Краски жизни

      Их расследование заходит в тупик. Мужчине кажется, что это было отчасти неизбежно, но он всё равно злится. Особенно сильно из-за того, что ему ничего неясно. До сих пор. Сколько бы он ни убивал времени на размышление, поиск подсказок и ответов на мучившие его вопросы, ответ ускользал от него. Будто мыши дергали за усы слепого кота. Всё это оказалось невероятно трудно, совсем не так, как в кино или книгах, где по ходу сюжета ты догадываешься о том, кто же на самом деле убийца. Сейчас он не мог. И никто из них не мог, если уж на то пошло.       Больше всех, наверное, это тянущееся, словно резина, дело злило шефа полиции. Ему по службе было положено так переживать, теперь на их главном отделении был такой здоровый «висяк», за который цеплялись все. Неизвестно, кто злобствовал и исходил желчью сильнее: журналисты, простые люди, власти или же верхушка элиты, которую это дело зацепило напрямую. Его собственная мать на потеху публике начинала разыгрывать настоящую драму, хотя он прекрасно знал, как и отец, что смерть своего племянника женщина уже не то чтобы оплакивала. О мертвых либо хорошо, либо никак, но видит всевышний, с уходом Цзысюня им стало легче дышать. Больше не нужно было переживать, что он выкинет очередную пакость.       В одном деле — целых три происшествия, да ещё какие. Авария, которая чуть не унесла жизни наследника крупной финансовой компании, его жены и маленького сына. Общественность, конечно, больше пугал ребенок: раздувая скандал, в прессе на него делали самый большой упор. Ведь как это так. Потом похищение или исчезновение человека. Следствие, насколько сам Цзысюань знает, остановилось все же на первом варианте. Еще немного, и Вэй Ина перестанут искать, потому что сроки розыска понемногу исходят. И наконец, похищение, которое закончилось убийством. А вот и его дорогой двоюродный брат. Еще две недели назад, в начале февраля, он думал о том, не повторил ли Цзысюнь судьбу художника. Хватит в этой истории пока одного трупа.       И все эти трагические события связаны. Связаны и люди, что оказались жертвами и участниками происходящего. Шум вокруг них не стихает совершенно, теперь это самая обсуждаемая тема в любой сфере или социальной сети. Люди строят догадки, пишут статьи, будто они имеют к этому хоть какое-то отношение. Он не понимает, зачем они во все это лезут, не понимает, почему это всем так интересно. Не Минцзюэ тоже не понимает и сердится, потому что весь его младший персонал теперь обязан мониторить сеть или следить за местами происшествий. Парочка безумцев, например, проникла в квартиру Вэй Усяня, несмотря на то, что та до сих пор была опечатана. Они сняли на видео свое якобы расследование с того момента, как вскрыли деревянную дверь. Он был в этой квартирке, которую художник снимал у одной пары в возрасте. Людям и так было ужасно неудобно от того, что теперь она была нерентабельной, а сейчас еще и засветилась на видео, завирусившим сеть.       Одно его радовало точно: с Вэй Ина сняли все обвинения. Дело было решено через суд, так им велел сделать шеф полиции, прося Цзян Чэна и Цзян Яньли, чтобы кто-то из них подал иск от лица брата за ложное обвинение. Все решилось быстро, заседание суда было чисто формальным, ведь художника или его обвинителя в зале не было. Зато были прямые доказательства того, что мужчина не мог этого совершить. Это была их маленькая победа, которую не жаль было и обнародовать. Может, если сам Вэй Ин прочтет или услышит об этом, он все же задумается о том, чтобы вернуться. Конечно, ему придется столкнуться со множество вопросов, но главное, что мужчина снова будет с ними. Так странно: Цзысюань никогда не воспринимал его как близкого человека, и только сейчас осознал, что они вроде как семья.       Раньше весь его мир вращался вокруг Яньли и сына. В нем еще было место для своей семьи, но мужчина зачем-то заставил жену попытаться отбросить свою. Конечно, во многих семьях невеста уходила в дом жениха насовсем, но разве это было правильно? У А-Лина должны были быть его два дядюшки, которые малыша любили, Цзысюань в этом не сомневался. Хорошо, что он все же смог это понять, пока не стало поздно. Цзян Чэн и Вэй Ин были более чем достойны, чтобы они все были рядом. Необязательно быть объединенным кровью, чтобы считаться братом или сестрой.       