А потом выглянуло солнце...

      О том, что чувствуют, люди, как правило, никогда не говорят. У них есть так называемые «щиты» и всякие метафоры.       Зачем?       Потому что мы все запутались и стараемся быть теми, кем не являемся…       И Дазай был тем, кем не являлся сколько себя помнил. И сколько его помнили другие. Парень все время казался милым и дружелюбным, весёлым и беззаботным, всегда готовым прийти на помощь, хотя на самом деле помощь нужна была ему самому. Он шутил про суицид, не всерьёз искал спутниц для двойного самоубийства, его попытки сделать что-то с собой всегда были недостаточными, такими же шуточными, как и вся его жизнь.       Слабыми…       Как и он сам.       Дазай всегда, как бы не было больно и плохо, улыбался, пряча все чувства где-то в глубине своей чёрной души, он скрывал все эмоции за улыбкой, очередными попытками привлечь чужое внимание, валянием дурака. Всегда все эмоции были подавлены, но лишь до тех пор, пока парень не приходил домой, где мог с полной уверенностью в том, что его никто не увидит, снять маску напускного оптимизма, и утопал в своей боли.       Он устал.       Чертовски устал прятать все это за улыбкой, что однажды просто поймал себя на том, что не может воссоздать её вновь. Не может улыбнуться и поддержать Ацуши, пошутить над Куникидой или сделать что-то, что было бы «в его стиле». И это поразило парня.       В тот день, когда он понял, что не может надеть свою постоянную маску, все решили, что Осаму просто слегка устал, и даже обрадовались таким переменам, вдруг он решил повзрослеть, наконец-то? Но проблема была в том, что повзрослел шатен слишком уж рано для обычного ребёнка.       А он никогда и не был обычным. У него не было детства, какое видели среднестатистические дети, мечтая скорее вырасти. Он же взрослеть не хотел, но только так в его мире можно было выжить. И раны, наносимые ещё с тех времен, очернили его душу настолько, что не было сил бороться с этим, и маска — была единственным верным решением.       На следующий день после произошедшего Дазай, открыв глаза, осознал, что у него нет сил. Он слишком много боролся сам с собой, и теперь, выжатый словно лимон, не мог даже встать с кровати, чтобы пойти на работу. Парень прикрыл глаза, надеясь, что это поможет, но единственное, что ему удалось сделать, это забыться сном. Снова. И снова. И снова. Парень сначала решил, что это будет одной единственной вольностью, которую он позволит себе. Один отгул. Ничего ведь не случится, правда?       С началом нового дня это повторилось. Снова и снова, и снова. Вскоре Дазай уже перестал считать дни. Все, что он делал — спал часов по восемнадцать, иногда, может быть раз в пару дней, если на то были силы, выходил на кухню, дабы перехватить чего-нибудь съедобного, а потом просто лежал в гулкой тишине и занимался самоуничтожением.       Он ненавидел себя. Ненавидел за эту слабость и беспомощность, ненавидел за все, что творил в своей жизни, и само свое существование парень ненавидел ещё больше. Тогда, когда его охватила внезапная истерика, где смешались и гнев, и боль, и нотки смеха от абсурдности всей ситуации, Дазай не выдержал. Он сорвал со своей руки бинты и потянулся за лезвием. Одно из них лежало в тумбе около кровати, поэтому парню не составило особого труда найти необходимую вещицу. Он схватился за неё, как за спасательный круг, с трудом, дрожащими пальцами разворачивая бумажную упаковку, и, приставив к своему запястью, на пару секунд завис, задумавшись над чем-то. Парень вздохнул, прикрывая глаза, и, прикусывая нижнюю губу, провел лезвием по коже.       