Вечер

      Профессор Хаос просыпается в сером помещении. Оно ему не нравится: пыльное, грязное, пропахшее плесенью и затхлостью. Но другого логова он пока не нашёл. Напротив него на стене развешаны портреты, карты, газетные вырезки. Не то, чтобы ему это все нужно, но — так намного удобнее. В помещении нет вентиляционных шлюзов, поэтому приходится открыть окно. Оно маленькое, почти под потолком и впускает просто жалкое количество ночного воздуха. Но опять-таки лучшего пристанища Профессор ещё не нашёл. Но Профессору никогда не казалось что он в заточении, напротив — именно в этом полутемном подвале он чувствует себя, как никогда, свободным. Он врубает доисторический ноутбук и что-то ищет, печатает. О своих планах он часто говорит вслух, но детали, самые важные детали он не обоговаривает даже про себя. Потому что Профессор Тимми, этот чертов телепат, всегда где-то рядом. А при нем надо думать Очень. очень. тихо.       Когда Хаос заканчивает работу, он выходит из логова, потягиваясь и разминая уставшую спину. На улице слегка за 50 по Фаренгейту, учитывая ветер, а полусонные фонари терпеливо жужжат. Неоновая вывеска ближайшего круглосуточного магазина улыбается Хаосу двумя бесснежными зубами, а автоматические двери хлопают ладошами прямо перед его лицом, будто хотят прибить, как муху. Профессор видит в полупыльных прямоугольниках своё отражение: голубой полувер и неловко взлохмаченные белесые волосы. За прилавком в неспящем магазине стоит Мистерион, лохматый, яркий и в дурацкой фирменной рубашке заведения       — Ты чего так поздно не спишь, Баттерс? — голос у Мистериона, неожиданно для его по-андрогинному тонкой внешности, низкий — это всегда удивляло и привлекало Хаоса. — Да так, одну программу пишу для работы, — кивает Профессор, взяв парочку бутылок спрайта и пачку маршмелоу. — А ты почему здесь? Говорил же, что больше не будешь ночью работать. Мистерион неловко усмехается, веснушки на его лице складываются в причудливые надписи: «Я — символ, необходимый этому городу», «Что ты здесь делаешь, Хаос?». Наклоняет патлатую голову, и странные надписи складываются в какие-то другие, нечитаемые слова. — А... — выдыхает Хаос, оборвав себя на полуслове. Мистерион убавил громкость ненавязчивой песни, идущей из старого приемника. — Я слышал, скоро в штат приедет какая-то корейская группа, пойдёшь на них? — дружелюбно тянет Мистерион, облокачиваясь острыми локтями на гладкий прилавок. — Я.., — краснеет Хаос. — Если об этом Эрик никогда не узнает. Да и отец… — О,— кивает Мистерион, — скажи ему, что идёшь со мной. Типа я тебя пригласил, или отдал билет Карен? О! Или возьми с собой Карен? Она любит этих красивых танцующих мальчиков! Хаос краснеет и закусывает губу. Отец и так много раз говорил, какой Кенни педик, и что с ним водиться... Но с другой стороны, на то он и Хаос, чтобы устраивать беспредел, и — идти против отца. — Это хорошая идея, спасибо. — Ты же знаешь — ты всегда можешь обратиться ко мне с чем-либо, — улыбается Мистерион, пробивая покупки. У Мистериона красивая улыбка, правильная, и глаза добрые и чуть-чуть хитрые. Хаос всегда теряется в их лиловом сиянии. Хаос кивает немного заторможенно, и неосторожными руками достаёт из кошелька несколько долларовых бумажек. Вашингтон мудро смотрит в потолок, когда Хаоса проглатывает ночная чернота, а Мистерион махает длинной рукой. Голуби глупо шатаются в ночи.       Только прийдя в логово, Хаос находит в пикете открытку с надписью «Не сдавайся ;)» внутри.