Художник доказал ему этот факт, сам того не ведая, дважды. Первый раз, когда мужчина понял, насколько сильно его любила его жена. Любила как младшего брата, которого у него самого не было, за исключением мальчишки, который появился в его доме так же быстро, как и исчез. Цзян Чэн тоже любил Вэй Ина, и чувство это было невероятно сильным. Все те картины, что сохранил нынешний глава семьи Цзян, были негласным подтверждением его чувств. О-о, их было очень много. Не только те, как он думал, что развешены по стенам дома и стоящие на видных местах. Еще две комнаты, в которых они стояли или висели везде, где только можно. Одна из этих комнат когда-то принадлежала господину Вэй.       Второй раз случился совсем недавно. После той их нелепой встречи у перекрестка, когда Цзысюань буквально схватил свою неожиданную добычу. Он не был готов столкнуться с ним так быстро. Мужчина только прилетел в Тайбей, как художник буквально спустя час оказался в его руках. Но ехать по тому адресу, что дала ему Вэнь Цин, пришлось все равно. Никто не предупреждал его о том, что Усянь может быть мало того что не один, так еще и с мужчиной, больше похожим на грозного бандита, готового руки и ноги ему переломать. Этот гневный взгляд черных глаз будет сниться ему в кошмарах, не иначе. Вечером того же дня он приехал к дому, в котором жила семья Вэнь. Для мужчины было странностью, что Вэй Ин живет с ними, но женщине он об этом говорить не стал, а просто сделал, как она ему велела. Дверь ему открыл мужчина в возрасте и, внимательно выслушав, пустил в дом, который был очень скромным. Но в этом доме о художнике говорили так, будто он был если не ребенком этой семьи, так точно братом им всем.       Если этого человека смогли принять дважды чужие люди после того, как его собственные родители скончались, так почему бы ему тоже не принять его? Вэй Ин был хорошим человеком. Об этом говорили все, и он сам теперь это видел, пусть раньше о подобном не желал даже слушать. Так ли важно наличие общей крови, чтобы доверить свои тайны, мысли, чувства и разделить часть жизни? Наверное, нет. Его отец был тем ещё бесстыдником, натащившим в их семью детей от других женщин, но разве стало это большой проблемой? Скорее нет, чем да, если на секунду забыть о мальчишке, что так быстро пропал неведомо куда. Его, наверное, забрала к себе мать обратно, стоит ли ему переживать. Оставалась девушка, которую он почти не знал, и Мэн Яо. Глядя на последнего, мужчина только сильнее убеждался в том, что Вэй Ин должен был вернуться. Сам до конца не понимая почему.       Этот человек вообще был странным, и реакцию у людей вызывал точно такую же. Странную. Его самого, например, большую часть жизни жутко раздражал своим поведением, вызывая что-то вроде снисходительной брезгливости. И с чего все началось, до конца непонятно. Возможно, с того, что в юности Вэй Ин мог вести себя в обществе совершенно невоспитанно и ярко. Он и смеялся слишком громко, и болтал без умолку. А ещё во всем был если не первым, то обязательно вторым. Если уж совсем углубиться в воспоминания, то в их подростковом возрасте только Яньли относилась к Усяню хорошо абсолютно всегда и несмотря ни на что. Даже с собственным братом тот часто ругался, и доходило даже до драк. Сейчас-то понятно, что всё это несерьёзно. Тогда вообще любой конфликт воспринимался серьёзнее некуда.       Те люди, что ворвались к художнику в дом, говорили о том, что хотят очистить его имя от той грязи, что на него вылило общество. Почему они решили сделать это только тогда, когда мужчину признали невиновным в первом и единственном заседании, а не раньше, и чем им могла помочь почти пустая квартира, было неясно. Этих полоумных задержали и доставили в участок, где они, бросаясь на прутья решетки, поносили всех, кого только могли, отказываясь слушать офицеров и шефа местного отделения. Не Минцзюэ тогда сказал, что честно считал их укуренными или обколовшимися. Но на самом деле всё это было сделано просто ради привлечения внимания. Таких, как парочка горе-взломщиков, становилось всё больше с каждым днем.       