Первые пару порезов были неглубокие, а потом Дазай, словно обезумев, засмеялся и начал размашисто ранить свою руку, превращая её в кровавое месиво. Парень склонил голову, глупо хихикая, по его щекам текли слезы отчаянья и боли, смешиваясь с кровью и стекая на одежду красными ручейками. Руку неприятно жгло и, возможно, он бы орал уже от боли, если бы мог чувствовать её в полной мере, но все физические чувства притупились и Осаму на чистом рефлексе прижал израненную руку к груди, заходясь в рыданиях.       Лезвие выпало из дрожащих пальцев, упало на пол, но шатен этого даже не заметил. Его всхлипы были очень надрывными и частыми, голова кружилась от постоянных рыданий и голода, но ни на что сил уже не оставалось, поэтому он, как только смог нормально дышать, закрыл глаза, забываясь беспокойным сном. Дазай искренне надеялся, что к утру станет легче, но все было только хуже. Руку обжигало болью, лицо было противно липким от дорожек слез, так и засохших на нем, одежда была окровавлена, а горло болело от истерики, в которую парень впал, поэтому Дазай, проснувшись, измученно застонал и закутался в одеяло крепче, закрывая глаза и нагнетая обстановку своими мыслями ещё больше.       Внезапно он услышал стук в дверь, которому не придал ровным счётом никакого значения. Это был не первый раз, когда кто-то стучался к нему, но, постояв, уходил, поэтому Дазай решил, что в этот раз все будет также, но к счастью или к сожалению в дверь начали долбиться сильнее, а вскоре послышался выстрел и кто-то вошёл в квартиру. Осаму даже ухом не повёл. Он как лежал, прижавшись лбом к стенке, так и лежал, мысленно надеясь, что его убьют из того же пистолета, которыми выбили замок, но этого не случилось. Чья-то мягкая поступь приблизилась к спальне, её обладатель заглянул туда и подошёл к кровати, дергая шатена за плечо, чем вынудил посмотреть на себя и сесть. Перед размытым взором Осаму стоял Чуя. Злой, как черт, с мокрой шляпой и плащом, как всегда при параде. — Ч-чуя? Что ты здесь забыл? — тихим и до ужаса хриплым голосом спросил Дазай, отводя взгляд, когда увидел, как глаза Накахары мечутся по его телу. А посмотреть было на что.       Волосы были гнездом, слипшиеся и грязные, сколько парень уже не мог добраться до душа? Одежда вся пропитанная кровью, съехавшие давно не смененные бинты, бледная кожа, истерзанная рука, которая все ещё кровила, заплаканное лицо, трясущиеся пальцы и тело, ставшее ещё более хрупким, чем было раньше… В ту же секунду, когда парень закончил свой осмотр всего происходящего, злость с его лица куда-то испарилась, и он тяжело вздохнул, схватив Дазая за руку, и потащил того за собой в ванную комнату. — Ты пропал на три недели, сначала, когда перестал слать мне глупые смс-ки, я даже обрадовался, подумал, что тебе, наконец-то, надоело меня доебывать, но потом я понял, что это в принципе невозможно. Сегодня я чуть не разнес твоё Агентство к чертям, когда пришёл туда и узнал, что все забили хуй на твоё исчезновение из их жизни. И вот я тут. Только не надо меня стебать сейчас. Не беси, — предупреждающе ответил ему рыжик, когда они были на полпути к ванной и Осаму, поддавшись порыву чувств, обнял Чую, зажмуриваясь и утыкаясь носом ему в плечо. — Спасибо, Чуя… — все также тихо проговорил он, цепляясь за рыжего, как за спасательный круг, как за то лезвие, за которое он цеплялся прошлой ночью, и тот, получив такую реакцию, пришёл в замешательство. Он неуверенно приобнял Дазая за талию одной рукой, второй похлопывая по спине, а потом, когда молчание затянулось, все же оттолкнул от себя Осаму, продолжая вести его за собой в ванную комнату. — Ну все, хватит, отлипни, от тебя несёт как от помойного пса, а выглядишь ты ещё хуже, сдохнуть было бы проще, как по мне, чем превращаться в такое, — Накахара в несколько шагов преодолел оставшееся расстояние и оказался с Дазаем в небольшом замкнутом пространстве.       