***
— Раф, я дома! Фэль аккуратно морщит нос, доставая мясной пирог из духовки. Как только Азирафаэль устроилась на работу в кафе, Кроули стала чаще её так называть, а уж фраза «раф от Рафи» по утрам стала традицией. Девушка отряхает руки, пуская по кухне белое облако муки, и слушает, как тихо матерится в прихожей Кроули, ставя свои модные тяжёлые ботинки рядом с её мягкими коричневыми сапожками и кидая мотоциклетный шлем в угол. Чёрный плащ с множеством молний и заклёпок улетает куда-то в сторону пальто Азирафаэль и падает на пол. Фэль это прекрасно знает, как знает и то, что потом аккуратно повесит его рядом со своим, чтобы крокусы с белоснежных рукавов снова обнимали стальные наручи. Кроули вламывается на кухню со звоном бутылок и запахом дождя на рыжих волосах. Она немного дрожит, что-то бурчит про проклятую холодину и обхватывает Азирафаэль, усаживаясь ей под бок на тёплом кресле и робко обнимая. Фэль снимает со спинки клетчатый плед, укрывает им Кроули и целует в лоб, расставляя бутылки на столе. — С возвращением, любимая. Кроули обхватывает голову Азирафаэль прохладными пальцами, заглядывает в лицо любопытной совой, проводит по знакомым ямочкам и нежно целует. — Возвращаться к тебе так безумно правильно. Звон бутылок наполняет светлую кухню привычным теплом. Фэль разрезает пирог, отдавая Кроули кусочек побольше и слушает эмоциональный рассказ с резкими взмахами руками о том, как сегодня в королевском ботаническом саду наконец оправился гибискус, на которого Кроули шипела две недели. На её левой руке сверкает змеиными узорами титановое кольцо. Выполненное в той же технике, но деревянное и с перьевым узором находится на правой руке самой Фэль. Когда они пришли в ювелирный салон и мастер спросил, уверены ли они в желаемом материале, Кроули сказала, что ей абсолютно всё равно, если её девушке так нравится. Сердце Азирафаэль наполняется теплом, как только она вспоминает этот эпизод и понимает, что её солнце наконец нашла работу, от которой будет приходить в восторг. Кроули тянет Фэль смотреть какой-то безумно интересный фильм, который должен побить все рекорды продаж и засыпает на одиннадцатой минуте, забавно сопя. Азирафаэль убирает листочек из её волос и выключает телевизор, перенося девушку на кровать. Тёмные очки отправляются на прикроватную тумбочку, а Фэль тёплыми пальцами проводит по уставшим глазам. Она засыпает, обнимая ту, что являлась центром её вселенной уже шесть тысяч лет и думает, как они могли так долго не догадываться об этом.***
Кроули встречает Фэль внезапно — девушка стоит с коробкой пирожных в руках у подъезда. Кроули нервно, а оттого зубасто улыбается, стараясь не дрожать от почти распахнутого плаща. Азирафаэль пристально смотрит и пропускает её вперёд, открывая ключами квартирку. Фэль проходит в коридор и иронично наблюдает, как Кроули снимает ботинки без помощи рук и косится на неё нашкодившим котом. Наконец, тишина затягивается. — Эм, дорогая? Азирафаэль облегчённо выдыхает. — Да, любимая? Кроули набирает воздуха и выдаёт пулемётной очередью, протягивая руки вперёд: — Сегодня я отобрала его у двух придурков, которые решили, что отрезать ему хвост будет весело. Конечно, теперь их сломанные носы так не считают, но он пострадал, его зовут Люц, а ещё они разрушили его норку, и зимой ему будет негде зимовать, и это очень ужасно, я не могла пройти мимо, но я всё понимаю, тебе может быть неприятно… На руках у девушки тихонько приподнимает голову маленький ужик, а Кроули начинает срываться на бормотание, опуская голову всё ниже и ниже и, видимо, уже готовясь идти со своим хвостатым другом обратно на улицу. Очки смешно съезжают с мокрого носа, грозясь почить с миром на кафельном полу. Фэль улыбается и подходит, аккуратно поглаживая чуть прохладную чешую такого же настороженного зверя. — Шшш, любимая, всё в порядке. Разумеется, мы его оставим. Иначе и быть не может. Она поднимает глаза, чтобы увидеть, как недоверчивость сменяется робким облегчением и безудержным счастьем. Тёмные стёкла разбиваются, но им троим восхитительно плевать.***
