Краски жизни

      Вечерний Шанхай был похож на фейерверк в темной ночи, освещающий чернильное небо яркими искрами. Множество огней в окнах небоскребов мерцали, как звезды, белым, желтым и прочими цветами. Красные линии от задних фар проезжающих на высокой скорости машин по лентам дорог и эстакадам перед уставшими глазами рисовали полосы.       На этот вид, как на разлитую по полу краску, хотелось опустить холст, придавить, чтобы отпечаталось. Вытащить из памяти, напечатать и повесить на стену. Но, увы, это все еще оставалось только перед глазами, только здесь и сейчас в реальном времени.       Вэй Усянь выдохнул терпкий сигаретный дым и стряхнул пепел в железную банку из-под дорогущей минералки, которой был забит барный холодильник в доме Лань Ванцзи. Наверное, куратор не обрадуется, если узнает, чем его гость занимается на балконе в отведенной ему комнате.       Мужчина фыркнул в темноту, потушил тлеющую сигарету о край банки и протолкнул ее в небольшое отверстие, не расслышав из-за окружающего шума, зашипела она или нет в остатках солоноватой на вкус воды. Этот шум города, в центре которого художник сейчас находился, оглушал его. Накатывал волнами, омывал усталое тело и сознание.       Удивительно, но это чувство было приятным. Новым, волнующим, но приятным.       Они прилетели около трех часов назад. Неожиданно без происшествий. Не в смысле, что Вэй Усянь ожидал, что они непременно будут, просто с ним было слишком много подростков, вырвавшихся в другой город без серьёзного надзора. Без серьезного потому, что Лань Ванцзи, их строгий куратор, отчего-то смотрел на художника больше обычного, сжимал пальцы в кулаки и молчал.       Похоже, бедняга нервничал. Усянь мог его понять. В конце концов, он сам так замучил несчастного куратора, доставляя ему множество неприятностей и проблем, ха-ха, что тот не мог привыкнуть к тишине, хоть и звучала она уже довольно долго с того момента, как мужчина вздрючил бывшего одноклассника в последний раз.       Больше проблем доставляла Киу Ян. Но и она не стремилась озадачить их прямо сейчас. На удивление, актриса покинула их первой — стоило им приземлиться, как ее вызвонили родители и попросили как можно скорее приехать домой.       Ванцзи, узнав об этом, слишком громко выдохнул, едва не заставив Вэй Усяня громко захихикать. Он едва сдержался.       — Как же ты проживешь с ней «долго и счастливо», если едва сдерживаешь радость от того, что она покидает тебя, — художник улыбнулся, устраиваясь удобнее на своем месте в очередном автобусе, который должен был доставить их и студентов до гостиницы.       — Надеюсь, госпожа Киу сможет принять мою любовь к тишине и одиночеству, когда мы поженимся, и будет как можно чаще оставлять меня одного. Может быть, она даже бросит меня, когда поймет, насколько я унылый человек, — несмотря на свои слова, Ванцзи скосил на него хитрый смеющийся взгляд.       Вэй Усянь громко фыркнул.       — Ты вовсе не унылый. Будь ты унылым, я бы сбежал от тебя первым, и бежал бы обратно до границы с Тайванем, — художник толкнул куратора локтем в бок. Иногда, на самом деле в последнее время частенько, они двое вели себя не хуже своих юных студентов.       — Не будет лишним, если я напомню тебе, что ты пытался сбежать от меня? — этот господин Лань был занудой, а Вэй Усянь зануд любил, ведь их так весело донимать.       — Пф, ты думаешь, эти попытки были серьезными? Забыл, мне всегда нравилось тебя дразнить, братец-кролик, — они говорили тихо, сидя на двух передних сидениях, но в салоне было слишком тихо и, вероятно, их подслушивали. Как обычно, ха-ха.       — Мы давно не в школе, а ты вспомнил это прозвище, — Ванцзи прикрыл глаза, вспоминая самого себя с плюшевой шапкой на голове, к которой были пришиты два белых длинных кроличьих уха.       Это из школьной постановки, когда они пели детские песенки. Ему досталась о братце-кролике, который не должен был открывать посторонним дверь. Что ж, не соврать, эта песенка подходила ему, и за это исполнение он даже получил награду. И прозвище от Вэй Усяня, которым его поддразнивали до конца года. А еще ту трогательную картинку, которую куратор носил везде с собой.       За последние полгода он многое вспомнил.       Хорошее и не очень.       