Он заставил Осаму сесть на край ванны, включил кран, чтобы вода туда набиралась, а сам, первым делом, принялся обрабатывать руку темноволосого. Он знал, где находится аптечка, не первый раз бывал тут и делал что-то подобное, поэтому шустро достал её, вытащил перекись, вату и поднёс руку Осаму под струи воды, которую включил ещё и в умывальнике. Дазай зажмурился, сжимая второй рукой штанину своих домашних шорт, но особой боли не почувствовал до тех пор, пока голубоглазый не начал прикладывать смоченную перекисью, ватку к царапинам. — Забавно все это… — Осаму тихо зашипел лишь тогда, когда Накахара обрабатывал последний и самый глубокий порез, а потом стал привычно бинтовать его руку. Прямо как раньше… — я ожидал увидеть у себя на пороге кого угодно, но точно не тебя. Ты ведь на дух меня не переносишь… — Отвянь… Я просто… — Чуя смущённо фыркнул, отводя взгляд, когда завязал узелок на руке Дазая, а потом встал с места, выдыхая, — я просто волновался, ясно тебе? И не смей это комментировать.       А Осаму и не собирался, он лишь удивлённо уставился на Чую, когда тот стянул с него футболку, освободил от остальных бинтов, едва державшихся на его теле, и заставил Дазая встать, стягивая остатки его одежды. Чуя вздохнул, оглядывая тело темноволосого на предмет новых увечий, но, не заметив их, аккуратно толкнул его в сторону ванны. — Залезай. — Ты серьёзно? — парень фыркнул, прикрывая глаза, от чего-то стало так спокойно, когда Чуя оказался рядом с ним, что Дазай даже в такой, довольно смущающий, момент не особо горел желанием сопротивляться. Он, увидев этот взгляд Накахары, полный решимости вытащить его из этого состояния, послушался и залез в ванну, чуть ли не с головой оказываясь под водой, собственно, только она и торчала из-под пенистой воды, — я и сам мог бы… — Знаю я твоё «сам», — Чуя аккуратно намочил волосы шатена, поглаживая голову кончиками пальцев, а потом, взяв шампунь, принялся её мыть, — либо утопиться попытаешься, либо ещё чего, мне оно не надо. — Я не… Нет сил на это, — Осаму зажмурился, складывая ладони между разведенных по ширине ванны ног, и оперся на них, вздыхая. Он наслаждался мягкими прикосновениями к своей шевелюре и даже не мог думать в тот момент о чем-то другом кроме чужих рук, бережно касавшихся его волос. Чуя будто бы своим приходом прогнал все плохие мысли, и дышать от этого становилось немного легче, хотя состояние шатена было по-прежнему плачевное.       Осаму облизал губы, откидывая голову назад, когда сверху на волосы полилась вода, его взгляд устремился на расслабленное лицо Чуи, который даже не хмурился сейчас. Он совершенно ничего не говорил, как и сам Дазай. Не выпытывал причину такого его состояния, не стал вообще трогать эту тему, как и никакие другие, он просто делал то, что от него требовалось и молчал, смывая с волос шатена шампунь. Он взял с полки губку, налил на неё геля и начал аккуратными, будто отточенными, движениями водить губкой сначала по плечам и шее, ключицам, спустился вниз, к груди, провел по ней вниз в животу, погладил его, и Дазай довольно заурчал, прикрывая глаза, но тут же распахнул их, когда почувствовал, как рука Чуи спускается ниже, сначала он даже напрягся, отворачиваясь, но Накахара не сделал ничего такого, поэтому вскоре шатен расслабился, когда парень последовал дальше, он аккуратно намылил чужие ноги, а потом перешёл к спинке. Он сам спустил в ванной воду, и Чуя полил его водой из душа, смывая пену. Рыжик положил полотенце на голову Осаму и начал вытирать его волосы, протёр тело, а потом вышел из ванной. Достал из шкафа одежду и принёс её шатену, а потом заглянул на кухню, чтобы посмотреть, есть ли там что-нибудь съедобное, но, не найдя ровным счётом ничего, вернулся к Осаму. — Мы идём в магазин, — сообщил он, ставя шатена перед фактом. Тот замотал головой, в надежде избежать этого, но Накахара схватил его за запястье и потянул в сторону двери. — Там доооождь, — проныл Осаму, когда на него натягивали плащ. — Мне все равно, тебе надо выйти на улицу, и не важно, хоть там дождь, хоть снег, — рыжик надел свою шляпу, которую убирал на вешалку, когда вёл Дазая в душ, а потом вышел за дверь, выжидающе смотря на бывшего напарника. Тот тяжело вздохнул, обулся, но все же вышел за Чуей из квартиры.       