Ещё в начале осени эти люди были готовы зарыть Усяня в землю собственными руками, поверив в то, что он сам спланировал и подстроил аварию, чтобы убить свою старшую сестру с её мужем и ребенком из ревности. Они поливали его таким количеством бреда и ненависти, что в академии, где он работал, родители пытались отозвать документы на обучение своих детей, у которых художник вел занятия. Это было так глупо. Если бы не юноши и девушки, достаточно зрелые, чтобы усмирить своих старших, учебное заведение понесло бы серьезные убытки. Ещё ни один поступок Вэй Ина, как неявная причастность к аварии, такого шума не наводила. Даже когда он начал считаться пропавшим, люди не успокоились. Хорошо, что он смог убедить отца внести в дело всё то, что говорил на записи Цзысюнь. Иначе, возможно, Усяня и не перестали бы так остро ненавидеть даже те, кто когда-то им яро восхищался.       Люди вообще были крайне лицемерными созданиями. Сегодня ты для них свет в кромешной тьме, а на следующий день коварный убийца. Это было слишком для него. Это было слишком даже для Вэй Ина, который всегда был таким откровенным с окружающими. Хотя теперь Цзысюань в этой откровенности начал сомневаться. Врать бесполезно, новый вид художника пошатнул картину мира перед глазами. Мужчина никогда бы не подумал, что Усянь может быть таким. Его внешнее спокойствие напоминало ртуть. Вроде бы выглядит неопасно, но так только кажется. Что, если внутри он всегда был именно таким?       На этот вопрос ему никто ответ дать, увы, не мог. Не обсуждать же подобное с обеспокоенной женой или её братом, которые считали художника последним, что осталось от их прежней семьи, не считая, конечно, друг друга. Для них это бы было, наверное, очень болезненно. Во всей этой истории они и так испили достаточно яда, чтобы Цзысюань вдобавок травил их своими подозрениями.       Ещё в этой истории были двое, которые явно не говорили им всю правду. Вэнь Цин и Не Минцзюэ одновременно знали и слишком много, и слишком мало, как поделился с ним своими наблюдениями Цзян Чэн. Да, мужчинам тоже было что скрывать от этой парочки, но разве это не было временной необходимостью? Они ещё не доверяли друг другу до конца, подозревая, что каждый может быть связан с настоящим преступником.       Сам Цзысюань верил Цзян Чэну только потому, что мужчина был слишком сложным в общении, чтобы у него были хоть какие-то близкие знакомства. Наверное, кроме своего брата, с самой юности тот так к себе никого и не подпустил, оставляя окружающих его людей за фасадом из колкости и ядовитых слов. Неважно, коллеги, партнеры или потенциальные приятели. Мужчина сторонился всех, даже бывших однокурсников, которые пытались занять свое место на рынке Китая. Он был таким одиноким, загруженным работой, и холодным, что подозревать его в том, что мужчина может быть связан с тем, кто бы навредил его семье, было просто невозможно. Точно не Яньли. Да даже не Цзысюню, потому что эти двое близко не общались совсем.       Почему Цзян Чэн верил ему? Наверное, из-за Яньли. Ведь мужчина был её мужем, и сам оказался одной из жертв всей этой истории, что должно было снимать с него все подозрения. Однако Цзысюнь это всё портил, ведь он был ему двоюродным братом и оказался напрямую замешан в похищении брата главы семьи Цзян. И мужчина бы понял, если бы Ваньинь перестал ему доверять, если бы того не убили, а правда просто вскрылась в ходе расследования. Он и сам сомневался в себе и своей семье. Каждый из них теперь оглядывался, опасаясь увидеть в лице близкого человека черты предателя. Если его двоюродный брат смог, то мог быть и кто-то ещё из его семьи. Например, Яо.       Цзысюань ни за что бы не стал оспаривать то, сколько этот человек сделал хорошего, войдя в их семью. Он был, можно сказать, гениальным в умении общаться с людьми, слушать их, понимать потребности и находить решения. Его энергия завлекала людей, делая их мягче и податливей. Но у него, как и у всех, было прошлое, и оно было отнюдь не радужным. Мать мужчины работала проституткой, не только обслуживая богатых клиентов, но и убирая за ними. Там, откуда были эти двое, нормальной жизни не было. Его бы не удивил факт того, что Яо мог быть связан с наемниками, притонами, местными группировками бандитов, которые терроризировали весь город, или ещё какими отбросами.       