочется лечь на мостовую и просто лежать, как князь Болконский под небом Аустерлица. И чтобы страдания так же страниц на двадцать, и чтобы красиво, с чувством, с помпой, поэтично. − Бред какой-то, − нервно смеется Арсений, щелкая зажигалкой в попытке подкурить, пока стоит на мосту, вдыхая мокрый запах Невы. Женщина, проходящая мимо с ребенком за руку, смотрит на него, как на умалишенного. – Никуда я не поеду, конечно. Бред какой-то. Повторяет для верности − и разве не права эта женщина? Арсений солжет, если скажет, что никогда не думал о том, чтобы уехать, не мечтал о билете за океан в один конец; солжет, если скажет, что никогда не хотел вот так бросить все и сорваться. Это действительно была бы самая большая ложь в его жизни. Проверяя счет в банке после продажи квартиры в Омске, Арсений тогда первым делом подумал о том, что этого хватило бы на то, чтобы первое время снимать квартиру где-нибудь в небольшом американском городке и оплачивать волокиту с документами. Визу сделать себе, билеты купить в один конец. Новую жизнь начать. А потом появился Антон, и Арсений постепенно перестал думать об этом, потому что накрыло, как волной, и всплыть на поверхность он уже не смог – да и не захотел. − Да нет, бред какой-то, − повторяет Арсений еще раз, сердито глядя на стальную речную гладь. – Как будто у меня других дел нет. Почти докуренная сигарета отправляется в урну, и Арсений, сунув руки в карманы пальто поглубже, отправляется дальше выветривать из головы тяжелые мысли, потому что не придумали еще лучшего средства, чем просто в одиночестве свалить гулять по городу и проморозить остатки мозгов насквозь. Домой он возвращается действительно ближе к семи, понимая, что Антон будет его ждать – после выставки они решили дать себе время хоть немного расслабиться и не оставаться в офисе сверхурочно. В голове смешались кони и люди: предложение Паши, предстоящая поездка в Москву, до которой осталось всего ничего, сорвавшийся отдых и кипа заявок от новых клиентов. На лице у Арсения, видимо, все это написано огромными печатными буквами, потому что Шаст читает его легко, выйдя навстречу в коридор с блинчиком в зубах. − Сгущенка на морде везде, − сообщает ему Арсений, скидывая обувь. – Кто вообще ест блины со сгущенкой на ночь, Шаст? − Ой, за своей фигурой блюди, − отмахивается Антон и с наслаждением запихивает блинчик в рот. – С моей все отлично. Че там с Волей решали? По тебе будто камазом проехались. Арсений вдруг зависает, глядя словно бы сквозь него, а потом, встряхнув головой, пожимает плечами и пытается протиснуться мимо в ванную, но по пути все равно оказывается облапанным – Антон фыркает ему в шею, склонившись, обнимает и целует привычно уже, вызывая у Арса невольную улыбку. С этими сумасшедшими днями он и забыл уже, как соскучился по обычной ласке. − Да ничего особенного, − отвечает и сдается, когда Шаст тащит его в гостиную и падает в кресло, притягивая к себе за ремень брюк. – Просто разговаривали о ворк-энд-трэвел, он же будет нашим координатором в Штатах. Ну Тох, блин, в ванную хочу. С утра не мылся. − Ты офигительно пахнешь, отвали, − Антон лениво проводит носом по низу живота под вытянутой из брюк рубашкой. От Арсения пахнет сигаретами, едва уловимым кремом для тела, которым он вечно обмазывается с ног до головы, и куда больше – его собственным запахом кожи, чуть терпко и вкусно до одурения. – Есть хочешь? − Нет, − Арсений вздыхает и прикрывает глаза, чувствуя, как расслабляется под прикосновениями. Антон выцеловывает низ живота, расстегнув рубашку, сжимает ощутимо пальцами ягодицы, и от этого жеста становится до приятного томительно. – Только в ванную. − Успеешь, чистюля. С Антоном снова – никаких мыслей, в голове ничего, вакуум, наполненный звуками поцелуев и ласк, и наслаждение становится (само)целью; сейчас это жизненно необходимо, потому что Арсений чувствует, как сгибается под тяжестью всего, что происходит вокруг – и как Антон буквально встает между ним и его мыслями. Заполняет собой морально, физически, сжимая пальцы на бедрах и обдавая шею сзади горячим дыханием – мир сужается до ритма упругих неторопливых толчков, и Арсений выключается, позволяя себе в очередной раз поднять белый флаг и сдаться. Парадокс – Антон сводит его сума, не давая окончательно съехать с катушек.***
