«for the night is dark and full of terror»
богдану, как и всегда, хватает ещё одной затяжки, украденной у егора, чтобы начать льнуть к нему, едва не мурлыча. если одной рукой он удерживает своё тело на весу, то другой обнимает брата за талию под футболкой. шепчет ему на ухо что-то, нарочно заигрывая и заводя. и егор поддаётся, расслабленный джойнтом и клубной атмосферой. укутанные дымом, они сидят за низким столиком на белом кожаном диване, который в ультрафиолете словно светится. их друзья отошли куда-то с сандрой, и даня воспользовался шансом усесться рядом с любимым хотя бы на чуть-чуть. ему, накуренному, на самом деле, наплевать, увидит ли их «невеста», так что следить приходится егору. а это, знаете ли, напряжно. безалкогольный клубничный дайкири стекает последними каплями с трубочки прямо на лёд, когда старший легко поднимается с дивана и, не споткнувшись, утягивает за собой брата. — оу, братик, — хихикает даня, от неожиданности задевая столик, путаясь в своих ногах и смеясь. он не против, доверчиво идёт за парнем, сжимая его руку. егор кладёт пятитысячную купюру на стойку так же резко как поднялся с диванчика, богдан не сводит с него взгляд, а бармен, задумчиво осмотрев их, даёт магнитную карту-ключ от вип-комнаты номер пять и указывает дорогу. хороший клуб, думается дане. в нём просыпается такое желание, что оно поглощает его с головой, и снова, как всякий раз, ничего не имеет значения. он хотел трахнуться сегодня, егор знает об этом, что ещё надо? толстая чёрная дверь поддаётся мускулистому парню легко, и через секунду они внутри. замок щёлкает. карточка и непонятно откуда взявшийся телефон летят на небольшой столик прямо у двери сразу за тем, как егор включает «не беспокоить». его и правда не беспокоит никто и ничто вне этой комнаты. только его маленький братик, усевшийся на кровать и жадно глядящий. он ждёт, и, о, он получит. тёмно-серая в разводах футболка — мерч любимой группы, — отправляется на кресло, оставляя старшего топлесс, пока он идёт к высокой, широкой кровати. стоит подойти, как ловкие пальцы принимаются расстёгивать ремень, пуговичку, молнию; даня стягивает джинсы, цепляет уже было резинку трусов, когда егор останавливает его, легко командуя развернуться и встать на колени. из-за высоты кровати и роста младшего, они стоят идеально. большая ладонь опускается на его шею спереди. богдан задерживает дыхание, думая о том, как красиво это, наверное, выглядит; кадыком он хорошо чувствует кожу брата. следуя за давлением, он сильнее наклоняется назад, пока низ шеи сзади не касается плеча егора, который немедленно целует его висок. как. же. сильно. это. заводит. дышать становится немного тяжело, но ему так нравится. — я хочу, чтобы ты сделал мне хорошо сегодня, — слышит даня тихий властный шёпот, и пальцы ног, немного свисающие с кровати, поджимаются как-то сами собой. — да, папочка, — едва говорит он. ничто не возбуждает больше, чем когда егор ведёт себя как п а п о ч к а, так что он с трудом контролирует себя, а тот и не думает прекращать, целуя его щеку, шею, кусая её и оставляя миллион поцелуев там, где, он знает, даня наиболее чувствителен. мягкие, тихие постанывания превращаются в развязные стоны. однако стоит ему коснуться пресса старшего, как он теряет всё это, губы егора, его руки, внезапно оказавшиеся в штанах — как хорошо, что они на резинке, — и даня выдыхает разочарованно. его дыхание сбито, а взгляд затуманенный, как и разум, но оно сейчас и не нужно. «ты что», — кое-как всё-таки выдыхает богдан, дерзости которого научил, наверное, в своё время сам егор. тот прекрасно знает, чем бы закончил он свою фразу, как и понимает, почему в итоге потерял мысль. — ты трахнешь меня сегодня или как? — наконец, недовольно, но с придыханием говорит даня, а старший как будто того и ждал. — ложись на спину, руки под неё. егор командует, а богдан не против, мгновенно, как только может быстро, исполняя приказ. конечно, в его голове скользят один вариант за другим, но на деле даня предпочитает не цепляться за них, чтобы дать происходящему поразить его. — голову спусти с кровати, — его тон возражений не терпит, и, заведённый, младший немедленно слушается. — коснёшься себя раз, и мы закончим. для тебя. понял меня? он кивает, хотя делать это так же неудобно, как рисовать ногами, и смотрит на брата с выражением полнейшего обожания на лице. не зря они братья, егор красив как какое-то блядское божество. аполлон ебаный, и даня чувствует, что подписался на что-то невозможное. как это — н е к о с н у т ь с я себя? потерявшись в своих мыслях, сосредоточенный на лице, богдан теряет момент, когда егор спускает трусы и подходит ближе, с трудом сосредотачиваясь на члене прямо у его лица. задумка теперь более чем ясна, и богдан непроизвольно приоткрывает рот. да, он безумно хочет, чтобы его выебали именно так. и старший брат не разочаровывает его ожиданием, когда стучит по щекам ладошкой, призывая шире открыть рот. егор никуда не торопится, когда входит в рот любимого братика. не пытается вколотиться по основание сразу, хотя знает, что потом богдан сможет. благо, высота кровати идеальна. больше всего ему нравится это осознание того, что сейчас он полностью контролирует