«Больше нет смысла, нет сил. Нарушены все запреты, Я знаю: мне нужно уйти, чтобы спасти. Я сделаю это».
Fleur «Я сделаю это»
— Протего максима! И тишина. Оглушающая своим звоном в ушах тишина. Тишина, которая станет вечным спутником этого дома. Больше не будет смеха, не будет оживлённых разговоров, не будет яркой улыбки, подобия солнца, даже не будет споров и криков. Ничего. Только тишина. — Она не дышит, — в нарушенной тишине шепот Гриндевальда, который оказался ближе всех к маленькой белокурой, но мёртвой девочке, кажется слишком громким. Кажется, будто девочка всего лишь спит. Всё происходит так, будто время замедлилось: Аберфорт бежит к сестре, которая лежит в неестественной позе на полу, Альбус лишь отрешённо смотрит за всем, не веря в происходящее, а хлопок аппарации Геллерта добивает его окончательно, и он без сил падает на колени. Этого не может быть. Это просто невозможно. Не может быть Вселенная так жестока, чтобы отобрать у него всё в один миг. Он не верит в это. Но всё вокруг убеждает его в обратном, говоря о том, что это правда. — Это ты во всём виноват! — в истерике кричит Аберфорт сквозь слёзы, держа на руках тельце любимой сестры. Такой маленькой, такой красивой, такой светлой и жизнерадостной, но уже мёртвой. «Это я во всём виноват» — подобно эху проносится в голове у Альбуса вслед за словами брата. «Это я во всём виноват».***
В соседний дом вихрем ворвался Геллерт, сметая всё на своём пути, чем очень перепугал Батильду, до этого лепившую пирожки, чтобы порадовать этим вечером любимого внука и его лучшего друга. — Бабуля, завтра я уезжаю, — легко приобняв Батильду за плечи, с жаром прошептал Гриндевальд и уже хотел унестись в свою комнату на второй этаж. — Что? Что произошло, Геллерт? — остановила своего внука женщина и потребовала объяснений. — То, чего не должно было произойти, — мрачно ответил юноша и всё же убежал в свою комнату. Ему необходимо побыть одному. «Не успел… Я не спас её. Не спас» — исступленно думает Геллерт, сжимая в руке бесценный кулон и тихо скатываясь вниз по закрытой двери своей комнаты. «Не смог…» И это была фатальная ошибка. Эта ошибка стоила ему самого лучшего и единственного друга. Даже больше, чем друга. Она стоила ему брата. Она стоила ему любимого. Очевидно же, что Альбус больше не захочет видеть его. Выгонит тут же, как он покажется на пороге, даже не выслушав его. Он определённо думает, что это Геллерт выпустил то злосчастное заклинание. Что уж говорить, он бы и сам так думал. Вот только Гриндевальд и сам не знал, кто это был, как это произошло. Он лишь постарался защитить Ариану как только увидел луч летящего в неё заклинания, но даже его молниеносная реакция, которой он так гордился, оказалась не настолько быстрой. Геллерт не знал, чьё это было заклинание. И это его убивало. В один миг перевернулась вся его жизнь, все его мечты, все его планы, все его мысли. А ведь он просто не успел… Осознание этого убивает Гриндевальда изнутри. Потерять буквально всё только из-за собственной оплошности! Какой же он дурак! А ещё считал себя самым талантливым, самым выдающимся, самым умным волшебником. Считал, что сможет покорить весь мир. Глупый мальчишка, по-другому и сказать нельзя. Кажется, он начинает утопать в собственном самобичевании. Вот только так не пойдёт. Геллерт Гриндевальд не имеет права поддаваться эмоциям. Он должен следовать голосу разума, который в данный момент вопил о том, что больше он ничего не может делать, что надо двигаться вперёд, что эмоции и чувства — удел слабых. А он должен быть сильным. Хозяин всех Даров Смерти и властитель мира обязан быть сильным, что бы не произошло, как бы больно внутри не было, чего бы это ни стоило. Это его жизненное кредо. А значит, пора собирать вещи. Он должен уйти. Должен уйти, чтобы спасти мир. (Ведь кто, если не он?) Должен уйти, чтобы спасти себя. Должен уйти, чтобы спасти Альбуса. И он сделает это. Но сделает это один, ведь так было положено с самого начала, наверное. Скорее всего. Вот только… Вот только надо уладить одно дело. Он обязан это сделать. Ноги сами несли его к живописному берегу небольшого озера, к тому самому