Salacity

      После возвращения из Европы я провела два дня в родительском доме, а затем все же вернулась в свою квартирку. Жить рядом с семьей потрясающе, но и утомляюще в то же время. Хотелось провести немного времени в одиночестве, ведь скоро сессия, а значит, придется проводить много времени в окружении кучи студентов и преподавателей.       — Луиза, я тебя прошу, оденься потеплее, на улице ужасно холодно. А еще передавали ночные заморозки! — мама как обычно проявляла свою заботу, которая иногда переходила границы разумного. Но мне оставалось только послушать ее, иначе наш спор затянулся бы надолго.       — Хорошо, мам, я все равно на такси, не переживай так.       — А я говорила Брэдли, чтобы он позже поехал на работу! — она покачала головой и замоталась в шаль, чтобы провести меня до ворот. Каролина была уже в школе.       — Такси очень комфортабельные сейчас, поэтому не о чем беспокоиться, — я слабо улыбнулась, мы вышли на улицу. В лицо ударил северный сильный ветер, моя утепленная панама чуть не слетела с головы.       Мама лишь цокнула языком, мы распрощались, и я со спокойной душой села в машину. Каких-то полтора часа и я буду дома, даже не верится! Я не была там одиннадцать дней, а такое ощущение, что вечность. Как ни крути, нигде не бывает так хорошо, как в своем уютном гнездышке, где можно отдалиться и укрыться от всех. чтобы побыть наедине со своими мыслями.       Да, сразу с аэропорта мы поехали к моим родителям домой, Алиша переночевала у нас, а затем поехала к своим родителям, на день рождения брата. Я приняла решение побыть с семьей, но на следующий вечер мое дикое желание сменилось тоской и необходимостью побыть самой. Поэтому сегодня я встала пораньше и собралась обратно в Нью-Йорк, тем самым обидев всех членов семьи. Этого делать мне конечно не хотелось, но и ходить с кислым лицом перед ними я тоже не собиралась, иначе последовали бы постоянные расспросы, отвечать на которые я была категорически не настроена.       Мы с Крисом по-прежнему не общались, я не знала, что происходит в его жизни, он не знал ничего о моей. Я сомневалась в статусе наших отношений, но не рисковала разрывать с ним по сообщению, как в прошлый раз. Возможно всему этому есть разумное объяснение, а я накручиваю себя зазря. В поездке возникали сомнения по поводу моей уверенности в собственных чувствах, однако эту мысль я прятала глубоко в сердце. Тем не менее глубокой ночью она меня терзала вновь и вновь, но ничего с этим поделать нельзя. Может я и не хотела? Не хотела расстраиваться, если вдруг от моей любви остались лишь угольки? Или же не хотела убеждаться в том, что мои чувства к человеку сильнее, нежели его ко мне? Впрочем, размышления об этом всегда длились до рассвета и всегда заводили меня в тупик.       Были ли мысли у меня написать мужчине? Естественно. Но я этого упорно не делала. Почему? Банальная гордость. Если он прекрасно обходился без нашего общения, то и я была вынуждена показать ему то же самое. Конечно, там, в пучине веселья и постоянного всплеска разнообразных эмоций, было легко обходиться без него, но здесь, на родной земле, становилось слишком паршиво. И я медленно угасала, пока в итоге не решила впасть в одиночество на несколько дней.       Да, с родителями и Каролиной я отвлекалась, но в моменты пробуждения или принятия душа, хотелось просто плакать. Даже сообщения Алиши не оказывали должного эффекта.       В определенный момент я все же вынырнула из своих размышлений и заметила, что мы уже совсем рядом с моим домом, чему я была безмерно рада. Таксист молчал всю дорогу, и я была благодарна ему за это.       Кое-как затащив чемодан в лифт, я шумно выдохнула, оказавшись в долгожданном одиночестве. Еще немного, и я смогу выплеснуть все свои эмоции: поплакать, истерически посмеяться, потанцевать, снова поплакать, поорать и так далее по кругу. Осталось только найти ключи от квартиры, но мое внимание привлекает небольшой, еле заметный бугорок на коврике перед дверью.       Конверт. Без подписи или печати, просто конверт с чем-то звенящим внутри. Очень странно и довольно-таки устрашающе. Обычно все эти анонимные штуки ничем хорошим не заканчиваются: фотографии под дверью моих родителей, сообщение после моего дня рождения. Это уже напрягало и злило одновременно, потому что уж слишком контрастно и бурно все происходило в моей жизни, не давая и шансов на глоток спокойствия.       Я еле как затащилась внутрь и, оставив чемодан и верхнюю одежду в прихожей, пошла на кухню, чтобы открыть конверт. Первое, что выпало, — ключи. Связка из двух довольно внушительных ключей с грохотом расположилась на столешнице, заставляя меня нахмуриться и поскорее прочитать приложенное письмо.       «Любимая, я долго решался сделать это предложение, ведь представлял себе самую бурную отрицательную реакцию с твоей стороны (если брать во внимание наши последние разговоры), но я подумал, что нужно наконец подкрепить свои обещания поступками. Я ощущаю рост недоверия и ухудшение наших и так хрупких отношений, поэтому предлагаю небольшое изменение в наших жизнях.       Здесь ключи от моего дома, двери которого всегда открыты для тебя. Считай это моим основным подарком — мое полное и искреннее желание завоевать твое доверие окончательно и бесповоротно.       Позволь мне видеть тебя чаще, быть с тобой в момент пробуждения и подготовки ко сну, наслаждаться твоим непринужденным домашним видом и наблюдать твои долгие сборы. Мне хочется сделать свой дом твоим, чтобы ты чувствовала себя в безопасности, любви и ощущала полное доверие ко мне.       Если твое решение будет отрицательным, то просто оставь ключ у себя в тумбочке. Но все же я надеюсь увидеть тебя на пороге своего дома с счастливой улыбкой и горящими, как прежде, глазами.       С трепетом, твой Крис»       По моим щекам скатилась пара слезинок, удержать которые я просто не смогла. Моя плотина прорвалась под потоком самых разнообразных эмоций, и единственный выход почувствовать себя легче, проплакаться так сильно, насколько я только способна. Настолько сильно мне надоели разборки, самокопания, недоверия и вечные разговоры, что я забыла о прекрасных чувствах, которые мы испытываем друг к другу. Я забыла все то хорошее, что нас объединяло и заряжало, вот именно поэтому я была так негативно настроена. Я помнила лишь плохое, не оставляя светлого луча надежды теплым воспоминаниям, по которым скучала. Я так отчаянно нуждалась в его любви, что решила забыть о ней, сама того не подозревая, делая себя жалкой заложницей собственного разума.       Я рыдала, казалось, бесконечно. Ни о чем не думая, ничего не делая. Сидя на высоком стуле, смотря на связку ключей, я давилась собственными слезами, не зная, чего конкретно я хочу.       Собравшись, я все-таки вытерла мокрые дорожки на щеках и громко выдохнула, пытаясь успокоиться. Со временем получилось нормализовать дыхание и дойти до ванной, чтобы смыть это безобразное последствие истерики. Честно говоря, полегчало. Да, в голове еще были вопросы, сомнения, но исчез этот противный ком в груди, который не давал нормально дышать.       Я приняла душ, умылась и заварила ромашковый чай — верное средство для усмирения нервной системы. По телевизору крутили теле-шоу, которые я слушала раз через раз, заказывая еду. Аппетита особо не было, но я понимала, что нужно восстанавливать силы, и вкуснейший том-ям сейчас будет кстати.       Незаметно для самой себя, я задремала на диванчике в гостиной. Однако звонок дверь смог вырвать меня из царства Морфея, как ни странно. Курьер передал бумажный пакет и, получив приятный бонус в виде чаевых, быстро скрылся за ставнями лифта. Как и предполагалось, после еды мое настроение немного улучшилось. Даже появилось желание разобрать чемодан. Однако почти сразу эта идея улетучилась.       Под одним из свитеров лежало то самое ультрамариновое белье, фотографию в котором я отправляла Крису, и внезапно к горлу подступил ком, как перед прыжком с парашютом или как перед первым поцелуем. Ладошки вспотели, глаза забегали от отражения в зеркале до кружевных трусиков и обратно.       А что если Эванс подумал, будто я отвергла его предложение и поэтому ни разу не написал за время моего возвращения? Я ведь не оповещала его о том, что поеду к родителям на несколько дней. Или же эта теория слишком наивна? Но вряд ли бы он оставил и дальше ключи здесь, если бы передумал, не так ли? Да и мужчину, который решился на такой шаг, сложно переубедить лишь парой дней отсутствия общения! Откуда-то взявшийся оптимизм быстро поднял меня на ноги и заставил быстро начать собираться.       Я надела это самое белье, поверх него кожаные штаны прямого кроя и сетчатую водолазку в цвет белья, сквозь которую было все прекрасно видно. Скрыв это откровение пиджаком, я вызвала такси. Собрала волосы в тугой высокий хвост, сделала легкий макияж, сложила все необходимое в сумочку и схватила ключи со стола. Такси ехало недолго, поэтому спустя минут двадцать я надевала теплое черное пальто и спешила вниз. На улице шел проливной дождь, чего я ранее не заметила, ведь была погружена в сборы, но погода не портила моего настроя.       Если откровенничать по полной, то я сама не до конца соображала, что творю и с какой целью еду туда. Мне так резко захотелось увидеть и почувствовать его, что я оставила все дела и желания побыть наедине с собой. Ведь скорее всего он ждал меня в течение этих двух суток, а я даже ничего не написала. С другой стороны, это мог сделать и он, но на данный момент я не хотела размышлять о том, почему он этого не сделал. Уже уточню на месте, если не забуду обо всем на свете, посмотрев в его глаза.       