Когда землю наконец покрывает белоснежное полотно, а Кроули ещё кутается в одеяло, Фэль стоит у окна, рассматривая город. — Знаешь, милая… Я бы хотела однажды пройтись по тонкому льду, а потом окунуться в ледяную воду, чтобы захлебнуться от ощущений течения жизни по венам… Кроули налетает ветром, от сонливости не остаётся и следа, в неестественно жёлтых совиных глазах горит ужас. — Что за глупости ты говоришь, Раф, прекрати! Это полнейшая чушь, приснится же такая пакость. И думать забудь, слышишь меня! Кроули обхватывает её голову обеими руками и смотрит, смотрит, смотрит — прямо в душу, надеясь отыскать ответы на только ей ведомые вопросы. Видимо, не находит, потому что начинает лихорадочно целовать лоб, щёки, скулы, гладя мягкие светлые кудри и вдыхая запах кофе. Она с силой обнимает, словно пытается уничтожить весь мир между ними, каждую проклятую молекулу, чтобы защитить Азирафаэль от её собственных чёртовых мыслей. Фэль бросает последний взгляд в окно и мягко улыбается ей, наконец отвечая на поцелуй. Через месяц Кроули вытаскивает Азирафаэль кататься с горки, а после того, как они нахохотались до хрипа и потеряли в сугробе санки, идёт к набережной, доставая термос и наливая им какао с зефирками. Она держит Фэль за руку и встревоженно смотрит, пытаясь угадать мысли, но любимая лишь счастливо улыбается в ответ, безвозвратно отпуская тот напряжённый разговор из их жизни. У Кроули отлегает от сердца, она переплетает их руки и целует тёплые от какао губы, беззвучно радуясь, что беда прошла стороной.***
Фэль сидит на большом подоконнике с крючком и пряжей в руках. На её коленях домашним котом пригрелся Люц, а аккуратные петли становятся ладным чёрным узором — потому что, в самом деле, не розовый же будет носить её девушка. Звонит мобильный — легка на помине. — Здравствуй, моя дорогая. Что-то случилось? — Да блин, Раф, из-за предупреждения о снегопаде задержусь, нужно укрепить ветви боярышника. Зато потом — мигом к тебе, договорились? — Конечно. Только осторожней там. — Ты же меня знаешь, солнце. И апокалипсис не остановит. Фэль отнимает смартфон от уха, буквально щекой прочувствовав ухмылку последних слов и улыбается в ответ. Лишь какой-то иррациональный червячок грызёт изнутри, заставляя мучительно смотреть в окно и кусать губы. Проходит два часа и Азирафаэль уже не может врать себе, что всё отлично. Её трясёт, хотя в квартире хорошо натоплено, а от нервного хождения по комнатам не спасает кружка валерьянки. Когда мелодия пронзает воздух, в позвоночник девушки будто втыкается штифт, не дающий нормально дышать. — Алло? Где ты, милая, я уж было начала вол- — Простите за поздний звонок, мисс. Мужской голос окатывает холодным осознанием и пальцы рук начинают дрожать. — К-кто вы? Что слу- — Мне очень жаль вас огорчать. Этот контакт в телефоне подписан как «любимая», вот и позвонили вам в это время. Азраэль Кроули, если верить выпавшим правам, только что разбилась на мотоцикле. Не справилась с управлением и вылетела под грузовик. Мы очень спешим, вышлем данные больницы в смс. Вызов сбрасывается, а Азирафаэль всё сидит, прижимая динамик к уху и слушая тихий писк. Стрелки часов ходят слишком громко и Фэль хочется швырнуть в них шаром для боулинга, что Кроули однажды «одолжила» из клуба, где ей не налили выпить. Фэль вспоминает её пьяную тогда ухмылку и предложение: «Спорим, этот неудачник подумает, что я просто объелась пончиками? А вот фигушки, у меня всё-ё-ё продумано, да!» Азирафэль хрипло вдыхает, хлюпая лёгкими, как утопленница и ураганом проносится по квартире, хватая самое важное и заставляя себя двигаться. В такси она произносит адрес и чувствует подступающую истерику, читая «вам лучше поспешить» в конце строки. Она не останавливается на проходной, лишь кричит медсестре заветную фамилию через весь коридор, получая в ответ знак «V» на пальцах и тычок вверх, и начинает забег по лестнице. «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста» Она останавливается у дверей с цифрой 2 и в нетерпении обрывает ручку, залетая в палату. И замирает, зажав крик рукой. Провода утыкают приборы, тонкая вена капельницы протыкает человеческую, а рука Кроули по цвету равняется с простынёй. Левый бок практически полностью стёсан, а сквозь бинты снова сочится кровь, уже не сворачиваясь. Грудная клетка изгибается неестественными линиями сломанных рёбер, с губ капает кровь. Кроули скашивает на неё взгляд, прекращая смотреть в потолок и силится улыбнуться, не подозревая, как сжимается сердце Азирафаэль от этой кровавой улыбки. Врач говорит: «Нам очень жаль» Врач говорит: «Вы успеете попрощаться» Врач говорит: «Чудо, что она ещё жива» Фэль хочется закричать, хочется разломать безумно дорогой прибор, хочется забрать отсюда Кроули, чтобы никогда не видеть белое на белом с красными каплями, но она лишь падает на колени, хватая любимое запястье. Она знает, что выглядит жалко, что абсолютно ничем не может помочь без своих сил, что слёзы падают за ней солёной дорожкой ещё с самого такси. Кроули горько улыбается и хрипит: — Всё же..