Дождь на улице был не таким уж и сильным, солнца еще не было видно из-за туч, а капли продолжали падать на уже мокрую землю, Дазай все порывался зайти обратно в подъезд и чувствовал себя на улице очень неловко, поэтому Чуя, заметив состояние шатена, охватил пальцами его запястье и повёл вдоль по улице, намереваясь дойти хотя бы до ближайшего супермаркета. Заметив удивлённый взгляд, устремленный прямо на него, парень лишь пожал плечами и переместил руку чуть ниже, сплетая свои пальцы с чужими, он не хотел смущать Дазая или вроде того, хотя был рад, что тот проявил хоть такие, но эмоции, ведь за все время, что они провели сегодня вместе, парень ни разу не подал знака, что он вообще живой, кроме тех спонтанных объятий на пути к ванной, поэтому Чуя намеревался выжимать из Осаму все эмоции по максимуму.       Они дошли до магазина, взяли тележку и принялись ходить по отделам, скидывая все нужное и ненужное. В большинстве своём (всегда) это делал Накахара. Взяв все необходимое, парень зашёл с шатеном в отдел со сладостями и кинул в тележку несколько коробок вкусных конфет, которые, как он помнил, Дазай просто обожал раньше, взял также несколько плиток шоколада, пару пачек печенья. Осаму судорожно подсчитывал, сколько уже вышло за то, что они набрали, а потом прервал Чую, когда тот зашёл в отдел со спиртным и закинул в тележку несколько бутылок вина и виски. — У меня не так уж и много денег, так что… — начал тогда он, на что Накахара отмахнулся. — Пока ты тут у нас будешь на пути восстановления не парься над этим. Я за все заплачу, — парень не смотрел на Дазая, но был уверен, что тот очень удивлён. Чуя никогда никому не оказывает услуги, а тут… — Я отдам тебе деньги, если выйду на работу, — Дазай смущённо потёр шею, отводя глаза. Всё это было так странно и непривычно для него, что парень просто немного терялся. Чуя никогда не был таким… заботливым? — Расплатишься натурой, — тихий смешок раздался со стороны Накахары, и Дазай, посмотрев на него, подхватил чужой смех. Он был такой звонкий и настоящий… Впервые за долгое время. — Ну ты смотри, все-таки подумай над этим, — рыжик дёрнул бровью, и снова хохот раздался по супермаркету, парни ловили на себе осуждающе-непонимающие взгляды, но в тот момент обоим было так плевать, что они шутили на эту тему до самой кассы. Осаму немного расслабился, стал более отзывчивым к разговору и… он снова задышал полной грудью.       Вскоре они вышли из магазина с пакетами в руках, дождь стал сильнее, но выглянувшее солнце, мерцало на небе, освещая город все сильнее. Появилась радуга. — Так красиво… — зачарованно проговорил Дазай, а потом, не успел Чуя согласиться с ним, рванул вперёд, прыгая по лужам и кружась вокруг себя. Он засмеялся, так искренне весело, что Чуя не смог сдержать улыбки, а потом он увидел слезы, плещущиеся в глазах Осаму, когда тот остановился и вскинул на него свой взгляд. — Эй, ты… Как ты? — такая смесь эмоций заставила рыжего подойти к Дазаю ближе, практически вплотную, но тот, вроде, совершенно не был против такого, он потянулся вперёд и уткнулся лбом в чужое плечо. Чуя ловко перекинул пакет из одной руки в другую, и свободную ладонь положил на чужую спину, поглаживая по лопаткам. — Успокойся, Осаму. Я понимаю, что слова о том, что все будет хорошо, не помогут, и все это хуйня собачья, так что… Мы попытаемся справиться с этим всем дерьмом, ладно? — Спасибо тебе, Чуя… — Дазай поднял голову и уткнулся губами в моментально покрасневшую щеку.       И выглянувшее солнце засияло еще сильнее…