Конечно, Цзысюань не будет говорить наверняка. Просто оттого, что ему не хотелось бы видеть Мэн Яо в роли подозреваемого. Ещё один светлый образ бы просто вдребезги разбился перед глазами мужчины, и он бы потерял ещё одного из членов своей семьи. Пусть этот человек и воспитывался не с ним и был принят как один из нагуляшей его отца, но он принес больше пользы, чем бед, и заслуживает того, чтобы его уважали.       Ведь он также ценил и уважал его самого и его жену. Если бы Мэн Яо мог, он бы сделал всё возможное для А-Ли и их сына по первому требованию, ведь он не чаял в них души, как и мать Цзысюаня. Поверить в то, что единокровный брат мог способствовать аварии, было просто страшно. Тогда бы просто выходило так, что все это время они греют и продолжают греть гадюку на своей груди, ведь Яньли позволяет этому человеку оставаться с ребенком, когда сама проходит необходимые процедуры и осмотры. Она позволяет ему кормить, пеленать и сидеть с их сыном даже чаще, чем его матери, которая, как бы ни старалась, иногда слишком занята. Мужчине стало страшно от этих мыслей, его сердце болезненно сжалось.       У Цзысюаня и раньше была мысль о том, что им с Яньли будет лучше начать жить отдельно от родителей. Сейчас же из простой мысли это переросло в стойкую уверенность. Конечно, пентхаус, в котором жила его семья, был невероятно удобным для жизни, места там хватало всем, а гостевые комнаты пустовали, но какой в этом смысл, если теперь это пространство перестало быть безопасным? Ему казалось, что вся эта история ещё не закончилась, и нет гарантии, что он или его жена с ребенком снова не окажутся в опасности. Мужчина остался единственным наследником компании своего отца, его мать не станет претендовать на это место, пока жив он, Яньли и Цзинь Лин.       Что, если убийцей был кто-то, кто хотел занять это место? Ведь тот же Цзысюнь, как признанный близкий родственник, имел право занять директорское кресло, и убрать его оказалось проще всего. Более того, на него совершили покушение дважды. И так или иначе, это закончилось его неминуемой смертью. Которая оказалась связана с Вэй Ином. Чертовщина. Самая настоящая чертовщина, иначе просто не скажешь. Если дело и правда было в компании, то это мог быть любой из тех, кто может претендовать на это место по крови, но при этом он должен был быть связан с художником. Так, получается? В таком случае, кто это мог быть? Усянь был до безобразия ветреным в плане общения, и многие люди, что считали себя близкими к нему, для него лично оставались никем. Также много могло быть нагулянных детей у его отца. Слишком много людей в любом случае.       Однако этой мыслью он всё же поделится в следующий раз, когда они соберутся вчетвером с целью обсудить новости. Может, и у шефа полиции с Вэнь Цин найдется, что им рассказать, ведь скрывали они точно немало. Мужчина даже не мог прикинуть, кто из них двоих больше утаил, женщина или полицейский. Хороши оба, в любом случае, ведь она из семьи, к которой не подступиться из-за силы влияния ее главы, а он вносит в базу данных ДНК и отпечатки пальцев человека, которого зовет своим другом. Что это за дружба такая? Ладно госпожа Вэнь, она хотя бы каким-то чудом нашла Вэй Ина едва живого и спрятала подальше от всех там, где найти будет крайне непросто.       И это тоже вызывало вопросы.       Мысли о том, что они четверо все очень странные, можно было оставить на потом. До выписки его жены осталась пара дней, и было бы просто замечательно за это время перевезти вещи в дом семьи Цзян, обустраивая для них пространство. Самое главное — вещи А-Лина. С этим ему не помешает даже работа и навязчивый Яо с его напоминаниями о важных встречах. Нет такой работы во всем мире, что была бы важнее его супруги. Любую встречу можно отменить или перенести. Ведь если это получалось у такого злостного трудоголика, как Цзян Чэн, то почему не могло получиться у него? Он же ничем не хуже.       