От: Эд (00:12) Дед-пердед Арсений закатывает глаза, читая сообщение, выскочившее в окошке в углу экрана. Ветра на улице нет, а потому сидеть на балконе, укутавшись в два пледа и поставив пепельницу рядом, даже приятно – Арс так и не смог уснуть, а потому сгрузил ноут на колени, устроившись на балконе, чтобы не будить Антона клацаньем по клавиатуре. От: Эд (00:12) Че не спишь? Остеохондроз замучил? От: Арсен (00:13) Кардиостимулятор барахлит От: Эд (00:13) Понятно. Ну не болей. Просто предупреждаю, что завтра приеду в офис с отчетами, так что спрячь впечатлительных клиентов Арсений хмыкает, вспоминает, как на выставке одна представительная дама, увидев вытатуированного с ног до головы Выграновского, принялась креститься, перепутав, в какую сторону это делается. Эд тогда повел себя как настоящий Эдуард – сделал реверанс и приподнял на макушке кепочку. Выграновский вываливается из онлайна, и Арсений зажимает в зубах очередную сигарету, возвращаясь к подбору университета для новых клиентов. Работа помогает отвлечься от мыслей, а вот то, что заявка по Америке, вынуждает снова к ним вернуться – Паша пусть завтра и уезжает, но все равно, надо полагать, недели через две вежливо поинтересуется, как дела. Арсений сжимает пальцами виски и поддается порыву написать Воле вопрос – даже не получив ответа, потому что тот, скорее всего, занят сборами, Арс и так знает, что тот скажет. Позиция в школе одна, и перетаскивать американцы будут к себе только того, в ком заинтересованы. Остальные их не волнуют – так что давайте как-нибудь сами. В окно раздается стук, и Арсений оборачивается, замечая прилепившегося носом к стеклу Антона. Тот, накинув куртку, выходит к нему и смотрит скептически. − Ты заебал не спать. Даже из рук выползаешь, чего тебе неймется? Антон думает, что давно не видел, чтобы Арсений пил свои снотворные конфетки, и это вроде хорошо, но вместе с тем он и не спит все равно. Ладно проект, ладно выставка, там напряжение было такое, что организм отказывался засыпать, физически опасаясь пропустить что−то важное. Но почему Арсений не спит сейчас, когда все более или менее устаканилось – вопрос. − Сейчас приду. Заявку обработаю и приду. Антон молчит долго, наблюдая, как Арсений форматирует ответное письмо клиенту. Ждет, закуривает тоже и думает, что пора бы уменьшать количество сигарет, потому что напару они могут скурить две пачки за день, и такими темпами вообще скоро скурвятся. − Меня Ира гулять позвала на днях, − говорит вдруг Шаст спокойно, глядя, как пепел падает вниз яркой тлеющей искрой. – Пообщаться. Арсений не поднимает взгляд от экрана. − И? Я уссаться должен от восторга? – Спрашивает спокойно. Действительно, без капли раздражения, несмотря на формулировку, и это удивляет. − Не, − Антон пожимает плечами. – Просто чтобы ты потом мне не предъявлял, если вдруг узнаешь от кого-то другого. Не то чтобы я планирую идти, просто говорю, ты же все любишь знать. Шастун докуривает и уходит греться в расстеленную постель, а Арсений, зависнув на очередной фотографии на сайте, вдруг впервые думает, что, наверное, своим существованием отбирает у Антона что-то. Нормальную обычную жизнь, например. Мысль вспыхивает и гаснет, и Арс идет к Антону пытаться уснуть. Заявку он так и не доделывает.***