дереву, к их месту. Уйти, не попрощавшись — не в правилах Гриндевальда. Такое поведение не достойно настоящего волшебника и владельца величайших Даров Смерти. Альбус, облокотившись о ствол небольшого дерева, спиной ко всему миру, сидит в одиночестве практически на самом берегу так, что кончики ботинок еле-еле достают до кромки воды; его плечи дрожат от беззвучных рыданий. Но тем не менее, Геллерт может слышать их совершенно отчетливо, и сердце его обливается кровью. Он ведь не заслужил этого… Гриндевальд остановился чуть поодаль за широким столбом их любимого дуба, который не раз укрывал волшебников от всего на свете, а теперь разделяет их самих. Юноша, словно первоклассник, спрятался за деревом и с неуверенностью наблюдал за Альбусом. Он не знал, как подойти, не знал, что сказать. Он боялся подходить, ведь знал, что будет отвергнут. Но он должен быть сильным. Почувствовав на плечах такие родные прикосновения, Альбус ещё больше зашёлся в рыданиях, думая, что это не настоящее и лишь игра его воспалённого воображения. Ведь его не может быть здесь. Ведь он больше не придёт… — Геллерт, — его имя утонуло в вырвавшемся всхлипе. Молодой волшебник немного наклонил голову так, чтобы более чётко почувствовать эти родные руки, ластился к ним, как кошка, хоть и понимал, что это лишь иллюзия. — Альбус. Дамблдор ошеломлённо обернулся и увидел того, кого так отчаянно хотел увидеть, кто нужен был ему прямо сейчас как воздух. Геллерт оказался вполне реальным. Это не галлюцинация. Когда рыжеволосый волшебник кинулся к нему, Гриндевальд был ошарашен, ведь он был уверен, что тот ненавидит его сейчас и обязательно должен был отвернуться от него. На автомате поглаживая по голове и шепча что-то невразумительное для того, чтобы успокоить, Геллерт понял, что ещё не всё потеряно. Чувствуя знакомый запах, тепло родного тела и прикосновения, слыша такой привычный вкрадчивый голос, Альбус, полностью погружаясь в них, впервые за несколько часов после трагедии начал успокаиваться. Он знал, что Геллерт пытался защитить Ариану. Слышал его заклинание защиты. И видел, что было слишком поздно. После такого он не мог ненавидеть его. Он бы никогда не смог ненавидеть его. — Ты хотел её спасти, — хриплым после истерики голосом проговорил Альбус куда-то в подмышку Геллерта, всё ещё не выпуская его. — Это уже не имеет значения, — кажется, Дамблдор буквально услышал, как сжалось сердце волшебника. А может, это его собственное? — Для меня имеет, Геллерт, — волшебник всё же поднял голову и постарался заглянуть в эти завораживающие разноцветные глаза. — Да, хотел, — всё же нехотя признал Геллерт, отведя взгляд. — Не успел. Альбус хотел что-то ответить или спросить, но был остановлен следующими словами Гриндевальда: — Прости, что убежал, Альбус. Я думал, что… — оказывается, произнести это вслух будет не так просто. — Что я буду ненавидеть тебя? — Именно. Я не знаю, чьё конкретно заклинание убило её, но я не хотел этого. Я никогда не хотел её смерти. Я хотел найти для неё лекарство. — Это моя вина… — тихо озвучил свои мысли Альбус, уже искренне веря в это. — Не смей говорить так, — не просьба. Приказ. В этом весь Геллерт. — Мы не знаем, кто это был. Может быть, это был Аберфорт. — Даже если и так. Всё равно это моя вина. Не уследил, не защитил, подвёл их, — голос становился всё тише и тише, и Альбус уже снова был на грани рыданий. Он не справлялся с этим грузом, что так внезапно навалился на него. Видимо, это его судьба — терять близких ему людей. Сначала отец, затем мать, теперь сестра, а брат его терпеть не может, а значит, и его он тоже уже потерял. И он чуть не потерял Геллерта. Он уже начал думать, что так оно и есть. Великий Мерлин, что будет потом? Он и на самом деле потеряет того единственного, кто у него остался? Окончательно потеряет своё сердце и душу? А может, он уже его потерял? Пальто Гриндевальда снова стало мокрым, не успев толком высохнуть. Но Геллерту на это было плевать, он должен был успокоить и как-то подбодрить этого человека, но не знал, как это делается. Он никогда прежде такого не делал и не понимал, как это происходит. Он снова начал