Как мужчина и думал, его начали усиленно отговаривать. Матери очень не понравилось то, что он за один раз вывез все вещи сына, перетряхнув каждую пеленку и ползунки, оставляя игрушки и всякие радионяни дома. Этих штук он может накупить новых сколько угодно. Паранойя, будь она неладна, била в голову так сильно, что в каждой мягкой игрушке в детской мужчина видел угрозу. Пусть остается тут, тогда А-Лину будет чем играть, когда они будут приезжать в гости. Мать ходила за ним, уговаривая и прося одуматься. Она давила на то, что так им точно будет лучше, говорила, что нет ничего безопаснее этого дома. Но ведь в этом доме уже дважды произошла беда, и дело не в стенах, дело в них самих.       Цзысюань хотел, чтобы Яньли была под присмотром брата и независимых от давления его родителей людей. Пусть будет так, он достаточно взрослый, чтобы принимать такие решения, тем более что отец был на его стороне. Только он, что неудивительно, потому что даже Яо настаивал на том, чтобы наследник семьи Цзинь бросил эту затею. Мэн Яо предлагал множество вариантов, и ни один ему не нравился. Усилить охрану? Установить камеры наблюдения и нанять людей следить? Сменить весь обслуживающий их персонал? Всё это не решит проблему, это бессмысленные крайности. Он сделает так, как считает правильным.       Сейчас только три человека знали о том, что Вэй Усянь был жив. И только двое из них точно знали, где его можно найти. Сказав Цзян Ваньиню те роковые слова, чтобы дать ему сил двигаться дальше, мужчина совершил и невероятную глупость, ведь теперь ему не давали покоя темные глаза, что испытующе сверлили его напряженным взглядом. Цзян Чэн устал спрашивать его о своем брате на следующий же день. Он достаточно быстро понял, что Цзысюань не намерен ему раскрывать больше никакой информации, и был крайне этим фактом недоволен. Его можно было понять.       Когда же мужчина узнал о том, кто стал источником информации господина Цзинь, его лицо нужно было просто видеть. Такой непередаваемой гаммы чувств никто из них не видел ещё ни разу в жизни, а в таком исполнении и подавно. Все от удивления, осознания и понимания до крайней степени недовольства. Цзян Чэн был очень удивлен, когда Вэнь Цин присоединилась к их компании, и для него было загадкой, с чем именно это было связано. Теперь же, когда женщина поведала ему то же самое, что и Цзысюаню, мужчину переполняли смешанные чувства.       Ему хотелось и поблагодарить её от всей души сначала за спасение жизни сестры и племянника, а затем и за спасение Вэй Ина, но при этом он был готов закричать на нее за то, что она не объявилась и не сказала ему ничего раньше. Стоило мужчине проявить свое недовольство, как он тут же получил колкости, сдобренные ядом, в ответ из уст женщины. Эти двое стоили друг друга, цепляясь к каждой мелочи, которая не устраивала их в том коротком общении, что между ними было. Как кошка с собакой: она шипит, он лает, и оба не затыкаются.       И ведь глава семьи Цзян правда хотел вытрясти из них информацию о том, где сейчас его брат. Окажись на его месте Цзысюань, он бы прекрасно его понял, да даже так понимал, чего уж тут. Просто им не нужны были эти последствия, которые мужчина и женщина, глядя на Ваньиня, осознавали. Нет, тому говорить абсолютно точно было нельзя, потому что тот был готов метнуться на другой конец страны для того, чтобы ради своего спокойствия приволочь Вэй Усяня обратно. Ему было ничего не важно и ничего не интересно кроме того, где тот находился, и все аргументы мужчина отвергал. У него на всё было три ответа. Первый — он мой брат. Второй — Вэй Ин дал обещание, что всегда будет рядом с ним. И третий — что он, Цзян Чэн, как глава их семьи, так решил.       Только в присутствии Цзян Яньли всё затихало. При ней вообще старались особо напряженные темы не обсуждать и не поднимать, чтобы не волновать и не тревожить. Его жене и так хватало забот в своем доме с ребенком и младшим братом, который по капризам от малыша А-Лина мало чем отличался. Она говорила так, и у него не было причин ей не верить. В воспитании эта женщина лучше даже его собственной матери, одним словом успокаивая и его, и даже Не Минцзюэ, когда тот решил к ним наведаться. Вэнь Цин клялась, что никогда не забудет, как огромный и суровый шеф полиции превращается в кроткого и послушного здоровяка под взглядом теплых глаз госпожи Цзян. Как тут не поддаться очарованию той, которая своей внутренней энергией могла обогреть любого, а уж как она готовила... Это было её главное оружие.       