Сейчас, оглядываясь назад спустя столько лет, Ванцзи было больше стыдно за свое поведение, чем неловко или обидно. Было ли у него вообще право обижаться на кого-то, кроме отца? Может быть. Это был слишком сложный вопрос. Прежде мужчина не был готов обсуждать его с кем-либо, но теперь, после того как Вэй Усянь вскрыл его как старую консервную банку за пару дней до истекания срока годности, Ванцзи думал, что вот сейчас. Сейчас или никогда он должен разобраться с этим.       Для начала, почему он думал, что Вэй Ин его раздражает? У него ведь была причина, не так ли? О да. Была. Маленький Лань Чжань очень хотел, чтобы у него был друг, в глубине души он представлял себе другого ребенка, который бы играл с ним, слушал, как он читает, сушил бы цветы между страницами толстых книжек и двигал фигурки тихих настольных игр.       Когда появился Вэй Усянь, он принял его за девочку и очень смутился. Девочка была очень красивой. У нее торчали мягкие прядки волос у шеи, за которые тихому робкому Лань Чжаню хотелось дернуть.       А он никогда никого не дергал. Ни за одежду, ни тем более за волосы. А тут еще эта ленточка красная, тонкая, как нить из сказок, соединяющая двух людей.       Лань Чжань не был уверен, что с девочками можно дружить. Он никогда о таком не слышал. Зато слышал, что на девочках женятся, а эта Вэй Ин предложила ему быть друзьями… Ах, что же он должен был делать? Маленький мальчик сидел, уперев маленькие ладошки в свои пухлые щеки, и смотрел, как вечерний ветер качает траву. На кухне дядя гремел тарелками. Уже было время ужина, а ребенок все думал и думал о прошедшей церемонии приветствия в новой школе.       На Вэй Ин он бы не женился. Не потому, что она хотела с ним дружить. Нет, просто выяснилось, что Вэй Ин вообще не она. А он. Это был мальчик. Очень бойкий и громкий мальчик, который скакал, как резиновый мяч, бегал, прыгал, в общем, наводил суету. Впервые Лань Чжань разозлился именно потому, что ребенок, который предложил ему дружить, не объяснил, как он должен был это делать. Еще и обманул его тем, что они, ах, не поженятся.       Взрослый Лань Ванцзи улыбнулся, думая над этим. Это казалось теперь таким забавным и милым, его глупые мысли.       Он так ревновал, так завидовал. Так хотел дернуть Вэй Ина за руку, чтобы тот остановился, перестал скакать и шуметь, вместо этого оставаясь с ним рядом. А тот убегал все дальше и дальше, как казалось Лань Чжаню, но на самом деле все время был вокруг него, просто ребенок не осознавал этого. Ему казалось, если он видит спину Вэй Ина, значит, тот далеко. А тот просто стоял впереди, чтобы прикрыть его от насмешек других детей, от задир и от всего того, что Лань Чжань не любил.       Каким же глупым, эгоистичным и жестоким он был…       — Помнишь день, когда мы познакомились? — студенты уже заселились по номерам гостиницы, Вэй Усянь сидел рядом с куратором, который разностальгировался, и заполнял бумаги, как ответственное лицо.       — Церемония приветствия? — художник поднял свои искрящиеся серые глаза.       — Да. Я подумал, что ты девочка, — голос Ванцзи был таким, словно он лекцию читал. Очень важную. Сухой и строгий. Но Вэй Усянь бархатно рассмеялся в ответ, заставив и куратора улыбнуться.       — Теперь понятно, отчего ты был так недоволен. Видно, эта девчонка разбила тебе сердце, — вот же бесстыдник, мягко подумал господин Лань.       — Я думал, мы поженимся. Знаешь, общие игрушки и печенье, одна комната на двоих… — услышав, о чем он говорит, художник сначала подавился вздохом, а затем расхохотался еще сильнее, так, что на ресницах заблестели слезы. — Я бы читал ей книжки. А она, бессовестная, через два дня мячом разбила окно дядиного кабинета. Какая уж тут свадьба. К тому же, она оказалась мальчишкой.       Как же я злился на тебя. Стоило начаться чертовому пубертатному периоду, как же я злился, вспоминал второй господин Лань. Мне так хотелось слушать твой ломающийся голос и смотреть в прыщавую мордашку, но твой свет ослеплял своим талантом и совершенством. Ты был первым или вторым после меня. Лучшим, единственный, кто опережал и дышал в спину.       Теперь было страшно дружить с тобой. Протягивать тебе свою потную ладонь, когда перед тобой тысячи крепких и сухих.       И не желать отпускать сейчас.       Лань Ванцзи вдохнул полной грудью влажный Шанхайский воздух. Знакомый и одновременно чужой. Он был на своей территории, там, где он мог быть уверенным, решительным во всеоружии перед художником. Чтобы убедить.       У них было две недели. Одну он точно потратит на организацию пространства. Еще три дня займет сама выставка, итого остается четыре дня вместе с днем вылета. За это время куратор должен разбить в кровь лоб, но донести до Усяня, что они нужны друг другу. Что они должны работать вместе, быть рядом, не разрывать эту связь больше. Не оставлять друг друга.       