ситуацию. любое движение на нём. поэтому, наверное, даня лишь шире открывает рот, стремясь спрятать при этом зубы. они достаточно часто занимались подобным, чтобы это было чуть ли не на интуитивном уровне. егор касается его щеки рукой и двигается в направлении собственной ладони, оттягивая немного кожу. он прекрасно знает, насколько твёрдый сейчас его брат, что ему нравится не иметь власти, и разве не в этом заключается лучшее: в удовольствии? по тому, как немного двигается телом богдан, можно понять, как ему хочется уже высвободить руки, но уверенность в том, что брат сдержит обещание, мешает сделать это. егор толкается глубже, ближе к горлу брата, почти совсем выходит. рот — ещё одна дыра для него сейчас, и она идеальна. егор наконец отпускает всё. медленно, но он входит до основания, наблюдая за шеей брата, движется назад, вперёд. всё неторопливо, пока он хочет лишь подразнить что себя, что его. даня безумно красивый, и ему так, блять, идёт член во рту. конечно, не любой, но член егора. и он одобряет каждое действие, теперь издавая поощрительный стон, когда может вдохнуть воздуха. его глаза немного слезятся, и это то, во что он влюбляется каждый раз. он даёт своё согласие. и егор пользуется им. он чуть склоняется и ускоряется, одной рукой аккуратно проскальзывая под футболку брата сверху — его чувствительные соски стоят той сладкой пытки, в которую это сложится сейчас. егор толкается, ощущая жар горла, он не видит слезинок в уголках глаз, но знает: они там есть. богдан непроизвольно двигает бёдрами наверх, его руки остаются на месте огромным усилием воли. настолько хорошо это чувствуется всё вместе. член, касающийся стенки горла, умелые пальцы на его сосках, эффект травки, который не исчезнет так скоро. божественная комбинация, которая стимулирует настолько, что даня ужасно хочет коснуться себя, но папочка сказал «нет». он пытается сосредоточиться на самоконтроле, когда егор ускоряется ещё немного, заставляя на секунду потерять связь с внешним миром. слюна стекает по его лицу, челюсть уже просит закрыться хоть на секунду, но богдан чувствует себя на вершине. «бляяять», — слышится сверху, когда старший на несколько секунд задерживается, войдя полностью, и даня стонет — вернее, пытается, но его голос практически полностью заглушается. ему так сильно хочется прикосновений, чувств, оргазма, что это не имеет значения. что нужно — так это чтобы егор сейчас же сделал то, что запретил делать ему. и тот делает, склонившись сильнее и оставив стоящие колом соски ради такого же члена. замедлив движения тазом, егор приподнимает резинку его трусов, немного высвобождая член. не слишком крупный, не слишком маленький, не слишком толстый и не слишком тонкий — просто, чёрт его побери, идеальный, и егор гладит его рукой, вызывая длинный, мягкий стон, который сводит с ума. его движения снова становятся ритмичными, но рукой они хаотичны. удовольствие от горла никак не помогает делать хорошо рукой, и потому дрочка совсем не столь хороша, как хотелось бы. это мучение для дани, который ощущает небольшую дрожь и мурашки по телу. потрясающее чувство. потеря контакта ладони с членом всё равно опустошает. даня ахает и давится, а затем пытается прийти в себя, когда он совсем пуст. челюсть немедленно же ноет, он не открывает глаз, не смея закрыть рот, и слышит негромкие хлюпающие звуки. егор дрочит на его лицо. дрочит размашисто, чётко, и проходит совсем немного, прежде чем он кончает на лицо брата. и восхищается, он восхищается, прежде чем приземляется на кресло где-то позади. сперма в его рту, на его губах и немного щеках с носом. и даня выглядит красиво, как произведение искусства. егору тяжело смотреть на то, как это чёртово чудо закрывает рот, причмокивает, словно издеваясь, и облизывает губы. из транса наблюдения за любимым его вырывает его же голос, дрожащий и полный вожделения. — папочка, можно я подрочу? богдан сидит, расставив ноги, на кровати. он смотрит прямо на егора, на его щеках ещё есть сперма, а руки убраны за спину, как следует, чтобы случайно не нарушить запрета. глаза распахнуты широко-широко, а волосы намокли от пота и липнут ко лбу. — да, малыш, — кое-как благосклонно выдыхает егор, внимательно смотря и едва шевеля пальцами в знак одобрения. не хочется двигаться, но так хочется посмотреть. и даня не разочаровывает. он аккуратно разводит руки, на которых, кстати, не так давно набил давно желанные рисунки, и касается себя так, словно не трогал ни одного члена в жизни. это длится лишь секунду, пока он выглядит так невинно, затем его движения выверенные. он то жмурится, кусая губы и порываясь свести ноги, то распахивает глаза и смотрит зазывающе на егора, издавая поистине неприличные звуки. конечно, конечно же, это не может занять слишком много времени, прежде чем он кончает, пачкая что-то, но не особо заботясь. он просит егора подойти, смотря на него стеклянными глазами, и когда тот подходит, обнимает его, тяжело дыша и, честно, чувствуя себя крайне хорошо. — может, ты свяжешь меня в следующий раз? предлагает даня тихо, а егор издаёт негромкий смешок. да, самое время позаботиться о громкости.***
когда они возвращаются, на столике нет дайкири, а диван всё ещё светится в ультрафиолете.