Первая ночь
К тому, что под вечер нечисть стекается к хижине, стоящей на отшибе деревни, Переяслава давно привыкла. Привыкла шептать заговоры, развешивать амулеты, чертить на двери руны, когда уходила наставница, строго-настрого указывая не отодвигать запор, не впускать ночных путников. Привыкла не гасить свечей и сидеть у окна, задёрнутого тряпицей, смоченной в воде из Светлого озера. Привыкла следить за гостями, оставаясь невидимой для них. В ту ночь, когда ученица колдуньи вновь осталась одна, в небе стояла полная луна. Переяслава присела на скамью и осторожно отдёрнула занавеску. Было тихо, тихо, как никогда. В дверь не скреблись, не тянулся над землёй тоскливый волчий вой, не лязгала ржавая цепь, что держала калитку во дворе. И это пугало. Колдунья склонилась к окну, почти касаясь местами уже затянутого морозными узорами стекла, прищурилась. И в ужасе отпрянула, отскочила к печи. За забором стоял человек. И смотрел на неё. Сердце бешено колотилось, но Переяслава быстро успокоилась. Что-то, таящееся в глубине её души, шептало, просило, умоляло вернуться к окну. И девушка вновь отдёрнула занавеску, глядя на пустое место меж двух деревьев, на опушку, куда вышел гость. Вышел и исчез. Колдунья разочарованно пожала плечами, но через пару мгновений стукнула калитка, и заскрипел снег под ногами. Казалось, что идёт толпа, но Переяслава чувствовала лишь одного. И, когда в тишине резким грохотом раздался стук в дверь, вышла в сени, замерев у лестницы, ведущей на сеновал. — Открой уставшему путнику, девица, — голос хриплый, излишне весёлый, рычащий. Переяслава сделала шаг вперёд, слыша, как недовольно завозился в сене домовой. «Ничего, ничего, — подумала она, набираясь сил, — готовила же я исцеляющее зелье для гаёвки, говорила с полынником, да даже с Охотником ночевала на одном постоялом дворе… Не станет же хуже!» Колдунья подняла голову, всматриваясь в зияющую чернотой дыру чердака, и чудом увернулась от летящего в неё чугуна. — Черр с тобой! — рявкнула она. — Не открою! Но грохот, кажется, и без того отпугнул гостя. Шаги отдалялись. Этой ночью Переяслава больше его не увидела, только утром, сметая с крыльца снег, смела и пахучую хвою, и рыжую глину, засыпав недавно выпавшей белизной, спрятав от чужих глаз.Вторая ночь
Сумерки сгустились быстро, и Переяслава, не дожидаясь ночи, вышла на лесную опушку. У неё и вправду было дело: набрать хворосту на растопку, и девушка, срезая все прутья лозняка без разбору, настороженно всматривалась в полумрак леса. Ухнула сова. Завыла волчица. Упала шишка в снег. Шаги. Шаги. Ещё шаги и хрустнувшая под сапогом ветка. Девушка бросила корзину и сжала в побелевших пальцах амулет. Сейчас. Но на опушку вышел не вчерашний гость: от того веяло чащей, веяло тьмой, блуждающими зелёными огнями — не корой деревьев, не листвой среди зимы. И пальцы его не походили на сучковатые ветви. — Что тебе нужно здесь, древесник? — спросила Переяслава, поднимая корзину. И впуская в дом нечисть, невзирая на ворчание домового, понимала, что с этого мига жизнь её не станет прежней.Пятая ночь
С той поры каждый вечер начинался иначе, чем раньше. Все защитные амулеты колдунья сгребла в старый сундук, спрятанный в заставленном рухлядью чулане, руны, отпугивающие нечисть, оттёрла, оставив лишь те, что обещали благополучие хозяину дома, но прежде отметила на пожелтевшей от времени бересте, где они были начертаны. К возвращению наставницы всё вернётся на свои места. А пока… Пока Переяслава варила зелья, заключала сговоры с травниками, лесовиками, древесниками, помогая им, получая взамен травы, зачарованные камни, пряжу — всё, что могло пригодиться в колдовстве. И, как только, закрывалась дверь за одним гостем, на крыльцо ступал другой. Колдунья зашивала раны озёрнику, шила платья мавкам, пробивала прорубь среди затянувшего воду льда, наводила чары, тянула колдовство уже не из ветра, а из самой себя. В эту ночь усталость накатила задолго до первых петухов. Едва ли наступил грядущий круг, но девушка, не в силах бороться со сном, склонилась на