Дом семьи Цзян с недавнего времени стал чем-то вроде их штаб-квартиры. Там было уютно, много места, безопасно и, главное, все они были под наблюдением друг друга. Когда они собирались вместе обсуждать дела, Яньли обычно была занята на кухне или занималась ребенком. Женщина не влезала в их дела, подозревая, что ничего хорошего там для себя не узнает, а навязываться было не в ее правилах. Все, чего она хотела — это видеть свою семью за столом в полном составе, но стул и приборы, которые она неизменно ставила для Вэй Ина, оставались нетронутыми. Яньли верила, что рано или поздно это изменится. Как женщина могла не верить в это?       Среди этих стен они провели лучшие годы своей жизни, которые не омрачало даже недовольство их с Цзян Чэном матушки. Мадам Юй была суровой женщиной, настоящей госпожой и бизнес-леди. Она возглавляла один из крупнейших отделов в компании своего супруга и многие вопросы решала вместо него. Яньли иногда думала, что было бы, если бы она сама больше была похожа на мать, а её родной брат на отца, а не наоборот. Как бы тогда сложилась их судьба и судьба Вэй Ина, который оказался в этом доме. Иначе, по её словам, и быть не могло.       Женщина помнит тот день, когда она впервые увидела его. Маленькое тёмное солнце, которое светит, но тускло. Парень знал, что его считают лишним в этом доме, и не скрывал этого. Он не пытался что-то исправить и не хотел быть навязчивым, что только больше поводов давало Юй Цзыюань для негодования и придирок. Её мать была неплохой женщиной, но делиться любовью и теплом, увы, так хорошо, как другие, она не умела. Поэтому многие часто вспоминали её как железную леди или злобную стерву, но она была хорошей. Будь она плохой, она никогда не смогла бы принять чужого ребенка, но она приняла.       Это одна из причин, по которой Вэй Ин так тяжело перенес их гибель. Да, они не были его родными родителями, господин и госпожа Цзян лишь пытались их заменить, но он считал их и своими тоже. Цзян Чэн понял это слишком поздно, успев наговорить приемному брату достаточно гадостей. Только спустя время ей, Яньли, удалось донести до брата, что, в отличие от них, Усянь потерял родителей уже дважды. Он знает, каково это — терять, и винить его в том, что их мать и отец погибли, больше чем просто жестоко. Он этого не заслужил. Только не Вэй Ин.       Ей было тяжело вспоминать это. Вспоминать о том, как их семья начала разваливаться, и в итоге все же развалилась. Они позволили ему уйти, хотя она говорила брату, что это неправильно, что так нельзя. И вот чем это закончилось. Пустым местом за обеденным столом, которое ждет, что человек придет и наконец займет его. Она хочет, чтобы он вернулся. Хочет снова большую, крепкую и дружную семью. Чтобы у её сына был не только один хмурый дядя и Яо, который так любит баловать маленького племянника, но и Вэй Ин, который всегда был просто без ума от малышей. Она знает, кто научил бы Жуланя рисовать пухлыми пальчиками на белых и фиалковых стенах, оставляя следы ладошек. Это то, чего хотела Яньли.       Но не у одной нее были желания.       Только, в отличие от Цзян Яньли, желания Цзинь Гуанъяо не были такими светлыми и чистыми. Он не хотел иметь семью. Больше не хотел, потому что сейчас, яснее чем когда-либо, ощущал себя в ней лишним. Пятым колесом у телеги. Пятым колесом, которое не жалко выкинуть, чтобы было легче ехать. Мужчина чувствовал это так остро, что было просто невыносимо, ведь ему не у кого было искать поддержки. Его свет был так далеко от него, а его солнце и подавно, дальше потерявшись в стране с самым численным населением на всем земном шаре. И если Лань Сичэню Яо не смог бы рассказать все, что его мучило, то Усянь бы его точно понял. Сколько раз он искал утешения на широком плече друга, прижимаясь лбом, будто ребенок, который потерялся и не может найтись.       Вэй Ин тоже был таким ребенком. Потерянным. Брошенным и часто всеми забытым, несмотря на множество людей вокруг, которые тянули к ним свои руки. Но он хотел, чтобы господин Вэй был только его другом и больше ничьим, потому что если это солнце отдавало свое тепло, то отдавало все почти без остатка, а у него не было времени ждать, пока тучи рассеются и свет снова будет обращен к нему. Глупо было надеяться, что попытка скомпрометировать друга даст хороший результат. Подобное никогда хорошо не заканчивается, он давно должен был это уже запомнить.       