Я уже подъехала к нужному дому, отпустила такси, и с головы до пят меня окружили сомнения. А захочет ли он меня видеть? А сам ли он дома? А вдруг у него Марго? Сразу же попытавшись отогнать негативные мысли, я открыла ворота уже собственным ключом и неуверенно вошла во двор. Теплый свет лился из панорамных окон, но было пусто. Мои коленки задрожали, то ли от холода, то ли от волнения.       Я оглянулась и толкнула входную дверь. Не заперто. Аккуратно вошла, теплый воздух окутал мое тело, на душе стало спокойно, будто я очутилась в родном месте. Прошла по коридору и зашла в гостиную, с трепетом вспоминая бархатный диванчик, который все так же стоял напротив домашнего кинотеатра. Запах был такой, будто тут только-только убрали и развешали саше с ароматом лаванды, я широко улыбнулась.       Однако моя улыбка тут же сменилась гримасой испуга, громкий лай раздался где-то неподалеку, заставляя меня обернуться и сжать в руках ремешок сумочки. Каково было мое удивление увидеть перед собой Доджера, который два месяца назад радовал нас своим присутствием на Тихоокеанском побережье. Он все еще рычал, медленно надвигаясь на меня, а я будто онемела от страха и воспоминаний одновременно, не рискуя пошевелиться.       — Доджер, — тихо прошептала я, — малыш, это же я — Анна-Луиза, — мой голос немного осип, а я стала потихоньку отходить назад, ведь пес и не думал прятать свои острые клыки. — Доджер, пожалуйста, — жалостный визг раздался прежде, чем собака повалила меня на бархатный диван и, на мое удивление, стала облизывать мои щеки, при этом виляя пушистым рыжим хвостом.       — Другое дело, дружочек, — я громко рассмеялась, потому что была безумно счастлива видеть эту милейшую мордочку, и тут же начала интенсивно с ним играться и гладить густую шерсть.       — Прошу прощения, — громкий женский голос прервал наши забавы, и я резко обернулась.       Напротив стояла стройная девушка лет двадцати семи, скрестив руки на груди и с недовольством осматривая меня. Такой поворот событий удивил меня гораздо больше, нежели появление в Нью-Йорке бостонского пса. Она выглядела не особо опрятно, но тем не менее была довольно симпатична.       — Кристофер не говорил, что сегодня кто-то придет в гости, — она сощурилась и уперлась о стену плечом. Я встала с дивана, дабы она не чувствовала свое превосходство, и подошла чуть ближе. Доджер последовал за мной, как за настоящей хозяйкой.       — Позвольте полюбопытствовать, откуда у Вас ключи от дома? — я не собиралась показывать свое волнение и нацепила маску уверенности.       — От Кристофера, вероятно, как и у Вас, — она усмехнулась.       — Только вот есть одно маленькое «но», — я склонила голову вбок и слегка прищурилась, подробно осматривая ее лицо. От чего, кстати, ей стало заметно не по себе. — Я довольно близкий человек для Криса, в отличие от Вас, милая.       — Я вижу Вас здесь впервые и имею полное право позвонить в полицию.       — Не смею Вам препятствовать, — напряжение между нами возрастало с каждой секундой. Даже Доджер перестал вилять хвостом и уселся на пол, наблюдая за нами. Мы играли в гляделки несколько секунд, пока не раздался звук открывающейся входной двери и пес не сорвался с места, побежав с радостным лаем.       — Что, малыш, соскучился? Ты не замучил тут Мэгги? — я услышала знакомый голос и тут же по телу прошлась волна электрического тока, заставляя вздрогнуть и посмотреть в сторону Криса.       Наши взгляды встретились и, как не сложно догадаться, Эванс был максимально удивлен моему появлению в его доме.       — Мистер Эванс, эта девушка ворвалась в дом, испачкала ковер, я хотела было разобраться, но тут Вы, — брюнетка быстро затараторила, подходя ближе к мужчине, пока мы с ним играли в гляделки, не говоря ни слова друг другу.       — И правда, — наконец произнес он. — С этой девушкой нужно разобраться, — Крис все так же неотрывно смотрел на меня, будто если он отведет взгляд, я куда-то исчезну. Но сбегать в этот раз я точно не собиралась. — Спасибо, Мэгги, за очередной рабочий день, насчет ковра не волнуйся, сдам его завтра в химчистку. Деньги переведу тебе на карту, не успел снять наличные, ничего? — он коротко на нее взглянул вопросительным взглядом.       — Да, не за что. До свидания, — девушка быстро накинула свою куртку, обулась и вышла из дома, оставляя нас наконец наедине. Ну и с Доджером, естественно, который все это время неустанно терся о ноги хозяина, виляя хвостом.