столешницу, прикрывая глаза. И тут же подскочила, услышав стук в дверь. Запор был отодвинут уже давно, да и нечисть, не приученная ждать, входила без спроса. Переяслава бросилась в сени, увернулась от мотка бечевы, свалившегося ей прямо на голову с чердака. — Я тебе тако-ое угощение приготовлю завтра, — лукаво пообещала она, чуть глянув наверх, и распахнула дверь. На пороге стоял мужчина. Сверкнул зелёными глазами, усмехнулся. Ну чисто человек! Да только туман плотной лентой вился вокруг него. Переяслава побелела, вцепилась в дверной косяк дрожащими пальцами. — Зачем пришёл? — традиционный вопрос звучал столь неуверенно, что колдунье стало противно. Испугалась нечисти. Но нечисть-то на сей раз не простая. — Узнала? — хмыкнул мужчина. — Маревник, — робко предположила Переяслава. — Верно, ведьма, — маревник отодвинул девушку и прошёл в дом. Туман клубком сбился вокруг крыльца, но в сени не потянулся. И за то благодарна — не придётся накидывать меховую жилетку, стараясь укрыться от пронизывающего холода. Хотя Переяславу и так била дрожь от страха. Дух маревника стоял и во дворе, и на опушке — едва ли иная нечисть сунется сюда, коли не хочет подпитать силы ночного охотника. — Что ж, ведьма, вижу, хорошо обжилась ты тут, — незваный гость довольно осмотрел избу, — буду наведываться, — и, взглянув на девушку, расхохотался: — да не бойся, сама ж хотела увидеть! А, ведьма? — Я не ведьма, — Переяслава накинула пуховый платок на плечи и села на скамью. Маревник недоумённо прищурился и принюхался. Ноздри его расширились, взгляд подёрнулся задумчивой дымкой. «В зверя оборачивается изредка, видать», — подумала колдунья. — Как не ведьма, коли ведьма? — спросил мужчина. — Брешешь. Да ладно, как хочешь, так и зовись. — Переяслава, — бездумно шепнула девушка, позабыв о запрете называть своё имя кому бы то ни было, особенно — пришедшему ночью. — Яс, значит, — тут же переиначил маревник. — А тебя самого-то как величать? — набралась смелости колдунья. Маревник почесал затылок и дёрнул плечом. — Озёрницы да зазовы Ясветом кличут, с них станется, — хохотнул он. Веселится нынче маревник. Ну-ну, веселись. В другой раз так просто не войдёшь. — Яс, значит, — кивнула Переяслава.Шестая ночь
Дверь ходила ходуном, с чердака летели чугуны, плошки, сундуки, чудом не разбиваясь, в окно увидеть ничего не выходило: всё покрыло плотное сероватое марево. Перяслава знала, кто пришёл. И на сей раз открывать не собиралась. — Отвори, ведьма, — гаркнул маревник, потом сошёл на чарующий шёпот: — Яс-с, впусти, я отплачу. Колдунья зажимала уши пальцами и мотала головой, словно гость мог её видеть. Так страшно не было ей никогда: не знала девушка, да и вряд ли знал кто другой, что в этих краях появились маревники. Те самые маревники, которые ничем не гнушались, на всякого встречного охотились, силу свою, и без того безмерную, подкармливая. — Отвори, — с угрозой повторил мужчина. — Думаешь, знаки свои намалевала, так я дверь не сломаю? Переяслава отчаянно бросила в сени амулет. Маревник замолчал. — Это ты идёшь, Яс, или твой домовой беснуется? Так я вам обоим гостинцы принёс, — раздалось спустя несколько мгновений, когда колдунья уже решила, что гость сдался, — ну ведьма, тебе ли меня бояться? И правда. Привечала нечисть, привечала, угощала, помогала, а теперь оробела? Будь, что будет. Колдунья на цыпочках спустилась с полатей, зачем-то загадала: дождётся, не уйдёт — впущу, и поспешила к печи. Вынула ухватом дымящийся котелок с похлёбкой, бесшумно поставила на стол, рядом с большой плошкой. Плеснула в деревянную кружку ледяной колодезной воды, бросила в подпол пучок рябиновых веток с багряными ягодами на них — будто он мог отпугнуть маревника. Отпугнуть, может, и не отпугнул бы, но разъярил. Уперев руки в бока, Переяслава оглядела избу. И ступила в сени, нарочито громко зевая. С сеновала привычно полетело тряпьё, но колдунья отмахнулась от недовольства хозяина дома, как от мухи. — Спала я, маревник, что ж так грохотать, — и остановилась у двери, прислушиваясь. На крыльце воцарилась