последнее… последнее чудо она сделала. Я загадала повидаться..с тобой…представляешь? Азирафаэль бледнеет до оттенка снега за окнами и наклоняется к своей любимой, целуя с железным послевкусием. Красное расплывается на простыне, мешаясь с океаном. — Мы справимся, родная, мы сможем, только держись, сейчас тебя подлатают и всё будет- — Рафи… Кроули с трудом поднимает их сцепленные ладони и улыбается из последних сил. Улыбка выходит ломаная, как и всё её тело, но искренняя. Её жуткие для окружающих глаза жёлтой радужкой передают шквал эмоций: боль, печаль, досаду на саму себя, неповиновение чёртовой системе несмотря ни на что и дикую, обжигающую первым поцелуем, любовь. Их кольца прижимаются друг к другу. — Это — лучшее, что могло случиться с моей пропащей душой. Прости меня, солнце. Я знаю, что мы пережили слишком мало в жизни вместе, прости. Живи..живи за нас обеих… Улыбка Кроули ломается фарфоровой маской, глаза закрываются и пушистые ресницы блестят в неверном больничном свете каплями не пролитых слёз. Рука безвольно падает, а писк кардиографа настойчиво ввинчивается в уши. Фэль закрывает их руками и кричит, кричит, кричит, обнимая уже безвольное тело самого дорогого для себя существа. Ту, что всегда была светом, хотя и упала во тьму, ту, что отказалась с ней на пару от бессмертия в обмен на покой, ту, что защищала её всегда — но которую она не смогла уберечь и сообщить, что жизнь без неё — пуста. В груди разгорается огонь, вспышка, сверхновая, выжигая бывшую некогда бессмертной душу Азирафаэль. Издевательской перемоткой тянутся флэшбеки их совместных воспоминаний: Фэль впервые готовит Кроули переслащенный кофе, который та расплёскивает по всей кухне; Кроули с поистине дьявольской ухмылкой протягивает Фэль шлем, вызывающе склоняясь с чёрного как тьма мотоцикла; Фэль с ошарашивающей быстротой узнаёт про смайлики, отправляя Кроули смс с максимальным количеством сердечек; Кроули попадает под дождь и Фэль открывает дверь, застывая с громким визгом в голове, потому что укладка Кроули похожа на сущий, но такой милый, кошмар; Фэль играет на гитаре песню собственного сочинения, а Кроули краснеет буквально всем лицом, закрывая глаза рукавом, но не сумев спрятать широкую улыбку; они в лесу у костра и Кроули рассказывает кучу фактов про весь небосвод, приятно удивляя Фэль, которая дополняет рассказ мифами; они на морском побережье и Кроули теряет очки, впервые увидев смущённую Фэль в купальнике; они вместе моют посуду, подпевая Квин и Ариане Гранде; Кроули, Кроули, Кроули, её улыбка, её смех, её объятия, её шёпот, её аура, её вечная привычка защищать и шрам на спине, её совиный взгляд и чёрные очки, её духи и любовь к чёрному цвету, её заверения в дьявольской натуре и скачки по комнате при взгляде на Люца в свитере, её вечная метель в душе и холодные пальцы, её переходящая границы любовь. Азирафаэль открывает глаза и видит изломанное тело, которое совершенно точно не Кроули. Азирафаэль теряет себя в боли, которая разрывает ей грудную клетку, выворачивая наизнанку. Она читала про страшные казни викингов, но боль на физическом уровне сейчас кажется ничего не значащей. Грудь Фэль сотрясается от всхлипов, а крик полосует больничную тишину, оставляя рваные прорехи в мироздании. Её тщательно оберегаемая реальность рушится с грохотом в ушах, а хрупкие стенки тепла ломает беспощадное её больше нет. Больше никто не обнимет ночью, шепча на ухо успокоительный бред, больше никто не сломает челюсть тому, кто плохо посмотрел, больше никто не придёт поздно вечером с бутылкой алкоголя в руках, больше никто не поцелует так, как целовала она, больше никто не посмотрит с тонной обожания во взгляде, больше она никому не н у ж н а Врачи врываются, когда Азирафаэль уже опрокинула тяжёлую машину и разбила окно капельницей, впуская метель в палату. Врачи врываются, чтобы в последний раз увидеть осмысленный взгляд сквозь светлые кудри. Врачи врываются, чтобы зафиксировать время смерти