Перед отъездом в Москву они все-таки успевают отпраздновать окончание выставки. Так что они всем составом, включая Илью Макарова, плюнувшего на все и оставшегося в Питере вплоть до отъезда в главный офис, вписываются в ночной клуб и зависают там практически до утра. Звезды невероятно удачно сходятся в одной точке, потому что на следующий день в бизнес-центре запланирован какой-то ремонт канализации, и приходится дать объявление, что в этот день работать никто не будет. С утра никуда не нужно, так что накидываются все прилично, а Арсений вообще впервые в жизни занимается сексом в тесном душном туалете клуба, чтобы потом шутить на тему того, как они с Антоном делают все то, чего не делали в свои восемнадцать лет. Сваливают под предлогом покурить, но возвращаются в таком виде, что у Позова глаза на лоб лезут, а Выграновский прячет ухмылку в широком воротнике свитера. − Мда, шеф, − тянет Эд, когда они сталкиваются за пустой барной стойкой под утро, и бармену уже на всех плевать. Выграновский допивает свою водку и подпирает рукой голову, глядя на Арсения, и у него не глаза, а сраный рентген. – Никогда не думал, что буду работать под начальством голубя. − Тебя вдруг что-то перестало устраивать? – Театрально удивляется Арсений, с трудом фокусируя на нем взгляд. Арсу наконец легко, весело и забавно, а еще под градусом получается ни о чем думать, что тоже приятно. – Слушай, Эдик. − Уебу. − Эдичек, − Арсений мерзко сюсюкает и ржет, когда Выграновский показывает ему средний палец. А потом еще один, для проформы. – А поехали с нами в Москву. Я успею купить тебе билет. − Понеслась пизда по кочкам, − закатывает глаза Выграновский и наблюдает за тем, как Арсений неожиданно серьезно опускает взгляд на барную стойку и принимается переставлять пустые шоты в одному ему известном порядке. – Ну что я там забыл? Это ваш проект, вы и представляйте его. Вообще даже больше твой, но Антоха просто больше всех нас в теме. Меня там рядом не стояло. − Меня там рядом не стояло, − задумчиво повторяет Арсений, словно пробуя на вкус фразу. – Фу, ну ты и кривой. Нет, Эдик, я считаю, что ты тоже должен показать всем, как делал пиар-кампанию. И чтобы все смотрели и охуевали, какой у нас клевый пиарщик. Так, понятно, этому больше не наливать, думает Выграновский и звонко шлепает ладонью по лицу, выглядывая из-за щелки между пальцами. Арсений действительно лезет в телефон бронировать ему билет на тот же самолет, и Эд почему-то уверен, что даже в таком состоянии Попов забронирует все без сучка и задоринки. Турагент херов. − Не забудь предупредить Антона, что я ворвусь в ваше свадебное путешествие, − говорит он, а Арсений только глаза закатывает. − Будешь жить с Макаром. Выграновский даже не представляет, насколько его плоская шутка оказывается близка к правде. Пусть лучше будет рядом Выграновский с его фанфарами, чем они с Антоном постоянно будут наедине, и Арсений снова начнет думать.***
Сергей вот, например, с удовольствием поехал бы в Москву, но только если не работать. Его с Димой и Оксаной снова оставляют за главных, а жопа уже квадратная от постоянной работы за компьютером. Утешение только одно – Оксана постоянно балует их какими-то домашними вкусняшками, и Матвиенко смотрит на нее с таким восхищением, что Позов не вылезает из ладони. − Серег, ну ты совесть-то имей, у тебя девушка есть, − говорит он, когда Оксана в очередной раз по доброте душевной подогревает им обед и выбегает в перерыв по своим делам. С ее появлением в офисе ощутимо прибавилось заботы о ближнем своем, а то Арсений только строить всех умеет. – Пялишь неотрывно. − Да скоро и не будет, походу, − как-то тоскливо вздыхает Матвиенко, за обе щеки уплетая макароны по-флотски. – Все