Что, если Усянь уйдет? Он снова станет таким же невыносимым, каким был? Пустым, холодным, потерянным.       — Мой отец нигилист, а дядя скептик, крепитесь, — их в машине было: он сам, Вэй Усянь, Лань Цзинъи и Вэнь Сычжуй.       Художник только улыбнулся, а вот мальчишки на заднем сидении переглянулись и, казалось, были готовы сменить веру. На счастье, с ними будет Лань Сичэнь. Правда, нет гарантии, что старший брат не окажется тем еще тролем, развлекаясь за счет своего младшего брата и его гостей. А ведь он мог. Они отдали его на растерзание старшим.       Однако первая ночь прошла спокойно. Отца дома не оказалось, и встретил их только Лань Сичэнь, ярко улыбаясь переступившим порог гостям. Первый господин Лань предупредил, что дядя уже отошел ко сну, приняв свое снотворное, но им все равно нужно будет вести себя тихо. Про тихо касалось, разумеется, двух парней.       Они ведь теперь встречаются… Именно поэтому, приглашая Вэй Ина и его сына, Ванцзи не смог отказать в робкой просьбе оставить с Сычжуем Цзинъи.       — Пусть будут вместе, поверь, так будет больше пользы от Цзинъи. Сычжуй очень ответственный, перед его лицом твой помощник сделает все, что скажешь, в лучшем виде, — о, Лань Ванцзи в этом даже не сомневался. Ему очень нравился Сычжуй, мужчина даже пригласил его на свои лекции лично, и пока художник был занят, они могли вполне живо общаться на равных.       Гостевых комнат было три в доме. Изначально Лань Ванцзи думал, что будет правильно, если каждый из гостей займет по одной. Но брат остановил его, напомнив про Киу Ян.       Не удивительно. Все уже знали о том, что мужчина подтвердил — их свадьба с госпожой Киу состоится. Женщина настояла на росписи в ближайшее время. Единственное, дата все еще была неизвестна, но вероятно, это изменится преступно скоро.       Из этого исходило, что одну комнату занял художник, а вторую, где было побольше места, поделили парни, которые пообещали вести себя со скромностью монахов. Видно, угроза про проклятие еще не выветрилась из головы Лань Цзинъи, парень в присутствии Вэй Усяня вел себя как будто это он ему платил за работу.       — Если тебе что-нибудь понадобится, я буду за этой дверью, — вместо ответа художник кивнул и пожелал ему спокойной ночи, закрывая за собой дверь.       Ванцзи хотел, чтобы в будущем все оставалось между ними как сейчас. Чтобы их разделяли только двери, а не огромное расстояние.       Утро выдалось таким же спокойным. Лань Сичэня уже не было, брат всегда рано отправлялся в офис, чтобы присутствовать на ежедневном собрании совета директоров рядом с отцом. Остались только Лань Цижэнь, Ванцзи и гости. Выйдя из своей спальни, чтобы осмотреться на кухне, Ванцзи встретил дядю, задумчиво сидящего перед тремя банками с листовым чаем, словно у него была тысяча лет на то, чтобы решить, какой же из них лучший. Проблема в том, что они все были лучшими.       — Дядя, вы волнуетесь? — второй господин Лань поразился собственной смелости, стоило услышать собственный вопрос.       — Я… Возможно я был слишком строг в прошлом, — Лань Цижэнь поднял растерянный взгляд от стеклянных банок для чая, сделанных на заказ специально для его коллекции.       Ванцзи успел только уловить ту секунду, когда взгляд старшего родственника изменился, а в следующую секунду его уши уже слышали мягкий голос Вэй Усяня.       — Вы прекрасный учитель, господин Лань. Мне стыдно, что я понял это слишком поздно, — художник вошел в свободное пространство, объединяющее малую столовую и кухню, почти бесшумно.       Если честно… Лань Ванцзи никогда не думал, что если они встретятся снова, то это будет именно так. Наверное, причина в том, что его дядя всегда был строг. Особенно к тем, кто нарушал дисциплину в школе, в которой тот служил директором.       Но сейчас они сидели за одним столом, и эти двое, улыбаясь так легко, вспоминали прошлое за свежим чаем с цветами жасмина, аромат которого наполнял надеждой.       День был насыщенным, но начался он легко, что обнадеживало Ванцзи. После завтрака, изменившего образ дяди из прошлого в глазах его младшего племянника, они так же вчетвером отправились покорять этот день. Лань Цзиньи был высажен с Вэнь Сычжуем у гостиницы с наказом позаботиться о студентах. До того, как понадобится их помощь, нельзя допустить, чтобы эти дети скучали и маялись ерундой.       — Здесь все документы и деньги, возьмите экскурсию, послушайте открытые лекции, — Усянь передал все сыну и, помахав на прощание, исчез в потоке машин вместе с куратором.       Их ждало свое приключение.       Оно заключалось в карте пространства выставки. Ведь то, как будут организованы стены, играет одну из ключевых ролей в презентации картин, и в прошлый раз художник не принимал никакого участия в организационных вопросах. В этот раз куратор хотел это исправить.       Все, что Лань Ванцзи сделал заранее, это арендовал пространство первого этажа в выставочном павильоне в центральном-торговом районе с большой проходимостью туристов и отдыхающих. Также он переправил выбранные картины. Приглашения также были разосланы заранее, но каталоги еще не печатались, и их итоговый дизайн был под вопросом.       Мужчина рассчитывал, что эти десять дней он и Вэй Усянь будут постоянно вместе. Постоянно. Общаться, касаться друг друга, дышать одним воздухом.       — Я не допущу, чтобы что-то случилось. Ты мне веришь? — куратор положил руку на плечо художника, взгляд которого застыл на белой ровной стене.       — Да. Ты ведь не религиозный фанатик, я бы заметил, правда? — натянутый смешок сорвался с бледных губ Вэй Усяня.       Он хотел помочь ему выйти из темноты прошлого. Стоял с протянутой рукой, позволяя этот последний шаг сделать самому. До этого Ванцзи тянул бывшего одноклассника, выдергивал на свет, тащил, и в итоге дотолкал его до этой точки. Показал, что этот художник достоин и может быть услышанным. Все, что оставалось, сделать шаг навстречу. Последний шаг.       Который Вэй Усянь сделал, протянув ему свою руку. Он переступил порог, и теперь они оба стояли в залитом светом огромном пространстве.       Темой этой выставки стало отражение. Для оформления пространства они арендовали зеркала в винтажных рамах и закупили сотни метров белого сатина. Девушки шили из него занавески, пришивая кристаллы и бусины, а юноши, которые умели обращаться с инструментами, учились крепить легкие карнизы и натягивать леску для подвеса картин на стены.       Вдохновленный Вэй Усянь сам рисовал карту, позволяя Ванцзи вносить правки, подкрепленные его опытом работы.       Как он и хотел, все время они будут проводить вместе.       — Вам, наверное, сложно работать с моим сыном. Он такой… упрямый,— глава семьи Лань принял Вэй Усяня очень радушно. Если бы не шок, его младший сын, вероятно, начал бы ревновать.       — Господин Лань, боюсь, это моя вина, — улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой, ответил художник, и приборы всех членов семьи Лань замерли над тарелками, только Киу Ян спокойно продолжала нарезать свой стейк на маленькие кусочки. — В детстве я не давал вашему сыну ни минуты покоя. Неудивительно, что у него такая крепкая хватка и сильная концентрация на цели. Боюсь, пожелай он место в партии, добился бы этого за рекордный срок.       Уши Ванцзи накалились добела, а сердце ухнуло вниз.       Но глава семьи только рассмеялся, как если бы кто-то сказал ему нечто… нечто приятное. Это был не смех над шуткой или вежливый смешок. Нет. Последний раз они с братом видели такое, когда мама говорила с отцом об их будущем. Счастливом будущем.       — Вы думаете, это увлечение искусством серьезно? — Ванцзи и Сичэнь переглянулись из-за слов отца, прозвучавших снова.       — На первой лекции по живописи ваш брат, наш уважаемый учитель, сказал, что искусство — это то, что рождено сильными чувствами. Но не каждому дано стать лучшим. Ваш сын не только смог раскрыть свой талант, он стал тем, чье мнение в обществе играет огромную роль. Он стал лучшим, — огромным преимуществом Вэй Усяня было то, что у него не было стыда. Он мог говорить то, что думает, неважно, кто находился перед ним. Встань перед его лицом глава партии, даже смертная казнь за предательство власти не напугает художника.       — Вы похожи на мою жену, — глава семьи отложил приборы. Не бросил в ярости, как обычно, когда разговор идет не туда, куда ему хочется, а просто спокойно положил без лязга серебра. — Ванцзи, почему бы вам с господином Вэем не навестить еë? — мужчина так же мягко обратился, повернувшись к своему младшему сыну. — Она просто узнала, что он покинул Шанхай почти на год ради вас, и ей очень интересно с вами познакомиться.       Это…       Это единственное, что не входило в планы Ванцзи.       Он и Лань Сичэнь переглянулись, обмениваясь одинаково шокированными взглядами.