бормотать что-то бессмысленное, судорожно соображая, какие меры можно предпринять. Успокаивающее зелье? Усыпляющее заклинание? Или что обычно там используют, чтобы помочь человеку прийти в себя после эмоциональных потрясений? — Я думал, что потерял и тебя тоже, — жалобно, точно маленький щенок, проскулил Альбус. — Я никогда тебя не отпущу, Альбус. Ты только мой, — Дамблдор был определённо не против. Больше зарывшись в Геллерта, он всеми силами старался взять себя в руки, сосредоточившись на своих ощущениях. И даже это не помогало. — Помоги мне, Геллерт! — вдруг резко воскликнул Альбус, умоляя. Это можно было буквально перевести как: «Помоги мне справиться с этим. Помоги мне это преодолеть. Я не могу без тебя. Пожалуйста, не покидай меня. Ты нужен мне». Гриндевальд достаточно хорошо знал Дамблдора для того, чтобы понять: эти слова — признание собственного поражения. Вот только для волшебника такого уровня это совершенно немыслимо. Но не сегодня. Сегодня от того Альбуса не осталось ни следа. Он был убит, растоптан и развеян по ветру, как пыль. — Я здесь, — лишь тихо заверил Геллерт. Этого было достаточно. С этих слов начинается работа по созданию новых Альбуса Дамблдора и Геллерта Гриндевальда, которые изменят мир и найдут все Дары Смерти. Они станут великими. А все великие рождаются из грязи и пепла. Спустя довольно долгое время, когда волшебники сидели на траве, как раньше, под их могучим деревом, и Гриндевальд медленно, и даже где-то нежно, перебирал пряди на голове успокоившегося Альбуса. Хотя нельзя сказать наверняка, успокоился ли он или же просто силы покинули его окончательно. — Ты завтра хотел уезжать, да? — Альбус задал вопрос так тихо, что Геллерт не услышал бы его, не находись он рядом. Точно, Альбус боялся это спрашивать, боялся даже думать об этом. — Ты прав, — спрашивать, откуда Дамблдор это знает, не было смысла. — Поехали со мной, Альбус. Вместе мы изменим мир. Мы найдем Дары Смерти. Наши имена будут скандировать. Ты со мной? Кажется, они всё же потеряли друг друга… А вся эта утопия сейчас лишь для того, чтобы не было так больно говорить «прощай». — Всегда, Геллерт, — вымученно улыбнулся Дамблдор. Как же он хотел быть с ним рядом навеки. Но теперь это невозможно, такого никогда не будет. И сейчас, Альбус уверен в этом, их последние минуты вместе. «Мерлин, почему так больно?!» — Но мне необходимо остаться, уладить дела, и я не хочу тебя задерживать, не имею на это право. Езжай без меня, ты сможешь это сделать, я знаю. Ты достоин этого. Ты достоин лучшего. Я люблю тебя, Геллерт. Дамблдор снизу-вверх заглянул в эти любимые разноцветные глаза, которые сейчас казались особенно тёмными. Может, от того, что близится ночь, а может, от того, что сам их обладатель был мрачен, как туча. Губы всё так же сладостно манили, и Альбус ближе потянулся к ним, но Гриндевальд жестом остановил его: — Альбус, я готов подождать. Я готов отложить это на несколько дней ради тебя. Только будь со мной, прошу. Я останусь и дождусь тебя. — Я с тобой, Геллерт, — уверенно ответил Дамблдор и почувствовал, как губы коснулись его. Гриндевальд целовал нежно, как никогда прежде, будто боялся причинить даже малейшую боль, растягивал поцелуй, не спеша углублять, словно не целовал до этого целую вечность и сейчас добирал этот забытый вкус. После всего, что произошло днём, Дамблдор был уверен лишь в одном: теперь они навсегда останутся вместе, и этот горьковатый лимонно-мятный вкус на его губах тому подтверждение. Вечный и неизменный фамильяр семьи Дамблдоров — феникс. Ходят легенды, что в минуты отчаяния к каждому из семьи прилетает феникс. Птица, которая умирает и всегда рождается заново, встаёт на ноги ещё более прекрасная, ослепляющая и величественная, чем была. Создание, которое навеки является символом того, что надежда есть всегда. И хоть к Альбусу она не прилетела, в этом не было необходимости, ведь рядом с ним был тот, кто стал его личным фениксом, тот, кто спасает его в минуты горя и остаётся рядом несмотря ни на что.Они сделают это вместе, ведь по-другому теперь и быть не может. Альбус Дамблдор и Геллерт Гриндевальд — будущее этого мира.