прям на сносях уже. Но с другой стороны, я вот не понимаю, ну как так постоянно одному можно быть, как Арс? Или как Антоха. Это ж пиздец скучно, не? Я чего-то не понимаю? − У меня вообще, знаешь, иногда такие мысли странные возникают, − признается Димка, закусывая кончик карандаша и глядя на часы – наверное, их потрясающая делегация уже где-то в небе над Москвой. – Прям очень странные. − Какие? – Моргает Серега, и Позов со вздохом скашивает на него взгляд, решая не развивать эту тему. − Никакие. Приятного аппетита, Сережа. Неповторимая делегация плюс Макаров действительно к тому моменту уже прилетает в Москву, и Арсений хочет откатить время назад до того момента, как пошутил, что они похожи на трех мушкетеров. Выграновский мгновенно оживился и припомнил историю, как они в школе играли в мушкетеров, только это была игра, где в раздевалке на физ-ре все мерились членами. Это называлось «скрестить шпаги», и Арсений не уверен, что хотел это знать. − Не понимаю, где ты его откопал, − пыхтит Арс на ухо Макарову, затаскивая чемодан в багажник такси, которое они вызвали к аэропорту. Все люди как люди, а у него реально чемодан на три дня. – Вроде и хороший пиарщик, а вроде и еб твою мать. На самом деле, Арсению, впавшему в осеннюю задумчивую меланхолию, кажется, что это вообще описывает каждого из них – вроде и хороший *нужное вставить*, а вроде и еб твою мать. Вот Арсений вроде и хороший начальник, а вроде и еб твою мать. Антон вроде и светящаяся батарейка, а вроде и еб твою мать. Макаров вроде и медвежонок, а вроде и еб твою мать. Паша Воля вроде и помочь хочет, а вроде и еб твою мать. Арсений задолбался раз за разом возвращаться мыслями к Воле, что неминуемо тянет за собой все остальное, а поэтому едва они селятся в отель, как он достает ноутбук и принимается строчить речь на конференцию, потому что тут важно не ударить в грязь лицом. Это сбор руководителей офисов, и из других сотрудников здесь только Антон, который уже по факту стал заместителем Арсения, и Выграновский, который здесь не по своей воле. Воле. Арс советует ему тоже написать речь и показать на проверку, чтобы выглядело прилично, потому что есть определенные опасения, что Эд способен так описать свою пиар-кампанию, что ни у кого никогда вообще не возникнет желания брать на работу не только его самого, но и вообще любого пиарщика в мире. Вечером в канун конференции Арсений ждет, пока Эд изволит прислать ему черновик своего выступления – ну или зайдет сам, потому что живут они в соседних номерах. Выграновского действительно поселили с Ильей, в то время как Арсений остался с Антоном, и они тут через стеночку, можно даже пытаться перестукиваться азбукой Морзе. Антон, развалившись в кресле, пространно изъясняет, что будет рассказывать на собрании, не менее пространно жестикулирует и писать на бумажке отказывается. − Я не могу с листом, это жопа, я сразу хочу туда подглядывать, − говорит он, наблюдая, как Арсений сосредоточенно копошится в музыкальном приложении. – Ты че там ищешь? − Напиши на листочке, − упрямится Арсений и включает на телефоне полонез. Подключает колонку даже. – И выучи. − Не хочу. Я импровизатор! Психотип такой есть. − Ни разу не слышал. Про холериков слышал, про флегматиков, про шизоидов, про рептилоидов, а вот про импровизаторов не слышал. Ты все выдумал. Это не психотип. − Не цепляйся к словам, − если бы Антон мог, он бы закатил глаза так, чтобы белки одни было видно, но это больно, и он глупо ойкает. – Не буду я ничего писать на листочке, мы не в пятом классе. Арсений, объясни мне, что ты делаешь. Арсений же стоит на ковре перед шкафом купе, на дверцах которого обнаруживаются большие зеркала во весь рост, задумчиво себя осматривает и наконец начинает делать какие-то поначалу