тишина. — Ведьма спит ночью? — наконец недоверчиво спросил гость. — Притомилась, — пояснила Переяслава, отодвигая засов и словно невзначай стирая рукавом начертанную мелом руну. Маревник влетел в избу вихрем, окинул её взглядом, захлопнул дверь. И уставив горящие гневом зелёные глаза на девушку, навис над ней грозовой тучей. — Озёрникам да древесникам рада, а для меня запоры да амулеты приготовила? — он ногой отбросил в сторону забытый колдуньей талисман. — Не тебя ждала, — беспечно ответила Переяслава и, затаив дыхание, глянула на мужчину. — Не меня? — недоверчиво спросил он. — А кого? — Да повадился тут водяной чёрт проказничать, — в глазах маревника мелькнуло недоверие, — вот и решила посильнее защититься. Спала же я, говорю. Гость покивал, горделиво выпрямился и зашагал в горницу, присел на скамью, настороженно осматриваясь по сторонам. Но, не найдя ничего подозрительного, расслабился. А Переяслава налила ему густой похлёбки, постелила постель на скамье на случай, если захочет маревник заночевать, и села напротив, подперев рукой щеку и глядя, как гость ест. Когда плошка опустела, мужчина лениво поднялся. — А я ведь и правда подарки принёс, — принёс из сеней не замеченный Переяславой мешок, — думала, лгу, а, Яс? — подмигнул и вытащил лисий воротник, бросил на колени колдунье. — Холодает, — пояснил он, — и вывалил на пол груду цветного тряпья, а потом ещё что-то, завёрнутое в тряпицу: — а это птица, сваришь в следующий раз, полакомимся. Видя недоумение девушки, маревник расцвёл, разулыбался. И, как вчера, завёл беседу, заговорил о чудных местах, которые видел за лесом, рассказал о зельях, об охоте, на него начатой, о горах, где водятся невиданные твари, о долгих странствиях. — А ты что поведаешь ведьма? — под утро спросил гость, поднимаясь с лежанки, и поманил её за собой. Переяслава удивлённо подняла брови. — Скоро рассвет, тебе нужно уходить, — видно, так смешно захлопала она ресницами, что маревник захохотал, и от смеха его, гулом раскатившегося по всему дому, вновь разозлился домовой: в гостя прилетел отброшенный им намедни амулет. — С собой тебя зову, — наконец сподобился растолковать мужчина. — А к сумеркам снова сюда придём. — Ты что, — испугалась Переяслава, — а если моя… — она запнулась, вспомнив: не верит маревник, что она не ведьма. — Никто не придёт, — пообещал гость. — А коль увидит кто, так это им на беду. Колдунья нахмурилась, но любопытство оказалось сильнее. Что захотел показать ей маревник? Неспроста же он манит её в лесную чащу. Вреда не причинит: день, она сильнее, а если… — Ну ладно, — деланно неохотно согласилась она, — отвернись, я переоденусь. Второпях натянув чёрный сарафан, расшитый белыми рунами, который за эти дни приготовила она на всякий случай, колдунья присела перед крошечным зеркалом в стене и развязала ленты. Тёмные волосы волной упали на спину. Потерев щеку, Переяслава осторожно стёрла защитную руну. Маревник, по-видимому уже повернувшийся, хмыкнул, заметив этот жест. — Смешно ему, — недовольно сказала Переяслава. — Помоги лучше, Яс. Если гость и собирался шутить и смеяться над ней, то сорвавшееся с губ колдуньи прозвище попало прямо в душу маревника, если та была у нечисти. — Давай, — он аккуратно вынул из пальцев девушки уголёк, — да ты и вправду не ведьма, — Переяслава вопросительно изогнула бровь, — какая ж ведьма чертит руны на лице? Рука по-хозяйски развязала ворот рубахи и, отодвинув ткань, вывела меж ключиц ровный круг. Маревник старался, чуть ли дыхание не задерживал. — Багряная краска есть? — осведомился он, закончив. Переяслава помотала головой. Гость озадаченно уставился на незавершённую руну тёмного Бога. «Нужно… Нет, — колдунья отбросила пришедшую в голову мысль, но вновь к ней вернулась, решившись: — хотя, чем чёрт не шутит». — У тебя есть нож? — маревник вылупил глаза, но кивнул, протягивая кривой кинжал. Переяслава решительно резанула сверкнувшей в свете лучины сталью по раскрытой ладони и протянула руку гостю. — Завершай. Рассматривая в зеркало тёмную руну, колдунья подумала о том, когда успела