Всё покатилось под откос. И даже его месть не принесла облегчения, потому что пусть Цзысюнь и мертв, виноват всё равно в большей степени он, потому что позволил, потому что не доглядел и дал исчезнуть. Отпустил и даже не попытался защитить, спасая свою жалкую шкуру. Теперь его самого было защитить почти некому. Хотя теперь это ему уже и не нужно. Какой смысл искать спасения на тонущей подводной лодке, все шлюзы которой запаяны, а вода уже прибывает из пробоины в дне. Он сам выкопал себе яму и залез в нее. Что же, пусть так, тогда терять ему нечего. Даже если Вэй Ина не удастся вернуть, мужчина в любом случае окончит то, что начал. Он отомстит.       Когда с Вэй Усяня сняли обвинения и шум от этой новости всколыхнул пол-Китая, Мэн Яо сам вздохнул с облегчением. Он надеялся на то, что Не Минцзюэ просто так не отступится. На это и был его расчет. Друг был таким всегда, если решил довести дело до конца, значит, так тому и быть. Мужчина знал это и не сомневался, что его тоже рано или поздно раскроют. Все, что он мог сделать, чтобы спасти себя, это сбежать, но для этого ещё было рано. Всегда оставался вариант отвести от себя подозрения так, чтобы на него не подумали и не смогли привязать к делу. Наемники были в этом невероятно хороши.       Именно их руками и в этот раз Мэн Яо планировал совершить дело. Не лично же ему убивать человека, из-за которого он появился на свет и из-за которого умерла его мать. Этого Цзинь Гуаншаню было мало, старый мудак жаждал высосать из всех как можно больше сил и крови, сцеживая её своими поручениями, отправляя его туда, где заведомо всё было уже почти безнадежно загублено. Глава семьи заставлял его унижаться, выпрашивать и решать такие проблемы, на которые не решался сам, и своих приближенных не отправлял, понимая, что дело гиблое. И это все, чтобы иметь возможность вызвериться на него в случае, если он не решит проблему так, как директор того хотел.        Его жена полностью потакала ему. Казалось, господин и госпожа Цзинь наконец нашли общий язык хоть в чем-то. В любой их неудаче обязательно находилась вина Яо. Даже если его и рядом там не было. Шишки всё равно сыпались на его голову, заставляя ненавидеть их только сильнее. Ненавидеть, но улыбаться. Мужчина знал, что, по крайней мере, одному из этой парочки осталось недолго отравлять его жизнь.       План уже был составлен. Его помощник постарался на славу, как и обычно, когда Мэн Яо контролировал процесс. За всем нужно было следить, иначе проблем становилось куда больше, чем было. Они не разрешатся уже никогда, и дальше их будет лишь больше, ведь он собирается сотворить воистину ужасную вещь. Мужчина полностью осознавал, что, как, когда и зачем собирается делать. Он осознавал все последствия и его это остановить не могло. Было уже всё равно.       Можно сказать, что желание отомстить свело его с ума, при этом оставив здравый рассудок. Так странно осознавать, что творишь безумные вещи, но быть в состоянии ответить и объяснить каждую из них. Он это мог, это точно.       Конференция в Шанхае подвернулась как нельзя кстати. Мэн Яо сделал всё, чтобы его туда наверняка отправили, и не прогадал. Там было слишком много тех, с кем Цзинь Гуаншань не хотел встречаться лично. Не сына же ему туда посылать, отрывая того от работы в компании и любимой женушки, которую тот надежно упрятал у её брата вместе с сыном и сам там заперся. Будто чувствует, что происходит, вот только если понадобится, его тоже ничто не спасет. И уж тем более не шеф полиции, который до сих пор пытается распутать тот клубок из обрезанных смочаленных нитей, который ему сунули под самый нос.       Звонок уже сделан, мышеловка почти захлопнулась. Когда это случится, его здесь не будет. Он будет окружен полусотней людей, которые будут видеть и слышать его. Будет чудом, если Не Минцзюэ сможет найти нить, способную привязать его к этому.       В любом случае, он дает ему возможность попробовать.