невнятные, но затем вполне изящные па, стараясь попасть в такт полонезу. Антон даже замолкает, боясь разрушить момент очередного прихода – ну мало ли какими там способами Арсений старается снять стресс. Его можно понять: отпуск сорвался, Шеминов козел, деньги за билеты так и не вернули. Еще и Выграновский со своими шпагами. − Слушай, Шаст, как ты думаешь, может, мне на бальные танцы пойти? – Спрашивает Арсений, продолжая танцевать перед зеркалом. Расстановки и смысла полонеза он уже не помнит, поэтому смешивает на всякий случай все, и это напоминает какой-то всратый андеграунд. – Надо же как-то поддерживать себя в форме. А танцы они, знаешь, хорошо с этим справляются. Не то что эти спортзалы с сотнями килограммов железа, это же ужас. Антон бы многое отдал, чтобы попутешествовать по голове Арсения, потому что очевидно, что там какой-то дивный новый мир, где можно снимать Алису в Стране Чудес. Ну или Антона в Стране Хуес. Хотя в этом фильме он, кажется, снимается уже давно. − Еще скажи, что ты хочешь сделать это обязательной дисциплиной для всего офиса, чтобы мы все были в форме, − Антону бы сначала научиться думать, а потом говорить, потому что очевидно, что Арсений обязательно примет эту идею во внимание. Он же хороший начальник, а хорошие начальники заботятся о своих коллегах. – Типа мы пашем, пашем, потом еще пашем, а потом все вместе идем танцевать балет. − Балет − это не бальный танец, Антон, умоляю тебя. С тобой просто бесполезно рассуждать о тонких материях. Через полчаса жду от тебя написанное выступление, а пока пойду проведаю Эдуарда. Эдуарда, конечно. Как будто там в соседнем номере сидит причесанный вальяжный дядя в сюртуке и в начищенных лаковых ботинках, а еще обязательно в перчатках и с зонтиком в руках.***
Сбор проходит в переговорной московского офиса, и Арсений готовится к нему очень ответственно – не для того они пахали несколько месяцев, чтобы никто не понял, как все в итоге получилось. Шеминов выглядит так, словно он гордый отец, чей ребенок выступает на конкурсе чтецов – светится настолько интенсивно, что ему хочется по морде съездить, потому что они с Антоном в этот момент должны встречать сербские рассветы, а не вот это вот все. Впрочем, перед публикой Арсений как всегда кайфует, и его снова отчаянно захватывает эмоциями – сейчас, рассказывая, как все начиналось и во что в итоге вылилось, Арс в полной мере осознает, через что они прошли. Еще полгода назад их контора толкала туры на Бали и клепала визы, а сейчас в Америку по работе готовятся улетать первые группы студентов в следующем году, первые крупные университеты и консолидаторы скоро примут учеников из их города, а первые партнерские языковые школы – школьные группы на языковые курсы. На экран проектора выведен привет от Сережи Матвиенко, который он готовил пару дней: вся финансовая отчетность за последний период в сравнении с предыдущими периодами. И этот привет впечатляет. И этот привет заставляет руководителей офисов задуматься о том, что в Петербурге происходит что-то интересное. Шеминов просит выступить Антона, и тот – без листочка, зараза – обрисовывает работу менеджера по образовательным программам, процесс оформления студентов на программы и их дальнейшего ведения; Выграновский – с листочком, умница – очень вежливо рассказывает про пиар. Арсений половину ночи правил ему речь. Дальше начинаются прения, Арсений стоит за кафедрой, опершись на нее локтями, и с готовностью отвечает на вопросы – а потом, когда вопросы к нему заканчиваются, с рассеянной улыбкой наблюдает, как Антон на ватмане расписывает для всех схему первичного оформления документов. Лежащий рядом на кафедре телефон просыпается голубым огоньком из телеграма. От: Паша Воля (17:44) Привет, Арс. Как дела?