до такого докатиться. Стоило её чуть дольше оставить одну… Но домыслить она не успела: маревник нетерпеливо постукивал ногой по порогу, изредка заглядывая в комнату и выжидательно поглядывая на девушку. — Литая ведьма, — одобрил он, когда Переяслава наконец вышла на крыльцо и захлопнула за собой дверь. Слишком близко с маревником девушка стоять боялась, поэтому сразу зашагала к калитке, затем — к лесу. Ясвет шагал следом, насвистывая что-то знакомое. Вероятно, одну из похабных базарных частушек. Идя меж кривых стволов, пролезая через кусты, Переяслава не понимала, почему её спутник не хочет ничего сказать, направить в верную сторону. Ведь она не знала наверняка, куда они держат путь. Но, заметив стелющийся вдоль дороги туман, догадалась: хитрый маревник, сообразив, что колдунья не в духе, расшугал дорожных духов и сам прокладывает путь. Умно. Почему-то девушку взяла злость. Знает же, что пошла с ним лишь, чтобы не злить. Или не знает… Переяслава обернулась. Ясвет лукаво смотрел на неё, решительно преградившую ему путь. — Куда мы идём? — требовательно спросила она. — А ты боишься? — прищуренные зелёные глаза сверкнули в сгущающейся темноте. Переяслава подняла голову. Небо заволакивали тучи. — Собирается дождь. — Ну и хорошо, не побежишь домой, — как в ничём не бывало сказал маревник, сунув руки в карманы. — Уверен? — колдунья попыталась обойти мужчину, но вокруг тропы трава как-то ненадёжно проминалась под ногой, — отойди. Ясвет не ответил, и девушка зло толкнула его. Правда, статный и широкоплечий охотник даже не пошатнулся, и колдунья отступила на шаг, заглядывая ему в глаза. Маревник моргнул, зябко поёжился. А Переяслава рассмеялась. — Ты чего, ведьма? — зло зашипел мужчина. — Нарушила последнее правило, — девушка отвела взгляд и объяснила: — правило общения с нечистью. Ты теперь заберешь мою душу? — Ещё чего, — Яс задумался, будто подбирая слова, и вдруг сказал, прямо и жёстко: — ухожу я из этих мест, ведьма. И ты в другую сторону скоро уйдёшь. Он не добавил, почему, но колдунья сама поняла, словно кто шепнул ей на ухо: чувствует маревник чужой дух в избе. И совсем не радует его расставание с гостеприимной хозяйкой. Переяслава вздохнула. — Но ты не отчаивайся, ведьма, я тебя отыщу, — пообещал Ясвет. — Нужно только метку оставить для верности. Колдунья не успела и рта раскрыть, как маревник сграбастал её в охапку, махнул рукой, заволакивая всё вокруг густым туманом, и, отыскав в бледном свете болотных огней испуганное девичье лицо, прижался своими губами к её губам.Утро
Когда занимался бледный рассвет, Переяслава сидела на крыльце избы, облокотившись спиной о перила. Маревник ушёл до полуночи, и колдунья надеялась поработать ещё, но планы её, равно как и дела, рассыпались в прах. Стайка гаёвок, обычных спутников заблудшего в лесной пуще человека, рассыпалась по непролазным зарослям, стоило девушке приблизиться к ним. Лозняки, всегда выскакивающие на дорогу, огибающую заросшее ряской озерцо, притихли в кустах. Только одна из мавок не скрылась при виде Переяславы, но и ближе подойти утопленница не отважилась. — Ведьма, — крикнула она издали, — я обещала тебе бузины собрать… Колдунья остановилась. — Так я её на крыльце оставлю, — закончила мавка и поспешила к озеру. В иной раз лозняки закидали бы утопленницу всем, что подвернётся под руку, но сейчас давняя вражда была забыта, и девушка едва не скрылась с глаз Переяславы. — Стой, — опомнилась колдунья. — Стой! В чём дело? Испуганное лицо мавки показалось из-за камышей. — Тебя охраняет маревник. — Как? — опешила колдунья. — Полюбилась ты ему, видно, — хихикнула утопленница и тут же в ужасе округлила глаза, но, не найдя гнева на лице Переяславы, продолжила: — от тебя исходит запах тумана. Колдунья со стоном опустилась на корягу, закрывая лицо руками. — Может статься, он исчезнет со временем, — предположила мавка, ныряя под воду. Исчезнет. След маревника. Переяславе захотелось смеяться. А ещё узнать — только ли нечисть ощущает защиту ночного охотника. Только вот это уже совсем другая история.